Тревожная ночь - Марк Симович Ефетов

опытный комбайнер, а обдурил тебя мальчишка. В Грузии много земель, которые расположены на склонах гор. Ну, а ты же сам знаешь, что при работе комбайна на участке, имеющем уклон всего в пять градусов, потеря зерна составляет примерно десять процентов. И причину знаешь: при работе комбайна на неровной местности нарушается режим работы решета — масса нормально не обрабатывается, и потому…

Кустов. Ты мне лекцию не читай. Ты скажи, почему Перепелкин арап и жулик? Слышишь?

Балашник. Слышу! Не глухой. Объясню. Чертеж этот был напечатан в книге, которая рассказывает про опыт грузинских механизаторов. А твой Куропаткин…

Кустов. Перепелкин!

Балашник. Извиняюсь. Одним словом, твой первейший помощник чертеж из этой книги — как бы это сказать, чтобы тебя не обидеть, — позаимствовал, что ли. И самую эту идею приспособления тоже, это самое, позаимствовал на все сто процентов. Наши ребятки как раз в это время были в нашей библиотеке и еще поражались, какой молодец: маленький чертежик из книги, а как здорово копирует. Твоего этого Куро…

Кустов. Перепелкина!

Балашник. Извиняюсь. Твоего Перепелкина чуть было за инженера не приняли. Думали, что он выполняет какое-нибудь задание Каляги. А он, видишь ли…

Кустов. Хватит! Все ясно. Я с этим новатором-изобретателем поговорю. А приспособление готово?

Балашник. Можешь забирать. Здорово грузины эту штуку придумали…

Вот на этом и кончился разговор знатного комбайнера Кустова со старшим механиком Балашником. А дальше события развивались так.

13. ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Хлынул дождь. И какой! Утро сменилось ночью, суша стала водным пространством, будто это было не пшеничное, а рисовое поле.

Коля успел только подхватить брезент с гайками и шурупами, завернуть их кое-как, прижать к груди и бежать в домик бригады.

Ну и дождь! Завихрил, закружил, заломал колосья. Положил их на землю и ну молотить!

Сколько же длился этот ливень?

А кто его знает? Если спросить Колю, он скажет: год. Ему время-то, когда по его вине гибли хлеба, показалось вечностью…

Но дождь прошел быстро. Темно-фиолетовая, будто чернилами наполненная, туча отлетела куда-то вбок, и над хлебами во все лучи засветило солнце. Дождевые капли сразу же показались драгоценными камнями, лужи превратились в зеркала, а крыша домика бригады стала вроде лакированной. И стало не просто жарко, а парко, как в бане. Пар пошел от столов и навесов полевого стана, пар повалил от кузовов автомашин, от брезента, который прикрывал машины. Брезент этот повис, превратился в чашу, до краев наполненную дождевой водой.

Коля стоял в луже, закатав бубликом брюки. Под навесом «табора» дождь не промочил его. Но Оле-копнильщице казалось, что после дождя Коля стал какой-то размытый, ослабленный. Он стоял не шевелясь, а бурные потоки желтой воды обмывали его ноги, как весеннее половодье обмывает быки моста.

— Ко-о-ля! Никола-ай! — закричала Оля, сложив ладони рупором у рта.

Коля не откликнулся. И тогда Оля, шлепая по воде, подошла к нему и, крепко схватив за плечи, тряхнула:

— Ты что?

— Ничего.

— Монумент!

— Что?

— Ничего! — И засмеялась. — Работать надо…

Оля никогда не задумывалась над тем, какой у нее характер — плохой или хороший. Только иногда, столкнувшись с очень скупым человеком, думала, что она добрая, а встретившись с добряком, считала себя скуповатой. Так бывало всегда в тех случаях, когда ее поражали в ком-либо ярко выраженные черты характера. И вот сейчас, почувствовав в Коле растерянность, она ощутила себя смелой и решительной.

— Промок? — спросила Оля.

— Нет. И все части от комбайна сберег. Это главное. Они сухие. Можно собирать.

— Они-то сухие, — усмехнулась Оля, — а ты-то весь какой-то не такой.

Она еще и сама не знала, удастся ли спасти хлеб. Можно ли поднять полегшие хлеба? Но у нее была уверенность, что все обойдется, и думала она примерно так: «Конечно, случилась беда. Но ведь не первый раз во время уборки идет дождь, пусть даже такой сильный. Главное, не опускать руки, не вешать носа, не теряться. Нет такого положения, из которого нельзя было бы найти выход. Надо быть спокойным и, главное, действовать без паники. А вот Коля Перепелкин совсем раскис. Другим ведь был парень до дождя. Совсем другим!»

14. КУЗЬМА ИЛЬИЧ ЕДЕТ!

Не зря Кустов ездил в рисосовхоз. Пригодилась-таки дружба с рисоводами.

Почти ежегодно урожай риса полегает на всех площадях. И вот передовые механизаторы-рисоводы создали специальные приспособления к комбайнам, которые позволяют полностью собирать урожай, несмотря на большую влажность риса. Об этих-то приспособлениях и подумал Каляга, еще когда только предвещали плохую погоду. Известно ведь, что хорошо идет работа у того хозяина, который телегу готовит зимой, а сани — летом…

Оля еще стояла возле Перепелкина, стараясь понять, что с ним произошло, когда по дороге на ток, разбрызгивая грязь, примчался на мотоцикле Кустов.

Казалось чудом, как его мотоцикл не вязнет в жирной земле, а мчится, выбрасывая из-под колес целые фонтаны черной воды.

— Кузьма Ильич едет! — радостно воскликнула Оля.

Перепелкин рванулся было ему навстречу, но потом резко повернулся и вошел в домик бригады.

С Кустовым они встретились в комнате бригадира, где стояли кровать и столик с рацией «Урожай». Кузьма Ильич отвязал от багажника и внес в комнату тяжелый ящик.

— Распакуй, — сказал он Коле, не глядя на него, и вышел из комнаты.

Хорошая земля чернозем, но после сильного дождя ходить по такой земле мука. Вытаскивая сапоги из липкой грязи, Кустов шел к комбайну, стараясь не думать о Перепелкине. Прошедший дождь так взволновал Кустова, что история с Перепелкиным отошла на второй план. Думалось о другом: «Рис убирают