Золотой Лингам - Александр Юдин

Наконец, Алексей, ты сам мне вчера говорил, будто Людмила Тихоновна упоминала о некоем мужчине, которого ранним утром двадцать шестого видела возле бани. Кто это был, она якобы не разглядела, но заметила рюкзак у него на плече…Так?

– Она решила, что это я или Димка, – ответил Рузанов, – а мне тогда как раз пришла в голову мысль, что, может, он рыбачить на Павлов пруд отправился…

– Вот именно. Но мог ли это быть Скорняков? Вряд ли. Другое дело, если бы старуха видела голого мужика с ножом… Тогда – да. Следовательно, это вполне мог быть убийца. Тем паче, что Димкин рюкзак так и не нашелся. Таким образом, суммируя эти сведения, мы можем сделать предположительные выводы о месте и времени преступления – оно было совершено в бане, на рассвете двадцать шестого августа!

Костромиров поднялся из-за стола, некоторое время молча вышагивал по комнате, озабоченно хмурясь и нервно потирая руки, потом решительно уселся обратно и продолжил:

– Теперь придется перейти к самой неприятной части. Давайте подумаем, как будет рассуждать следствие. Итак, нас здесь, в деревне, четверо и теоретически каждый может попасть под подозрение. Ну, меня и старуху можно сразу исключить – ни возможностей, ни мотива… Ты, Тань, тоже по женской своей слабости вряд ли сумела бы убить, да еще и оттащить тело за километр от места преступления. Вот и получается, что из всех присутствующих убить Скорнякова мог только ты, Алексей…

Рузанов сначала недоуменно вытаращился на Игоревича, потом несколько истерично рассмеялся:

– Мощно, доцент! Слов нет, логика – железная! И какой же мотив, по-твоему, это самое следствие может мне приписать? С какого перепугу мне нужно было убивать Димку?

– С этим-то как раз все просто – ревность, страсть, соперничество из-за женщины и все такое… Нужно быть слепым, чтобы не заметить, как ты смотришь на Татьяну… Я не прав? Ну а Димка – встал на пути… Может, даже предложил уже руку и сердце. Партия-то он, безусловно, более выгодная, и, вполне вероятно, что женщина, да еще и обремененная ребенком, предпочла бы именно его. Тут важно не это… Впрочем, будет лучше, если я просто изложу свое видение событий… то есть – как они должны были развиваться, когда бы убийцей был именно ты. Значится, так: ранним утром в субботу ты тихонько поднимаешься с постели и идешь в баню… Ведь ты же вставал и выходил из дома часов в шесть утра? Татьяна же это запомнила!.. Но Димка уже проснулся и вышел на крыльцо, поэтому ты оглушаешь жертву ударом бутылки по голове, затаскиваешь в помещение и там добиваешь ударом ножа в сердце. Встает вопрос: что делать с трупом? Надолго отлучаться ты опасаешься – Танька может заметить, и ты, запихнув труп за каменку… подкоптиться, так сказать… хватаешь его вещи – одежду и все, что попадается под руку, и прячешь где-то недалеко в березках (в это время тебя и замечает бабка Люда), после чего спешишь вернуться в избу… Дело сделано. Поскольку большинство Димкиных вещей отсутствует, днем тебе удается создать впечатление, что он куда-то смотался. Но труп по-прежнему в бане, и что с ним делать, ты никак определиться не можешь… И вот тут, когда Татьяна уезжает в Нагорье, старуха Развоева показывает тебе местное чудовище – Анчипку, и у тебя зарождается остроумная мысль, скормить ему покойника! В полном смысле – концы в воду! Возможно, мое появление несколько нарушает твои планы, но не слишком: под тем предлогом, что хочешь поработать, ты отправляешься на ночь в баню, намереваясь, когда все будут спать, оттащить тело к пруду. С этой целью ты, между прочим, и захватываешь с собой керосиновую лампу – в темноте дороги не найти… Ты относишь тело к водоему, причем, конечно, пачкаешь сапоги болотной грязью и ряской, которые утром я и обнаруживаю на их подошвах… Но там, у пруда, у тебя в памяти всплывают мои слова о том, что щука не в состоянии заглотить взрослого человека. А ты желаешь все сделать предельно изящно – чтобы никаких следов! Тогда тебе на ум приходит идея расчленить труп и скормить его Хитнику по частям; ты возвращаешься за топором, но – вот беда! – дверь в избу оказывается заперта… Я, кстати, слышал, как ночью кто-то скребся на крыльце… Ну так вот, ситуация, казалось бы, патовая, ты – в растерянности… Лишь когда уже на рассвете Татьяна, отлучась на двор, оставляет входную дверь открытой, тебе удается проникнуть в горницу и взять наконец топор… Встреча со мной расстраивает и эту твою последнюю попытку навсегда избавиться от трупа… Дальнейшее – известно.

