Суперчисла: тройка, семёрка, туз - Никита Ишков

Мне, европейцу, было ясно, что ссылка Кетеван в монастырь ни в коей мере не устраняла угрозу, нависшую над их — и моей, мне это было очень даже ясно — головами. Если бы оскорбление, якобы нанесенное проезжим графом Сен-Жерменом роду Деметре, являлось частным делом, то пострижения девицы и последующего кровавого отмщения мне, проклятому фарангу, было бы вполне достаточно. Но когда в это дело вмешалась власть, когда изначально были непонятны побудительные мотивы, владевшие Надир-ханом, подобная мера могла всем нам выйти боком.

Что было делать? Впервые, за тысячи лиг от Европы, где-то посреди сказочного Кавказа, где, по слухам, Зевс приковал к скале непокорного Прометея, в виду грозящей мне нешуточной опасности, я вынужден был выбрать линию поведения, которую вряд ли можно было провидеть заранее. Сновидения мои молчали. Не мог я посоветоваться и с близкими, опытными в таких делах людьми. Джованни Гасто, полковник Макферсон были далеко. Нельзя было рассчитывать на помощь Мехди-хана, который привык беспрекословно выполнять распоряжения повелителя и для которого я все равно оставался чужаком. Я должен был действовать по наитию, как какой-нибудь шарлатан или низкопробный авантюрист. Счастье подобных людей всегда неожиданно, оно либо есть, либо нет. Калиостро, например, в таких случаях пускался во все тяжкие и напролом шел навстречу опасности, Тренк виртуозно врал и подделывал документы, Казанова заводил новые шашни. Но это все в Европе, а я попал в подобный переплет в дикой Азии. Первая мысль, родившаяся в голове насмешила меня до колик. Бежать, вот что с перепугу придумал я. Как бы не так! Куда, каким образом? Для проезда по территории Персидского государства требовалось особое разрешение, выданное канцелярией регента. Тем более человеку такого ранга, какой был у меня. При его отсутствии беглеца разыскали бы в течение недели, и никакие познания в Святых писаниях меня бы уже не спасли. Трезвое предположение, что игра, которую Надир-хан вел со мной, имела глубокий тайный смысл, просочилось случайно, в минуту отчаяния. Бойче забилось сердце, во тьме забрезжил огонек — меня приглашали к столу, предлагали взять в руки фигуры. Меня считали ровней! Я должен был принять участие в партии, пусть даже без надежды на выигрыш. Первым делом следует разгадать, чего же хочет от меня Надир-хан? Чтобы я не расставался с Тинатин? Хорошо, пусть будет по-твоему, раб, выбившийся в повелители!.. Ничего удивительного в подобном решении не было. Любой венценосец считает возможным распоряжаться жизнями, честью, любовью своих подданных, их детьми и имуществом. Этим он и отличается от всех прочих смертных. Однако, согласно неписаной традиции, эти правила не распространяются на иностранцев. Значит, он не считает меня подданным Великого герцогства Тосканского? К числу персов он меня тоже не относит, иначе бы не нянчился со мной, а передал распоряжение украсить мой гарем прекрасной Тинатин — и дело с концом. Выходит, он полагает, что я — гражданин мира. Более того, свидетель?! Вот и предлагает партию, в которой на одной стороне — белыми — играет земная власть, а с другой стороны — черными — власть небесная. Он хочет убедиться, что сказки и побасенки, которые я рассказываю о себе, не лишены отсвета истины. Я сам не менее Надир-хана жаждал убедиться в этом.

Если я плоть от плоти земной матери, если я не более, чем развившееся в женской утробе семя, то судьба Тинатин должна стать моей судьбой. Ей грозила страшная опасность — я кончиками пальцев ощущал ее. Как всякий представитель благородного сословия, однажды защитив же нщину, я должен до конца своей жизни нести этот крест. Ну, а если я чудовище, спустившееся на землю, чтобы довести до конца дело, начатое Надир-ханом — с ним или без него, это не имело значения, — что в подобном случае могла значить эта Тинатин? Шестнадцатилетняя дикарка, чья жизнь по божественным меркам была короче воробьиного скока. Песчинка в человеческой пустыне, которую Надир-хан пытался переворошить лопатой? Ее слезы — всего лишь пригоршня влаги. Утекут и забудутся.

На следующий день я послал через Шамсоллу весточку хозяйке, чтобы та пригласила в свой дом старших в роде мужчин. Явился только брат Деметре, городской голова, и я догадался, что его слово будет решающим.

