Метель - Андрей Бондаренко

– Кто будете такие, ась? Если добрые люди, то спокойно, с чистым сердцем выходите на свет. Если же злые ночные тати, то бегите прочь. У меня пистоль имеется при себе. Враз – пальну!

– Пальнул один такой, как же, – презрительно и вальяжно ответил Петр, вразвалочку выходя из-за сосны. – С тобой, холоп драный, разговаривает гусарский подполковник Пьер Бурмин! Слыхал о таком, паскуда лапотная? В батоги захотел? Так я это мигом организую! Чихнуть не успеешь…

Реакция на это наглое заявление превзошла все, даже самые смелые ожидания. Рослый бородатый мужик торопливо, нервно подрагивая всем телом, соскочил с облучка возка на снег, сорвал с головы (как выяснилось, лохматой до невозможности) войлочный колпак и, бухнувшись на колени, жалобно и раболепно запричитал:

– Батюшка, Пётр Афанасьевич! Не признал сразу! Каюсь! Не вели казнить! Не рассказывайте об этом барину! Христом Богом молю…

«Ничего себе, сочные пирожки с нежными телячьими почками!», – мысленно удивился Петька. – «Оказывается, что я в этих краях (в этих Временах?) персона весьма известная. Да, надо быть предельно осторожным и аккуратным, чтобы не ляпнуть чего лишнего невпопад…».

Пока он, молча, размышлял-сомневался, широко распахнулась дверца возка, и из него неуклюже выбрался – спиной вперёд – низенький господин с непокрытой черноволосой головой, облачённый в шикарную енотовую шубу до колен.

«Вот, и барин к нам пожаловал!», – услужливо подсказал внутренний голос. – «Тот самый, которому «не надо об этом рассказывать». Ну-ну…».

Барин обернулся, пристально вгляделся в Петра и неожиданно завопил как резанный, широко и приветливо разводя руки в стороны:

– Пьер, морда запьянцовская! Дурилка дуэльная! Сколько лет! Сколько зим! Как же я рад, сто тысяч чертей!

«Нос картошкой, чёрные усы, пышные бакенбарды, тёмно-карие глаза – чуть навыкате», – мгновенно (скорость мысли многократно превосходит скорость света!) пронеслось в голове. – «Это же Денис Васильевич Давыдов, собственной персоной! Тот самый, со знаменитой картины известного художника О.Кипренского…».

Петька медленно – шаг за шагом – пошёл навстречу Денису Васильевичу (настоящему ли?), оглашая, в свою очередь, округу громкими и радостными воплями:

– Брат Давыдов! Пиит хренов! Какая нежданная встреча!

Во время дружеских крепких объятий, сопровождавшихся звонкими приветственными междометиями и старательным похлопыванием друг друга по спинам и плечам, Пётр понял, что имеет дело с самым настоящим Денисом Давыдовым: – «Этот непривычный и странный запах…. Дешёвая, избыточно-терпкая туалетная вода, неизвестный сладковато-приторный аромат (пудра?), крепкий «капитанский» табак, кроме того, присутствует и отчётливая нотка нафталина…. Б-р-р-р! Та ещё смесь, незабываемая! Нет, человек из цивилизованного двадцать первого века так пахнуть не может…. Следовательно, что? Следовательно – добро пожаловать в 1812-ый год! Что же, профессор Гафт – в очередной раз – оказался прав: Время «пробило» ещё раз. Только вот – когда? Ведь, не было же – и в помине – фиолетовой бесшумной метели! Может, во время подлого удара светло-зелёной молнии? Ладно, из этого предположения и будем исходить. Другого-то, всё равно, пока нет…».

Неожиданно Петька почувствовал, как «енотовые» плечи Давыдова замерли и ощутимо напряглись, а руки, только что рьяно похлопавшие его по спине, наоборот, безвольно опустились вниз.