Татьяна, до сей поры слушавшая Костромирова с пристальным вниманием, неожиданно хлопнула по столу ладонью и резко заявила:

– Ерунда! Притянутая за уши ерунда! Ты забыл самое главное – я вчера вечером разговаривала с Димкой по телефону! И он был жив и здоров!

– А ты убеждена, что разговаривала именно с ним? – вкрадчиво поинтересовался Игоревич. – Ты хорошо его слышала? Узнала голос?

– Ну-у, – замялась Гурьева, – слышно было, правда, плохо… и голос… Но тогда, с кем я могла говорить?! Я же звонила на его мобильник!

– Нетрудно догадаться, – отозвался бледный, будто привидение и молчавший до сей поры Рузанов, – если с тобой разговаривал не Димка, то это мог быть только убийца.

– Убийца?! – сдавленно ахнула Танька.

– Конечно, – повторил Алексей. – Короче, убийцу можно вычислить по мобильнику, его и надо искать.

– Я его уже нашел, – устало ответил Рузанову Костромиров, выкладывая на стол черный «Samsung». – В кармане твоей телогрейки.

Глава 17

УСПЕНИЕ

Несколько мгновений Рузанов изумленно смотрел на телефон, внезапно лицо его стало темнеть, наливаться кровью и, наконец, совершенно преобразилось, искаженное чудовищной гримасой злобы.

– Хитер, собака! – процедил он сквозь зубы и, сжав кулаки, стал тяжело подниматься с топчана.

Но ни он, ни сидевшая напротив Гурьева не успели заметить молниеносного, как мысль, движения Костромирова, а тот уже приложил ладонь к затылку Алексея и слегка нажал большим и указательным пальцами куда-то чуть пониже ушных раковин. Взгляд Рузанова немедленно потерял всякую осмысленность, веки стали смыкаться, а сам он принялся заваливаться набок, точно нанюхавшись эфира. Горислав подхватил его под мышки и бережно уложил обратно на топчан.

– Не беспокойся, – сказал он Татьяне, – все в порядке, часа через два очнется… даже помнить не будет, что отключился.

Но Гурьева его не слышала, она сидела, зажав обеими руками рот, а в ее расширенных зрачках плескалось темное пламя ненависти и ужаса.

– Гад! Гад такой! – буквально взвизгнула она через секунду срывающимся от душившего ее бешенства голосом. – Мразь! Гадина!

– Ну, ну! – остановил ее Костромиров, заметив, что она порывается вскочить и броситься на Рузанова. – Горячиться не надо! И, вообще, – прибавил он с кривой усмешкой, – довольно странно все это слышать в адрес человека, который ради обладания тобой готов был пойти даже на преступление…

Татьяна дико взглянула на него и зашлась в судорожных рыданиях, не переставая твердить: «Гадина! Гадина!».

– Да успокойся же, наконец! – прикрикнул на нее Игоревич. – Возьми себя в руки! Тут еще далеко не все ясно, придется еще разбираться… Даже если все и было, как я описал, не думаю, что Лешка до конца осознавал, что делает… Да что там! Уверен, что не осознавал!

– Что значит, «не осознавал»?! – снова взвилась Танька, вытирая слезы. – Он что – лунатик?! Все он прекрасно осознавал… Гадина такая!

– Так. Теперь успокойся и выслушай меня. Молча! – сказал Костромиров. – Если мы допустим, что он действовал вполне осознанно и целенаправленно, то версия моя становится совершенно несостоятельной, проще говоря, – рассыпается ко всем чертям. Подумай сама: нельзя ведь не признать, что убийство было совершено хладнокровно и даже изобретательно. Верно? Почему же столь хладнокровный и изобретательный убийца оставляет такое количество следов? Точнее, не предпринимает ни малейших усилий скрыть эти следы? Он и не думает уничтожать пятна крови в бане, хотя имеет все возможности для этого. Окровавленную бутылку – просто отбрасывает в сторону. Не делает никаких попыток отговорить меня от похода на Павлов пруд. Напротив, он сам ведет меня туда и, более того, сам же обнаруживает труп! Зачем? Где здесь элементарная логика? Ведь, не будь найдено тело, завтра бы… то есть уже сегодня, – поправился Игоревич, глянув на занимающийся за окном рассвет, – он бы со спокойной душой проводил нас с тобой восвояси, а сам довершил бы начатое. Разве нет?

– Конечно! – вскричала Гурьева. – Это же он нашел Димку! Значит, убийца – кто-то другой…

– Да погоди ты! – прервал ее Костромиров. – Что ты, в самом деле, из крайности в крайность бросаешься! Зачем тогда, скажи на милость, ему было пудрить тебе мозги и под личиной Скорнякова уверять, что тот – в Москве? Между тем, все становится на свои места, если предположить, что днем Лешка не помнил, что он делал ночью…