Мэбэт - Александр Григоренко

Все это ждало Мэбэта.

Когда ударил серебряный свет, любимец божий сделал навстречу ему несколько шагов и обернулся. Соснового ущелья он уже не увидел, а на месте лесного острова зияла белая пустота.

Святилище стояло на краю миров — им заканчивалась тайга. Но эта была не та земная граница, где леса переходят в тундру и с каждым днем пути деревья становятся все меньше, будто хотят исчезнуть совсем, приближаясь к темному, ледяному пределу мира.

Там, где пролегала Тропа, не было ни деревьев, ни снежных заносов, скрывающих замерзшие болота, — только бесконечное, белое пространство, будто отглаженное долгим, одиноким ветром. Однако, и ветра не было, как и солнца — но только свет, молочно-белый, ровный, исходящий неизвестно откуда. Холодный воздух не жег лицо. Только снег был настоящим и скрипел под лыжами почти так же, как в тайге.

Сама Тропа, едва заметная, выделялась не примятостью снега, но его цветом — серо-синим. По цветному снегу шел Мэбэт, шел, как ему казалось, долго, и в сердце его холодным скользким червем заползало ожидание опасности. Сердце уже не умело биться с той спокойно ровностью, как в прежней жизни.

Первый чум: койи

Засвистело что-то — сначала далеко и тонко, будто пурга выводит злую песню на дырявых ровдугах, покрывающих бедные чумы, — потом нестерпимо пронзительно, так что Мэбэт, бросив пальму, скорчился и зажал обеими ладонями уши. Свист двоился, троился, множился — и вместе с ним назревала в небе чернота. Раздробившись на бесчисленные точки, она бросилась на любимца божьего.

Это были койи — духи болезней, птицы с головами змей. Они ненавидели Мэбэта сильнее, чем все другие духи. Они скалили зубы и копили яд на любимца божьего, но так ни разу и не отведали его: они были голодны Мэбэтом, как никем из людей. Его здоровье приводило их в исступление бешенства. Койям не досталось ни от сердца его, ни от печени, ни от мышц и внутренностей; они не проникли в него костоедом, зубной болью, распуханием десен, ранами, нарывами, язвами и той болезнью, при которой кажется, что в глаза насыпали раскаленного песка. Теперь койи хотели получить все, что считали своим.

Мэбэт упал лицом вниз и если бы не двойная шкура малицы, змееголовые вырвали бы ему хребет. Войпель хватал черных птиц на лету, рывком отбрасывал оторванные головы, и те шипящими веревками уползали в снег. Но безголовые койи улетали, вместо них появлялись другие… Мэбэт увидел это, когда ему удалось встать на ноги. Он размахивал пальмой, пытаясь поразить черных птиц, но почти все удары уходили впустую, и если одна змееголовая все же падала, другие вцеплялись в спину, руки, лицо. Он был весь в крови и силы уходили…

— Беги!

От окрика вздрогнул Мэбэт.

— Беги, спасайся, нам не одолеть их.

Это говорил Войпель.

— Беги!

— Как бежать? Куда бежать? — растерянно спросил Мэбэт. Он еще не знал, что такое спасение бегством.

— Чем оставлять им тебя, я сам разорву тебе глотку — так будут лучше. Беги!

Побежал любимец божий. Он не думал о позоре. За его спиной бушевал Войпель, из последних сил отбиваясь от тучи змееголовых. Пространство над их головами наполнялось чернотой, и скоро туча уже не гнала, не преследовала человека и пса — она окружала, обволакивала их и начинала пожирать.

— Брось им один год! — кричал Войпель.

— Нет!

— Тогда нет смысла идти, мы не доберемся до следующего чума, они разорвут тебя здесь…

— Я не вижу никакого чума, где он? — кричал Мэбэт.

— Он еще далеко, но если бросишь им хотя бы год, мы успеем добежать.

— Я не хочу бросать им год…

Змееголовая впилась в щеку Мэбэта. Он завопил от боли и, схватив птицу за черное тело, отбросил его, но извивающаяся шея с крохотной зубастой головой осталась на его лице.

— Глупый ты человек, и погибнешь ты глупо, — прорычал Войпель. — Слушайся меня, как я повиновался тебе.

Отшвырнув змею в снег, Мэбэт достал связку.

— Бросай, как можешь дальше, — кричал пес.

Мэбэт размахнулся и бросил.

Койи прекратили полет, замерли в воздухе — потом сжались в огромный шипящий шар и ринулись туда, куда упал год подаренной жизни. Пространство вокруг человека и пса опустело — и они побежали…

Койи, казалось, забыли о них, они терзали дощечку, убивая при этом друг друга. А когда растащили ее на древесные волокна тоньше нити, вспомнили о прежней добыче — и погнались за человеком.

Войпель бежал из последних сил и вдруг, остановившись, лег — будто упал замертво.

— Все, — выдохнул пес, — дальше им не пройти.