«Он, наверное, тоже унюхал незнакомый букет запахов-ароматов!», – тут же запаниковал нервный внутренний голос. – «Унюхал, и сразу же догадался о коварной подмене! Сейчас такое начнётся! Только держись…».

Глава седьмая

Первая кровь

Впрочем, тут же выяснилось, что внутренний голос паниковал преждевременно и совершенно напрасно. Давыдов, резко отстраняясь от Петра, удивлённо выдохнул, неуверенно тыкая пальцем в сторону дымного костра:

– Что это такое братец, а?

– Костёр, – машинально ответил Петька. – Развёл вот, понимаешь. Чтобы окончательно не околеть от зимнего холода…

– Да я про другое толкую тебе! Что это – зелёненькое такое? Блестящее…, странное? С большими чёрными кругами по бокам?

«Эге, да это же он спрашивает о японском внедорожнике Глеба Нефёдова!», – догадался Пётр и ответил, стараясь быть максимально достоверным и естественным:

– А хрен его маму знает! Насквозь непонятная и необычная штуковина…. Иду, смотрю – стоит! Железная вся из себя, внутри – кресла отличной кожи, вокруг валяются осколки битого стекла…. Дай, думаю, остановлюсь и слегка полюбопытствую. Вот, и костёр запалил такой высокий и яркий, чтобы оглядеть странную находку получше. Но, честью клянусь (ай, как опрометчиво!), так ничего и не понял, – помявшись секунду-другую, добавил на всякий случай: – Бесовские происки, надо думать. Например, на этой железной колымаге-телеге наглые ведьмы следовали на свой традиционный шабаш. Ведь в прошлую ночь, как раз, было полнолуние. А тут началась сильная метель, не видно ни зги. Колымага и врезалась – на полном ходу – в толстенное дерево. Ведьмы и прочие шишиги со страху разбежались по ближайшим лесам, а разбитую телегу бросили…

Давыдов, торопливо сбросив на снег енотовую шубу, под которой обнаружился совсем и не гусарский мундир, а неприметный штатский тёмно-коричневый костюм, поспешил к автомобилю.

Минут десять-двенадцать, сердито бормоча себе под нос что-то неразборчивое, он неторопливо перемещался вокруг джипа, скрупулёзно ощупывая ладонями светло-салатные бока и чёрные колёса, потом – поочерёдно – раскрыл все дверцы и, истово перекрестившись, залез внутрь. Что он там делал, было – по причине утреннего сумрака – не видно.

Наконец, Давыдов вылез обратно – со стороны, противоположной к костру – и восторженно заухал, обращаясь неизвестно к кому:

– Вот же! Надо же! Чудны дела твои, Господи! Ох, и чудны…. Никто же не поверит. Только смеяться будут, олухи недоверчивые, и беспочвенно обвинять в беспробудном пьянстве, – зябко передёрнувшись от холода, предложил: – Пойдём-ка, брат Бурмин к живительному огню. Замёрз я что-то…. Антипка! – позвал кучера. – Шубейку-то подбери мою…

Отогрев замёршие ладони у костра, Денис обернулся и вопросительно взглянул на Петра:

– Ну, и что ты думаешь по поводу данной находки? Странно это всё! Странно и непонятно…, – неожиданно поперхнулся и перевёл разговор в другое русло: – Что это с тобой братец, а?

– А чего такого со мной? Не понимаю, собственно, твоего вопроса, – Петька старательно скорчил правдиво-удивлённую и слегка обиженную гримасу. – С утра, вроде, всё было нормально…

– Морда лица у тебя какая-то…, не такая. Больно уж отёкшая и обрюзгшая. Словно бы ты неожиданно постарел – лет так на пятнадцать-двадцать…. Ещё, вот, пузырь от ожога вздулся на шее. Волосы на голове обгорели местами. Да и седина в них чётко просматривается, которой ещё два месяца назад не было и в помине…. А как ты выряжен, а?