Республика девяти звёзд - Василий Попов

Через пятнадцать минут, когда ребята уже выстроились строгой буквой «П» по кромке площадки, возле лагерного флагштока, из голубого домика торопливой походкой вышла Лидия Павловна. Множество глаз, внимательных и любопытных, устремились на неё. Но её усталое лицо, пересечённое лучиками морщинок, было, как всегда, спокойным.

— Алла! — негромко сказала она. — Проводите линейку, Алла! Антонина Михайловна сегодня не сможет присутствовать на линейке.

— Что с нею, Лидия Павловна? — встревоженно спросила Алла.

— Ничего, девочка! — очень тихо сказала Лидии Павловна. — Ничего особенного! Проводи линейку!

Алла вышла вперёд.

— Смирно! К сдаче рапортов приготовиться!

Линейка в этот день прошла очень быстро, потому что никто не произносил длинных нравоучений.

После линейки, когда ребята уже сидели в столовой, там появилась отрядная вожатая Наташа, почему-то одетая в белый, докторский халат. И среди ребят раскатился шепоток, что кто-то ночью утащил всю одежду и чемоданы Наташи и Антонины Михайловны. От стола к столу передавался слух, что и Тихоня, и тётя Тонна остались только в одних трусиках. И ещё говорили, что для них во всём лагере не смогли подобрать никакой одежды.

Ребята пили чай, когда возле голубого домика канцелярии лагеря затормозила крытая машина и из-под брезентового тента вылез сначала завхоз Пётр Сидорович, затем бравый, подтянутый лейтенант милиции. А за ним выпрыгнула собака — огромный, похожий на волка, свирепый виду пёс с торчащими ушами.

Конечно, чай был забыт, вкусные сладкие коржики остались на столах, а ребята устремились к выходу.

— Стойте! Всем сидеть на местах! — звонко крикнула Алла.

— Спокойно, орлы! Больше спокойствия! — уговаривал Арташес Геворкович, встав у выхода.

С большим трудом ребят удалось усадить на места. Завхоз пошептался с милиционером. Потом они вместе с собакой поднялись в столовую.

— Ребята! — негромко сказал милиционер. — Сегодня ночью в вашем лагере была совершена кража. Были украдены вещи ваших вожатых…

— Два чемодана и, обратно, носильная одежда! — перебил лейтенанта Пётр Сидорович.

— Не мешайте, батя! — попросил милиционер.

— Всех, кто что-нибудь знает по этому делу, прошу сообщить мне…

Пока лейтенант милиции говорил о том, что долг всех советских людей содействовать раскрытию преступлений и рассказывал о том, что его собака Найда уже поймала более десяти преступников, Витька взял коржик, обмакнул его в сметане и подошёл к собаке.

Собака сморщила нос и заворчала на него.

— На, Найда, возьми! — тихо сказал Витька.

Найда перестала ворчать, облизнулась. И отвернулась от соблазнительного лакомства.

Милиционер, оказывается, всё видел, хотя как будто смотрел в другую сторону. Кончив говорить с ребятами, он повернулся к собаке и тихо сказал:

— Можно, Найда! Возьми!

Тогда Найда вильнула хвостом и осторожно, деликатно взяла из рук Витьки коржик. Сразу же больше десятка коржиков замелькали перед носом Найды.

— Нельзя, Найда! — строго сказал милиционер.

И велел ребятам отойти от собаки.

— Я попрошу вас, ребята, не мешать нам с Найдой работать! — сказал лейтенант милиции.

— А смотреть нам можно? — спросил Альберт.

— Смотреть — смотрите, но держите дистанцию не менее сорока шагов! — Лейтенант обернулся к Петру Сидоровичу. — Ну, батя, ведите к месту происшествия!

Пётр Сидорович затрусил к голубому домику. Лейтенант милиции с собакой на поводке шёл за ним.

А на расстоянии сорока шагов лавиной катилась толпа.

Милиционер вошёл в домик. Витька, Алёшка и ещё несколько смелых мальчишек резонно решили, что поскольку милиционер их не видит, можно пробраться к кустам, росшим в каких-нибудь пяти шагах от домика. Оттуда того, что творилось в комнате тёти Тонны, не было видно. Но слышно было всё очень хорошо.

Собака в комнате сразу стала чихать, а милиционер поздоровался и спросил:

— Чем это у вас так благоухает?

— Ночной фиалкой! — мрачно прогудела тётя Тонна. — На окне стоял флакон духов «Ночная фиалка», а воры опрокинули его…

— Задохнуться можно от вашей ночной фиалки! — рассердился милиционер. — Клопомор какой-то, а не фиалка… Тут не только собака нюх потеряет, а и любой человек ошалеет…

Минут пять в комнате говорили так тихо, что ничего разобрать было невозможно. Потом милиционер, внимательно осмотрев подоконник, скомандовал:

— Найда, ищи!