Мэбэт еще держался на ногах и видел: змееголовые летели прямо на него, пронизывая воздух режущим свистом, но не долетев нескольких шагов начинали падать, рушиться осыпью, будто встала на их пути стена из прозрачного, несокрушимого льда.

Потом все исчезло, и возобновилась тишина.

Так божий любимец прошел первый невидимый чум. Впереди оставалось еще десять — и десять лет подаренной жизни. Мэбэт с жалостью глядел на связку.

— Десять — это немного больше, чем девять, — сказал Войпель, — и намного больше, чем ничего.

— Ты прав, — ответил хозяин, пряча связку за ворот малицы, изорванной так, будто ее нарочно намазали кровью и бросили на растерзание собакам. Под одеждой было мокро — больше от крови, чем от пота. Мэбэт так и не успел удивиться тому, что заговорил Войпель. Он только сказал:

— Я слышал, Войпель, псы на земле видят духов так же ясно, как все остальное.

— Это правда. Хотя на земле мои глаза — нос. Поэтому людей, зверей и деревья я чую лучше, чем вижу. Прислушивайся к тому, что я говорю, хозяин. Тебе будет полезно, ведь я и здесь остаюсь твоим псом и служу тебе.

Мэбэт опустился в снег.

— Отдохни немного, — сказал Войпель. — Сейчас, чует мое сердце, предстоит война попроще. Видишь полоски на снегу, будто два узеньких ремешка? Это следы лыж.

— Лыж?

— Да, лыжи у рэккэнов маленькие, чуть меньше, чем они сами.

Второй чум: рэккэны

Рэккэны — это карлики, плосколицые, кривоногие, с узенькими уродливыми глазками. Совсем как люди, они строят чумы на распорках из рыбьих или птичьих костей, делают лыжи, подбивая их мышиным мехом; у них есть котлы из меди и прочая утварь. Вооружаются карлики крохотными луками и пальмами, с лезвиями не длиннее иглы. Оружие необходимо рэккэнам не столько для охоты (на тех же мышей — ради камуса, или бурундуков — ради пим и малиц), сколько для войны друг с другом.

Высшим счастьем считается для них устроить свой чум в человеческом жилье — в постели хозяев, в колыбели или на полозьях нарт и повсюду кочевать с людьми, принося им несчастья. Несчастьем карлики насыщаются, как небесные боги сладкой, невидимой Сурьей. Поскольку людей меньше, чем рэккэнов, они постоянно дерутся друг с другом за каждого человека, да и не ко всякому чуму можно пристроиться. Войны их кажутся бессмысленными, поскольку они — духи, и убить друг друга не могут. Но отогнать соперника от сытого места вполне в их силах. Побежденные ходят голодными, отчего в них больше злобы, но — к благу людей — меньше сил. Самое большее, на что способны отощавшие карлики — это проделать дыру в ровдуге, опрокинуть в очаг котел с варевом или поссорить молодую женщину с матерью мужа.

Зато тем людям, у которых рэккэны прижились — совсем худо. Неудача и горе кочуют вместе с ними.

Заглядывали карлики и в становище Мэбэта. Мать без жалости отдала им дух дочерей и внучку своего любимца, посчитав столь щедрый выкуп достаточным для того, чтобы духи отступились от Мэбэта раз и навсегда. Так и вышло — карликам оставалось только облизываться, ведь сам человек рода Вэла оставался для рэккэнов пищей сколь сладкой, столь и недоступной. К тому же Войпель нагнал на них страха — пугал маленьких духов, громко щелкая клыками перед их мерзкими рожицами, а людям казалось, что пес забавляется ловлей мух.

Чум рэккэнов Мэбэт прошел беспрепятственно.

Он только видел, как на снегу в расстоянии половины полета стрелы, возникали полоски, похожие на низки черного бисера — то карлики выходили издалека посмотреть на человека, который так и не достался им. Вид огромного серого пса не позволял подойти ближе — не то, что напасть.

— Здесь хоть и спокойно, однако спать не следует, — предупредил хозяина Войпель, — а то они срежут подошвы, или искромсают одежду в лоскуты.

Пес остановился и грянул лаем — черные полоски тут же исчезли.

— Без тебя лучше бы мне остаться среди мертвых.

Войпель не ответил на похвалу.

— В жизни много такого, к чему собаки не причастны — только люди, — сказал он после недолгого молчания. — Будет время, когда я ничем не смогу помочь тебе.

Третий чум: духи обиды

В третьем чуме встретили Мэбэта духи хозяев тех земель, в которых любимец божий гнал и бил чужого зверя. Много нагрешил человек рода Вэла, потому и вышло против него столько духов, что не сосчитать. Они стали войском против человека и пса и молчали. Наконец, трое хромых вышли из рядов — у них были лица Ившей, тех самых, чьи ноги Мэбэт прострелил, усмехаясь при этом: «Давайте поделимся, родственники, вы мне зверя, я вам — жизнь». Сзади стояли еще двое — те, которые испугались и убежали. Мэбэт видел лица врагов будто сквозь мутный бугристый лед.