Великий Годден - Мег Розофф

– Почему бы тебе не присоединиться к нам и не сыграть Офелию? Ты будешь великолепна.

Но она сказала, что лучше уж отправится с мамой в город.

– Я тоже не собираюсь играть Офелию – отвечаю до того, как ты спросил.

Он улыбнулся мне:

– А почему нет?

Мэтти очень не понравилось, что он чуть ли не попросил помочь Мэлу и меня.

– Сама не понимаешь, что теряешь, – сказал он, вставая, и пошел к Мэлихоуп.

У Мэтти на глазах появились слезы, но она успела отвернуться прежде, чем я смогла что-то сказать. А что я могла сказать?

Я вернулась в башню и легла на кровать. День предстоял жаркий и безветренный; солнце припекало все сильней. На берегу наверняка было прохладнее, но я была слишком вялой, чтобы куда-то идти, и потому дремала и думала о Ките, о его опытных холодных руках. Я знала, что он не чувствует к Мэтти того, что чувствует ко мне, – она была для него слишком хорошенькой и простой. Он пришел ко мне за чем-то сложным, темным, захватывающим. Вот что говорила я себе.

В дверь тихо постучали, так тихо, что сначала я не поняла, действительно ли кто-то стучит или же что-то происходит на лестнице. Я встала и открыла дверь, не слишком довольная тем, что меня потревожили.

Сюрприз! Хьюго.

– И как ты считаешь, что ты делаешь? – Он сердился.

Мы смотрели друг на друга дольше, чем полагается.

– Тебе следовало быть осторожнее, – наконец сказал он.

– Правда? А твоему брату не следовало бы отвечать за свои поступки?

– Само собой.

Само собой? Я стояла, руки в боки, и таращилась на него, потеряв вдруг уверенность в себе:

– Что?

– Да он просто сволочь. Вот что.

Я продолжала смотреть на него.

– В него все влюбляются. Разве ты не видишь?

Разумеется, я видела, но не хотела слышать этого от Хьюго.

– А тебе какое дело до того, чем я занимаюсь?

Он медленно моргнул. Его глаза потемнели, лицо помрачнело.

– Ты ничего не понимаешь, так? – спросил он. – Я пытаюсь помочь, и если бы ты не была непроходимой тупицей, до тебя бы наконец дошло.

Его взгляд переметнулся на стену за моей спиной, где висел мой рисунок мертвого баклана. Хьюго несколько секунд смотрел на него, а затем повернулся и вышел из комнаты, колотя кулаками по воздуху, будто хотел пробить путь к двери. Я взглянула на берег, но он там не появился – либо скрылся на кухне, желая сделать так, чтобы я распсиховалась, либо просто растворился в воз- духе.

Я слетела вниз по лестнице:

– Хьюго!

Алекс оторвался от компьютера:

– Хьюго здесь нет.

Я от огорчения чуть не топнула ногой. Около дома его тоже не было. Равно как и в доме. Он что, умеет менять обличья? Я побежала к Мэлихоуп, но не обнаружила его и там.

– Прости, дорогая, – сказала мама.

– Хочешь кекс? – Хоуп протянула мне тарелку с яблочным кексом.

Я хлопнула дверью, пошла к дому и налетела на Мэла, возвращавшегося с пляжа.

– Что случилось? – нахмурился он.

– Ничего.

– Поговори со мной. – Он потянул меня прочь от дома.

– Гребаные Годдены, – наконец сказала я.

– А.

Я покачала головой, пытаясь вытолкнуть из себя слова:

– Хьюго невозможен. Не знаю, как можно дружить с ним и стоит ли вообще это делать. Иногда мне кажется, он мне нравится, а иногда… приводит в ярость.

Мэл кивнул:

– Ну и?

– Кит… – начала я. И закрыла глаза, не зная, что можно сказать о нем.

Мэл с минуту помолчал.

– Представь, что твоя мать – Флоренс Годден.

– Спасибо, нет.

– И ни малейшего следа отца. Тебя отослали в школу, ты слоняешься по свету, тебя на месяцы подкидывают людям, которых ты не знаешь… где уж тут научиться взаимоотношениям.

– Может, они социопаты.

– Это уж слишком.

Я уставилась на свои ноги.

– Так что там насчет Кита?

– А что насчет него? – В моем голосе звучала ярость.

Он пристально смотрел на меня:

– Может, ты чего-то недоговариваешь?

Мою челюсть словно заклинило. Я не могла ничего сказать, даже если захотела бы.

Мы пошли дальше.

– Такое впечатление, будто они решили противостоять друг другу, – сказал Мэл. – Свет и тьма. – Он замолчал и молчал довольно долго, и мне хватило времени на размышления о том, кто из них кто. – Мне не хочется даже гадать, как они докатились до такого. – Мэл остановился и опять посмотрел на меня: – Ты же не…

Я не стала помогать ему.

– Ты… Ну… Ничего не хочешь мне рассказать?

Я не хотела. Достаточно того, что Мэтти не могла спросить, почему Кит охладел к ней; я не собиралась разговаривать о социопате, занимающимся сексом в поле.

Я вздохнула:

– Просто все вдруг стало похоже на трудную работу. А лето обычно было у нас веселым.

Мэл кивнул:

– Я понимаю, о чем ты. И мне жаль, что все так обернулось. – Он положил руку мне на плечо. – Но у тебя все будет хорошо. Ты умная и талантливая. – Он попытался поймать мой взгляд. – Совершенно потрясающая.

Честно говоря, меня уже достало это слово.

Я оставила его и направилась к морю. Он за мной не пошел. Начался прилив, горстка людей все еще оставалась на склоне берега. В воде почти никого не было – все боялись подводного течения и не хотели оставлять детей без присмотра. Я сняла рубашку и нырнула. Это прояснило мне голову. Я немного полежала на воде, а потом медленно плыла вдоль берега по ветру, пока порядком не устала. Возвращаться было гораздо труднее, и я, казалось, целую вечность барахталась на одном месте, но наконец, изможденная, добралась до отмели. Задержавшись на мелководье, я покачалась на волнах, а потом, набравшись сил, вылезла на теплый песок, чтобы обсохнуть.

Наступило лучшее время дня – взрослые ушли домой выпить джина, семьи – ужинать, хотя солнце все еще было жар- ким.

Разве есть на свете удовольствие большее, чем медленный переход от холода к теплу?

Я лежала и мечтала об уверенных руках Кита и его медленной улыбке, натянув вокруг своих мыслей колючую проволоку и исключив из них Хьюго и Мэтти.

Если люди испытывают ностальгию по юности, значит, подозреваю, их воспоминания неверны.

23

Осталось две недели лета.

– Послезавтра выходим в Большое плавание, – сказал папа. – Мэл, Кит и я. Отправляемся на рассвете, и не ждите нас обратно раньше ночи.

– И трезвыми, – добавил Мэл.

– Как так получилось, что идет Кит, а не я? – Алекс был в ярости. – Он нам даже не родственник.

– Пойдешь на следующий год, – сказал Мэл, но Алекса это не успокоило.

– Напомните мне, чтобы я вырос и стал всеобщим любимчиком, – крикнул он и выбежал из комнаты.

Но в конце концов папе пришлось остаться дома. С конюшни позвонили и сказали, что Тэм сломала руку. Папа с мамой долго ждали результатов рентгена, выявившего, что перелом сложный; ее должны были положить в больницу и на следующий день прооперировать. Тэм вела себя стоически, но к утру ожидание и боль привели к тому, что она все плакала и плакала, пока