Твоя навеки - Лора Грэхем

Мик, обернувшись, недоуменно уставился на нее своими непроницаемыми черными глазами.

— За что?

— За то, что вела себя так глупо. За то, что поставила вас в неловкое положение в присутствии Гэйджа.

У Мик вырвалось словечко, явно не предназначенное для женских ушей. Фэйт ошеломленно заморгала и почувствовала, как кровь прилила к лицу.

— И за то, что не умею выражаться, как вы, тоже извините, — еле слышно выдохнула она.

Глаза у Мика округлились еще больше, а мгновением позже он почувствовал, как его распирает смех. Уголки его рта взметнулись вверх. Он понял, что Фэйт пытается шуткой разрядить напряжение, непроницаемой стеной стоявшее между ними все эти последние часы. И сейчас она тоже ответила улыбкой, и голубые глаза ее весело заблестели.

В Мике что-то дрогнуло, и, распахнув объятия, он хриплым голосом сказал:

— Мир, и навеки! Идите сюда!

Женщина колебалась, что было совершенно естественно с ее стороны, но не настолько долго, чтобы он успел пожалеть о своем порыве и отменить свое предложение. И не успел он опомниться, как она уже была в его объятиях — на этот раз по своей собственной воле, доверяясь ему с такой непосредственностью, что сердце сорокалетнего отшельника сжалось.

Вздохнув, Мик закрыл глаза и зарылся лицом в ее длинные шелковистые волосы.

— Я беспокоился о тебе весь вечер, — неохотно признался он. — Мне так не хотелось никуда уезжать, когда ты так расстроена.

— Я уже привыкла в одиночку справляться со всеми невзгодами, — А вот к чему она не привыкла — так это чувствовать себя уютно и спокойно в мужских объятиях.

Микроволновая печь загудела, и Мик отпустил Фэйт, подумав, что ему, пожалуй, следует остерегаться этих игр — слишком уж приятно ему обнимать эту хрупкую женщину, слишком легко он входит во вкус.

Поставив ужин на стол, Мик жестом предложил Фэйт присоединяться к трапезе. Ока налила себе стакан молока и уселась напротив.

— Вам удалось выяснить, что случилось с этими несчастными коровами? — спросила она первое, что пришло в голову.

Мик отрицательно мотнул головой.

— Куча всяких странностей, которые не поддаются никакому логическому объяснению.

Ему совсем не хотелось обсуждать эту тему. С Нэйтом и Джеффом он поделился своими соображениями о том, что сумел обнаружить, а другим до поры до времени ничего знать не следовало. До того момента, когда свое заключение дадут криминалисты, всякие предположения были бы чистой воды спекуляцией, а Мик не принадлежал к числу тех, кто любит переливать из пустого в порожнее. Его готовили на роль бойца, коммандос, специалиста по сбору разведывательных данных. По сути, он всегда и везде имел дело с фактами, углубляться в дебри умозаключений ему было ни к чему.

Но где-то в глубине сознания, в тех его уголках, до которых не добраться никакой науке, первобытная интуиция нашептывала ему, что дело обстоит вовсе не так, как может показаться на первый взгляд, и зрительное впечатление может подвести, если ты имеешь дело с иллюзией. Встревоженный и недовольный собой, Мик вонзил вилку в отбивную, а потом, подняв глаза, обнаружил на себе пристальный взгляд Фэйт.

— Изучаешь? — угрюмо спросил он. Она только и делает, что смотрит на меня: то ли из страха, то ли из праздного любопытства, то ли еще по какой причине. И сейчас он абсолютно сознательно задал резкий вопрос, чтобы наконец выяснить для себя это.

Но вместо того, чтобы вспылить или испугаться, она, залившись краской, тихо сказала:

— Восхищаюсь.

Черные глаза Мика чуть сузились.

— То есть?

— Вы кажетесь… таким уверенным в себе. Таким сильным. Таким независимым. И я все время спрашиваю себя, возможно ли такое — жить и ничего на свете не бояться? Как должен чувствовать себя человек, который ничего не боится?

Мик умял вторую отбивную и тут же принялся за третью.

Наверное, он принял меня за наивную дурочку, решила Фэйт, видя, что он по-прежнему не отвечает. За дурочку и за трусиху… Но он вдруг заговорил, и голос его рокотал, как дальний раскат грома.

— Страх — это другое название инстинкта самосохранения, — неторопливо, как на лекции, сообщил он. — Страх чувствуют все без исключения люди. По причине страха даже малый ребенок боится совать руку в огонь.

Он явно пытался утешить ее, но Фэйт прекрасно знала, что ее страх не имеет ничего общего с древним природным инстинктом.

— Наши страхи рождаются из обстоятельств, угрожающих нашему существованию, — продолжал разглагольствовать Мик, — и как только обстоятельства меняются, постепенно исчезают и страхи. — Он пристально посмотрел в глаза Фэйт. — Вот вы, Фэйт, вы уже начали преодолевать свои страхи…

Да, начала, поняла вдруг Фэйт. Пусть чуть-чуть, но начала.

— А вы сами чего-нибудь боитесь, Мик?

Вообще-то это было нескромно — задавать такой вопрос, но ей очень хотелось убедиться, что даже этот сильный, уверенный в себе мужчина иногда чего-то боится. Такое признание с его стороны ничуть не разочаровало бы ее, только сделало бы Мика более человечным, более понятным, более близким.

Пришел его черед удивить ее, и он это сделал, произнеся слова, которые никому в жизни не говорил:

— Я боюсь оказаться похороненным заживо.

Онемев, Фэйт уставилась на него своими пронзительно голубыми глазами. Мик перевел взгляд на тарелку и неслышно вздохнул. Ну вот! Сейчас последуют еще вопросы, и, что самое глупое, я сам в этом виноват. Она начнет расспрашивать, и я невольно нагрублю ей. Опять весь вечер будет испорчен. Но грубить ей нельзя — она, в конце концов, не заслужила подобного обращения.

Не дожидаясь, пока она заговорит первой, Мик резко отодвинул от себя тарелку и поднялся из-за стола.

— Пойдемте посидим в гостиной, — сказал он отрывисто. Если уж выворачивать душу наизнанку, то по крайней мере в комфортабельных условиях, с чашечкой кофе в руках.

В гостиной он опустился на диван, и Фэйт, к его удивлению, не стала искать более безопасного места в каком-нибудь из дальних кресел, а уселась рядом.

Увидев ее гордо приподнятый подбородок, он понял, что это ее вызов самой себе и своему страху, попытка выйти из заколдованного круга, по которому она ходила последние несколько лет своей жизни.

От лампы по комнате разливался уютный золотистый свет, но ветер за окном выл, дребезжа стеклами — начиналась ожидаемая с обеда снежная буря.

— Уже вторая буря подряд, — заметил Мик. — Я связывался с управлением, и мне сообщили, что ветер будет ураганный, но без снежных заносов. Столько снега в это время — вещь для нас необычная.