Властелин замка - Виктория Холт

— Возможно, это подделка.

— Мадемуазель, никто из де ла Таллей не наденет на себя поддельных драгоценностей.

Я не могла не улыбнуться в ответ на это. В это время мы подошли к узкой, неровной лестнице.

— Она ведет в подземелье, мадемуазель. Здесь восемьдесят ступенек. Я их посчитала. Можете себе представить. Пожалуйста, держитесь за веревочные перила.

Я стала спускаться следом за ней; лестница сужалась и закручивалась в спираль, поэтому нам приходилось идти друг за другом.

— Вы чувствуете холод, мадемуазель? — в голосе ее слышалось волнение. — О, только представьте, что вас бросили сюда, и вы никогда не сможете выбраться. Сейчас мы находимся ниже уровня рва. Вот где наша семья имела обыкновение держать людей, оскорбивших нас.

Одолев восемьдесят ступеней, мы обнаружили тяжелую дубовую обитую железом дверь; на ней была вырезана следующая надпись, отдающая мрачной иронией:

«Милости просим, дамы и господа,

во владения графа де ла Талля».

— Вы находите это приглашение любезным, мадемуазель? — Она лукаво улыбнулась мне, на мгновение снова став шаловливой.

Я содрогнулась.

Она приблизилась ко мне и прошептала:

— Но теперь все по-другому, мадемуазель. Мы теперь так не развлекаемся. Давайте войдем. Посмотрите, в стенах ниши. Это и есть те самые клетки. А вот и цепи. В них заковывали узников и время от времени приносили им хлеб и воду. Долго они здесь не задерживались. Видите, даже сейчас темно, а когда дверь закрыта, света совсем нет... ни света... ни воздуха. Когда мы придем в следующий раз, нужно принести свечи... или лучше фонарь. Здесь просто нечем дышать. Если бы захватили свечу, я бы показала вам надписи на стенах. Некоторые выцарапывали молитвы святым и Божьей Матери. Другие — проклятья де ла Таллям.

— Находиться здесь — опасно для здоровья, — сказала я, глядя на плесень на скользких стенах. — И как вы сказали, без света здесь мало что можно увидеть.

— Каменный мешок по другую сторону стены. Пойдемте, я вам покажу. Говорят, в каменном мешке привидения появляются даже чаще, чем здесь, мадемуазель, потому что судьба этих узников была еще страшнее.

Она лукаво улыбнулась и повела вверх по ступеням. Распахнув дверь, она объявила:

— Вот и оружейная галерея.

Я вошла в нее и перед моим взором предстало оружие всех видов и размеров, расположенное вдоль стен. Сводчатый потолок поддерживали каменные колонны; пол, выложенный гладкими плитами, в некоторых местах был покрыт коврами. Те же каменные скамьи, что и в моей комнате, сужающиеся до щели оконные проемы, почти не пропускающие света. Я вынуждена была признаться себе, — хотя Женевьева бы этого никогда не сказала, — что в этом помещении было нечто зловещее. В течение столетий в нем ничего не менялось, и я могла вообразить себе, как ничего не подозревающая жертва входит в эту комнату. Единственный стул, украшенный искусной резьбой, стоял почти как трон. Интересно, почему его оставили в такой комнате. Это был большой деревянный стул, спинку украшали изображения из геральдических лилий и герба рода де ла Талль. Я вообразила человека, сидящего там — разумеется, в облике нынешнего графа — он разговаривает с жертвой, а потом внезапно нажимает на рычаг, высвобождающий пружину люка; вопль отчаяния или мгновение молчаливого ужаса — предназначенный в жертву понял, что с ним произошло, когда пол разверзся под его ногами, и он упал вниз, к тем, кто уже попал туда раньше, чтобы никогда больше не увидеть дневного света и стать забытым навеки.

— Помогите мне сдвинуть стул, мадемуазель, — сказала Женевьева. — Пружина под ним.

Мы вместе сдвинули преподобный стул, и Женевьева свернула коврик:

— Вот, — продолжала она. — Я нажимаю здесь... и смотрите, что происходит.

Раздался скрежещущий звук, и большая квадратная дыра появилась в полу.

— В давние времена все делалось быстро и бесшумно. Взгляните вниз, мадемуазель. Не многое можно увидеть, правда? Но здесь есть веревочная лестница — она хранится в шкафу. Дважды в год слуги спускаются туда, наверное, для уборки. Конечно, там сейчас все в порядке. Никаких костей и разлагающихся трупов, мадемуазель. Только привидения... а вы в них не верите.

Она принесла веревочную лестницу, повесила ее на двух крюках, закрепленных под полом, и опустила ее вниз.

— Ну как, мадемуазель, вы спуститесь со мной? — смеясь, она начала спускаться по лестнице. — Я же знаю, вы не боитесь.

Она ступила на пол внизу, и я последовала за ней.

Мы очутились в небольшой камере; из открытого люка в нее проникало немного света, но его было достаточно, чтобы осветить печальные надписи на стенах.

— Посмотрите, здесь отверстия в стенах. Они были сделаны специально. Узники думали, что через них отсюда можно выбраться. Это что-то вроде лабиринта, в котором можно заблудиться; они думали, что если им удастся найти дорогу среди этих ходов, они вырвутся на свободу. Но возвращались они опять в каменный мешок. Это называется изощренной пыткой.

— Как интересно, — сказала я. — Я никогда ни о чем подобном не слышала. Это изобретение должно быть единственным в своем роде.

— Хотите посмотреть, мадемуазель?! Я знала, что вам захочется, потому что вы же не боитесь? Вы очень смелы, и вы не боитесь привидений.

Я подошла к отверстию в стене и сделала несколько шагов в темноту. Я прикоснулась к холодной стене и через несколько секунд осознала, что ход заканчивается тупиком: это была просто выемка в толстой стене.

Я обернулась и услышала тихий смешок. Женевьева поднялась вверх и уже поднимала за собой лестницу.

— Вам так нравится прошлое, мадемуазель, — сказала она. — Здесь оно есть. Де ла Талли до сих пор оставляют свои жертвы умирать в темницах.

— Женевьева! — пронзительно закричала я.

Она смеялась.

— Вы лжете, — так же резко ответила она. — Но, наверное, сами об этом не подозреваете. Сейчас самое время выяснить, боитесь ли вы привидений!

Крышка люка со стуком захлопнулась. На мгновение темнота показалась кромешной, а потом мои глаза привыкли к ней. И через несколько секунд весь ужас моего положения стал доходить до меня.

Девочка замыслила это вчера вечером, когда ее отец предложил ей показать мне замок. Через какое-то время она освободит меня. Все, что мне нужно делать, это сохранять спокойствие, отбрасывая даже мысль о страхе, и ждать, когда меня освободят.

— Женевьева! — позвала я. — Открой люк немедленно.

Я знала, что моего голоса не слышно. И стены, и плиты над моей головой были необыкновенно толстыми. Какой был бы смысл в каменных мешках, если бы оттуда доносились крики жертв? Само их название предполагало, что происходило с теми, кто был туда заключен. Забвение!