Найда перемахнула через подоконник, мягко всеми четырьмя лапами упала на песок, обнюхала стену под окном… И вдруг снова зачихала.

— Ничего себе фиалочка! — проворчал лейтенант милиции тоже выпрыгивая из окна. — Хуже нашатырного спирта!

Собака наконец отдышалась. То и дело брезгливо вскидывая нос, она пошла вдоль стены. Потом остановилась у другого открытого окна, обнюхала стену, залаяла. И одним мягким прыжком впрыгнула в комнату. Оттуда донёсся её басистый лай.

— Кто тут живёт? — строго спросил милиционер, останавливаясь у окна.

— Ну, я живу! Моя комната! — ответил Пётр Сидорович.

— Странно! — пожал плечами лейтенант. — Странно, батя, получается!

— Так что же это, обратно, выходит, сынок? — Его скучное лицо сразу стало сердитым. — Выходит, твой кабыздох меня, твоего родного батьку, в воровстве обличает!

— Найда, батя, не кабыздох, а квалифицированная служебно-розыскная собака, — строго сказал милиционер. — Придётся осмотреть вашу комнату!

— Эх ты, собачий сын! — разъярился Пётр Сидорович. — Родному отцу, обратно, не верит, а псу верит…

Лейтенант милиции положил руки на подоконник и легко подтянулся вверх, затем сел на подоконник, перекинул ноги в комнату и исчез.

Через минуту он снова появился в окне. В руках у него был какой-то разноцветный узел. Глаза у лейтенанта почему-то стали весёлыми и насмешливыми.

— Это что же, батя, такое? — Лейтенант взмахнул чем-то пёстрым, и все увидели цветастое платье вожатой Наташи. Затем милиционер жестом фокусника развернул и показал широкую юбку Антонины Михайловны. — Принимайте, батя!

Милиционер швырнул прямо в руки Петра Сидоровича комок одёжды. Затем поставил на подоконник два чемодана — чёрный и коричневый.

— Нашли! Нашли! — закричали ребята.

— Да что же это? Да как это? — растерянно приговаривал Пётр Сидорович, точно вратарь, прижимая к животу круглый, как футбольный мяч, комок одежды.

Улыбающийся милиционер вышел из домика. Рядом с ним, прижимаясь к его ноге и высунув розовый язык, шла Найда. Её умная морда выглядела очень довольной и весёлой.

— Итак, считаем инцидент исчерпанным! — громко проговорил лейтенант.

— Нет, товарищ лейтенант! — закричала из своего окна Антонина Михайловна. Она появилась в окне, закутанная, как привидение, в белую простыню. — Нет! Я требую, чтобы провели следствие и нашли преступников!

— Не вижу состава преступления, гражданочка! — так же весело ответил лейтенант.

— Как?! — возмутилась Антонина Михайловна. — А кража?

— Кражи не было, гражданочка! Была только самая обыкновенная шкода. Вы, видать, насолили как следует кому-то, вот вам и устроили, так сказать, бенефис… Подозревать вашего завхоза, старого красного партизана. Кстати, он мой родной отец. Подозревать его я не вижу никаких оснований. Если вы считаете мои действия неправильными — можете жаловаться! Будьте здоровы! — Лейтенант щёлкнул каблуками начищенных до зеркального блеска сапог, чётким движением поднёс сдвинутые пальцы к козырьку фуражки и скомандовал: — Найда, пошли!

18. Дружеский договор

Бум!

Кожаный мяч, наполненный песком, отлетает от кулака. Но верёвка привязывает его к верхней перекладине футбольных ворот. И мяч стремительно летит обратно. Вот тут-то надо умудриться снова попасть в него кулаком, затянутым в боксёрскую перчатку. И не только попасть, но и угодить в самую середину. Иначе мяч завертится и съездит тебя по лицу.

Пятеро мальчишек в боксёрских перчатках, под наблюдением Альберта Мяги усиленно молотят кулаками тяжёлые мячи. Их бронзовые загорелые плечи кажутся смазанными маслом от обильного пота.

Чуть в сторонке, на мягком песке, Арташес Геворкович обучает мальчишек приёмам «самбо».

В кружок бокса и «самбо» записалось два десятка ребят из старших отрядов. Все они думали, что, надев кожаные перчатки, они сразу же станут боксёрами и станут изумлять друзей своими боевыми успехами. А оказалось, что им предстоят долгие тренировки, удары по мячу, прыганье через верёвочку, бег, прыжки. И только тогда, когда они прейдут все эти премудрости, их начнут обучать приёмам бокса.

И многие, по предложению Арташеса Геворковича, переключились на изучение «самбо» — красивого и сложного искусства, которое обеспечивает победу даже над вооружённым противником. Только самые упорные поклонники бокса старательно дубасили мячи с песком.