Жажда. Книга сестер - Амели Нотомб

играла со своей крестницей. Она любила Козетту, которая платила ей тем же. Мальчики играли в свои дикие игры, бегали с топотом по квартире и лупили друг друга.

Тристана приносила из сада бумагу и цветные карандаши. Она научила Козетту рисовать. Глядя на девочек, часами сидевших над своими рисунками, мальчики заподозрили, что это занятие может представлять какой‑то интерес, и тоже попробовали.

Тетя Бобетт регулярно звонила сестре:

– У тебя гениальная дочь. С тех пор как она здесь, мальчики почти не дерутся. Козетта никогда не была так счастлива, и кухня в идеальном порядке. Как ты, наверно, по ней скучаешь!

Тристана угадывала уклончивый ответ матери.

– Хочешь с ней поговорить? Ладно. Я передам. Целуем тебя.

Тетя вешала трубку.

– Мама слишком утомлена и не в состоянии сейчас с тобой говорить. Она очень по тебе скучает и крепко тебя целует.

Тристана недоумевала, как разговор по телефону может утомить.

Зато тетя Бобетт разговаривала с племянницей. У них были настоящие беседы.

– Тристана, а мальчики должны учиться?

– Да. И они учатся.

– Посмотри их табель, и ты поменяешь свое мнение.

Тристана посмотрела и нахмурилась. Отметки были чудовищные.

– Я думаю, учеба – это не для мальчиков, – сказала тетя.

Тристана задумалась. Они с Джеки были в одной группе. Он не только сам ничего не делал на занятиях, но еще и всем мешал.

– Хочешь, я научу их читать? – спросила она.

– Научишь? О да!

Бобетт даже не выразила удивления, что Тристана умеет читать. Она не сомневалась, что племянница может все.

И вот в свои четыре с половиной года Тристана научила читать семилетнего Никки, шестилетнего Алена, своего ровесника Джеки и заодно немножко свою крестницу двух с половиной лет, которая присутствовала при их уроках и внимательно слушала.

Каким методом пользовалась Тристана? Трудно определить точно. Она написала крупными буквами на листе бумаги слово “равиоли” и показала им, объяснив, что означает каждая буква, а потом попросила повторить. Потом взяла в руки банку консервов: ее получит тот, кто первым прочтет слово целиком.

Вторым словом было “пиво”, третьим – “телевизор”. Мальчики пребывали в полной оторопи. Их раздражало, что мать так расхваливает Тристану, и они решили не отставать. Девочка догадалась, как это работает, и воспользовалась своей догадкой, чтобы научить их писать.

– Это как рисование, – объяснила она. – Если я нарисовала домик, что вам мешает тоже нарисовать домик?

К концу учебного года старшие братья догнали своих товарищей по группе, а Джеки перестал быть кошмаром детсадовских воспитательниц.

Тетя Бобетт сообщила сестре по телефону о подвигах Тристаны. Нора слушала рассеянно. Повесив трубку, она сказала Флорану:

– Моя сестра всегда была мифоманкой, и это не лечится. Она говорит, что наша дочь научила читать и писать ее детей.

Они посмеялись и продолжали наслаждаться нескончаемым медовым месяцем, который себе устроили. Упиваясь своим счастьем, они не замечали, что забросили дочь. Да и могла ли подобная мысль их коснуться? В любом случае у них было весомое оправдание – живот Норы. Разве они плохие родители, если рожают второго ребенка исключительно ради первого?

– Если у нас будет мальчик, давай назовем его Ролланд, – сказала она.

– Давай. Мне нравится.

– А если девочка, то Элоиза.

– Ты уверена? Звучит красиво, но это что‑то средневековое.

– А тебе какое имя нравится?

– Летиция.

Девятого августа 1978 года родилась Летиция.

– Она красивая и темноволосая, как ты, – улыбнулся Флоран.

Он отправился к Бобетт за дочерью. Девочка ждала его с нетерпением.

– Поедем знакомиться с сестричкой.

Когда Тристана вошла в палату, она вдруг почувствовала, что это ключевой момент ее жизни, священный миг. От благоговения у нее захватило дух.

У мамы на руках лежал крохотный младенец.

– Здравствуй, Тристана! Это Летиция.

– Летиция, – повторила девочка. Ей никогда не доводилось слышать ничего прекраснее.

– Хочешь подержать?

– А можно?

– Да. Это твоя сестра. Я родила ее для тебя.

С колотящимся сердцем Тристана приняла три кило веса, самые драгоценные во всей вселенной.

Две души встретились и эхом отозвались друг в друге. Две планеты сошлись так точно, что возникла слышимая лишь двум маленьким существам музыка, которой не суждено было затихнуть никогда. Некий полузвук-полусвет отражался от одной к другой шестьдесят раз в минуту, и это не имело конца.

Тристана прижала младенца к груди и вгляделась в прелестное личико. Новорожденная приоткрыла глаза и улыбнулась.

– Она еще не видит тебя, ее улыбка ничего не означает, – сказал Флоран.

Но Тристана слышала лишь звучавшую в ней симфонию. Она знала, что Летиция чувствует то же самое. Два сердца посылали друг другу непрерывный сигнал под названием “любовь”.

Тристана любила родителей, тетю и кузенов. Но то, что открывалось ей сейчас, было иной природы. Нет ничего удивительнее, чем мгновенно распознать то, что встречаешь впервые. Это проявлялось в скользящем сиянии, которое она явственно различала, если прищуриться.

Любовь сестер не была вариацией любви между Флораном и Норой. Последняя принадлежала к известной категории под названием “влюбленность”, и силу этой любви не следует недооценивать. Любовь, возникшая между Тристаной и Летицией, была абсолютной, вне каких‑либо категорий – феномен тем более грандиозный, что он не значился ни в каких каталогах. Безграничная любовь в сочетании с безграничной свободой – она не укладывалась ни в какие классификации со свойственными им искажениями.

Итак, благодаря встрече с четырехлетней Тристаной Летиция вступила в жизнь умиротворенной. Она не знала, что сердце может изнемогать от голода. А Тристана не в силах была это забыть. Одновременно с любовью возникло и различие между ними: Летицию никогда не настигнет тревога, что ее не будут любить, а Тристана никогда не сможет от нее избавиться.

* * *

Установился новый уклад жизни. Нора считала, что исполнила свой долг и по производству потомства – двое детей, она не сидела сложа руки, – и по отношению к Тристане. Теперь не нужно уделять ей столько внимания. Ни ей, ни Летиции. Да и зачем напрягаться? Старшая не спускала с младшей глаз. Шли летние каникулы. Тристана кормила сестру из бутылочки, укачивала, успокаивала, меняла ей подгузники.

Флоран позвонил воспитательнице старшей группы:

– Можно ли Тристане пропустить полгода?

– Мадам Вернье рассказывала мне про вашу дочь. По ее словам, Тристана уже сейчас выше уровня подготовительного класса школы.

Родители не стали допытываться, что это значит, и успокоились.

– Тристана, ты не пойдешь в сад до весны. Будешь ухаживать за сестричкой.

Услышав эту великолепную новость, девочка заплясала от радости.

Нора вышла на работу уже в сентябре. Утром папа с мамой садились в машину и уезжали, оставляя дочерей дома. Мысль, что присутствие взрослых может