Это был короткий, но очень трудный разговор. На востоке не привыкли обсуждать с посягнувшим на честь рода чужаком решений, касавшихся расплаты за обиду. Для этого существуют посредники. С другой стороны, я являлся гостем, и мою просьбу о встрече хозяева обязаны были исполнить. Пока я жил у них в доме, мне ничто не угрожало. Для того чтобы пружина мщения была спущена, я должен покинуть их кров, но и в этом случае врагу давали три дня, чтобы отъехать подальше. Или скрыться, если он не мужчина.

Хозяйке, в общем-то, нечего было делать за столом, за которым мужчины обсуждают такого рода дела. Соблюдая приличия, Кетеван изображала роль прислуги. Принесла блюдо с фруктами, кувшин с вином. Его я отведал с удовольствием. Потом выложил свои соображения, смысл которых заключался в том, что отправлять Тинатин в монастырь — это опаснее, чем дразнить бешеную собаку. Деметре испуганно посмотрел на меня. По глупости, по-видимому, решил, что я подразумеваю под бешеной собакой лицо, заварившее всю эту кашу, и тем самым хочу спровоцировать их на высказывания, за которые собеседников можно будет быстро сплавить в руки войскового палача. Давид в свою очередь даже не глянул в мою сторону. Он все это время рассматривал огромные кулачищи, которые положил на стол. Я тоже замолк.

Первой хватило разума Кетеван, она встала возле мужа, решительно глянула в мою сторону и спросила, что же уважаемый Жермени предлагает.

Я вздохнул, отогнал посторонние мысли и постарался объясниться.

— Вы решили избавиться от дочери — это ваше право. Мое решение неизменно, его причины я изложил достаточно ясно. Но теперь, когда мне стало известно, что девушку ждет монастырь, я не могу оставаться равнодушным.

— Вам-то что за дело до Тинатин? — не удержалась Кетеван.

— Буду откровенным, мне дорога моя голова. Правитель до сих пор отказывает мне в личной аудиенции. Я не могу понять, чего он хочет…

Деметре встрепенулся, испуг уже схлынул с его лица, теперь как обычно подступила наглость. Я тут же резко осадил его.

— Не обольщайся, Деметре! Это совсем не значит, что Надир-хан лишил меня своих милостей. Не такой уж я, простите, наивный простак, чтобы не замечать, что происходит в ханской ставке. Скорее наоборот, мое положение день ото дня укрепляется. Если мои слова, уважаемая Кетеван, вам покажутся преувеличением, можете поинтересоваться у вашего родственника, господина Давида, прав ли?

Давид неожиданно кивнул. Проделал он это с важностью необыкновенной, как и подобает городскому голове. Брат его опять сник.

— К сожалению, пока не могу сказать, какого рода игру затеял великий Надир-хан, но в любом случае вы, уважаемые Деметре и Кетеван, только зрители. А вы отваживаетесь вмешаться в ход партии и убрать с доски очень важную фигуру!.. Неужели непонятно, что отсылка Тинатин — это открытое пренебрежение распоряжением регента. Я-то ему нужен, а вы?

Давид что-то глухо буркнул. В мою сторону он по-прежнему не глядел.

— Вы скажите, что этого требует обычай, — продолжил я. — Честь дороже жизни! Дурную траву с поля вон! Полностью с вами согласен и со своей стороны предлагаю решение, которое позволит и баранам остаться целыми, и волкам насытиться. Тинатин поедет со мной, поскольку это я выкупил ее. Только пока она будет рядом, вы можете чувствовать себя в безопасности.

— Но тогда люди сочтут, что мы, как какие-то нехристи, продали родную дочь в наложницы! — воскликнул Деметре.

— Нет, — возразил я, — это не я покупаю у вас дочь. Это вы платите мне, чтобы я увез ее с собой. Безопасность семьи дорого стоит. Для вас Тинатин отрезанный ломоть. Не надо делать такие глаза, Деметре. Что вы хватаетесь за кинжал! Я всегда успею проткнуть вас шпагой.

Давид положил огромную ладонь на плечо младшего брата. Тот снова сел на стул.

— Да-да, уважаемый. За вами должок. Так что, если мы договоримся, то к моему отъезду деньги должны быть выплачены полностью. Трудность заключается в другом. Послушайте, госпожа Кетеван, если Тинатин поедет со мной, как внушить местной знати и следовательно… — я указал пальцем на потолок, — что все делается без всякого ущерба как для вашей, так и для моей чести? Как соблюсти приличия? Как добиться, чтобы все решили, что свадьба — это только вопрос времени?..

— Это невозможно. После сватовства невеста не имеет права даже приблизиться к дому мужа.

— Я не считаю Тинатин своей невестой, — ответил я. — И никакого сватовства в помине не было. Неужели нельзя обойти это условие? Неужели невеста не может навещать никого из знакомых, где имела бы возможность встретиться со своим суженым?