Отдаленное настоящее, Или же FUTURE РERFECT - Дмитрий Старков

Услыхав донесшиеся из комнаты после некоторого затишья шаги и шуршание одежды, Димыч поспешно привел себя в порядок и поглубже упрятал в карман изгвазданный носовой платок. Раньше он, непонятно отчего, принимал интерес, питаемый женщинами к Петяшиной особе, как должное. Теперь интерес этот почему-то раздражал. Вот та же Елка! Насколько помнилось ему, всегда она относилась к безденежному, безработному - бесперспективному вообще - Петяше как-то покровительственно. По-матерински, что ли. Кто б мог вообразить, что она, однажды уйдя и хлопнув дверью, возьмет да вернется, будто побитая собака к хозяину! Взгляд ее, как вошла... это надо было видеть! Впрочем, раздражало не только это. Раздражало вошедшее в привычку отвращение к самому себе (Петяша-то, небось, делает, что хочет и прекрасно с самим собой уживается, без всяких рефлексий!), и пуще того неразъясненность сверхъестественных событий последних дней. Относительно последнего пункта Димыч понял пока только одно: событийно-временные неувязки совсем сбили его с толку. А этот хрен, вместо того, чтоб помочь разобраться, с бабами трахается! Инстинкт самосохранения, видите ли... Воля к жизни... Инстинкт размножения, черт побери! Скрипнула кухонная дверь. - Ты как тут? - спросил вошедший Петяша. - Кофе, случаем, не сварил? Вопрос этот, в другое время, опять-таки, воспринятый бы, как должное, в связи с содержанием изложенных выше размышлений дико разозлил Димыча. - Нет, - почти грубо ответил он. - Чего это ты? Взгляд Петяши сделался озадаченным и даже, как будто, чуточку виноватым. Это помогло Димычу взять себя в руки. - Н-нет, ничего, - проговорил он, отводя взгляд. - Если вы сюда перебираетесь, я пока позвоню кой-кому из комнаты, ладно? Это удивило Петяшу еще больше. - Куда звонить-то; ночь глубокая на дворе! - Ничего, - понемногу успокаиваясь заверил Димыч. - Туда - хоть под утро можно.

40.

Нет, Димыч вовсе не врал, желая остаться в одиночестве, подальше от друга, вызывавшего теперь неприязнь. Он и в самом деле взялся за телефон и, казня себя дураком за то, что не догадался сделать этого раньше, набрал номер старого своего знакомого - Игоря Величко, журналиста, некогда плодотворно сотрудничавшего, в частности, с небезызвестной газеткой под красноречивым названием "Аномалия". На том конце ответили после первого же гудка. - Как здоровье вашей деревянной ноги? - вместо приветствия спросил в трубку Димыч. - У-уо-оу! Возможно, оно - несколько хуже самочувствия вашей деревянной головы... Здравствуйте-здравствуйте, гражданин маршал. Что давно не слыхать было? - Дела, - значительно отвечал Димыч. - Ну, коль раз ты, забросив все дела, звонишь мне, старику, среди ночи... неужто чем по моей части занялся? - Д-да уж. Наклевывается тут кое-чего интересного. Только... к тебе сейчас подъехать - можно? - О чем ты спрашиваешь?! Или мне уже не нужно пить, есть и все остальное? Если у тебя посередь ночи назрела ко мне серьезная беседа, я с этого, определенно, смогу заработать. Верно я понимаю? - Верно. Только - насчет заработков, может, не вдруг... В общем, я сейчас на Съезжинской; минут через двадцать пять до твоей Барочной доберусь. - Давай. В дверь не трезвонь - жена с дитем спят. Входи так - отперто будет. Трубка запищала гудками отбоя. Опустив ее на рычаг, Димыч поправил кобуру под пиджаком (вышло здорово похоже на непристойное почесывание подмышки), заглянул на кухню, суховато простился с Петяшей и Елкой, односложно пресек не шибко-то искренние увещевания на тему ночи на дворе - втроем все одно спать располагаться негде, да и не ко двору выйдет- и покинул квартиру. Надо же - жена, дите... Давненько мы не виделись... На улице, в общем, было спокойно - лишь где-то вдалеке, в районе, похоже, ларьков на углу Блохина, раздавались вопли развлекающихся подростков. В своеобычном ленинбургском мутно-синем темном небе кое-где виднелись крохотные точки звезд. С тоской и вместе омерзением вспоминая яркие огни в черной бездне черноморских курортных небес, Димыч вышел на Пушкарскую, тормознул канареечно-желтый таксомотор, на борту коего было написано что-то о Конюшенной площади, и через пятнадцать минут был у знакомого дома на Барочной. Игорь ждал его на кухне, которая в то же время была и прихожей. При появлении гостя он встал, ловко подпершись костылем, и протянул навстречу широкую, разлапистую - такая и человеку вдвое длиннее ростом вполне подошла бы - ладонь. За два года, что Димыч не видел его, Игорь заметно сдал. Он -низенький, хлипкий с виду, хоть и жиловатый, да еще лишенный левой ноги аж по колено - и раньше не производил на незнакомых особого впечатления, а теперь еще в черных его, густых, курчавых волосьях заметно поприбавилось седины. Неужели ж - женитьба так повлияла? - невольно подумалось Димычу. Кто б мог заподозрить, что калека в очках с толстыми стеклами, так здорово похожий на рано состарившегося гнома, еще лет пять назад был мастером спорта по стендовой стрельбе, не говоря уж о разрядах в дзю-до и рапире! - Здравствуй-здравствуй, молодой и красивый... - Пожав Димычу руку, Игорь легонько ткнул его кулаком в левое плечо. - Чего ствол-то так явно носишь? Или разрешение заимел? Вместо ответа Димыч полез в бумажник и продемонстрировал запаянное в пластик удостоверение. - Фу-ты ну-ты! Кра-со-тааа... - Думаиш, купыл дакумэнт, да-а? Ашибаишься, д-дарагой! Брат ка-дню раждэния п-падарыл! - А-а... Все не соберусь пойти себе такое оформить. То денег нет, то времени... Ладно. Шутить мы тут до утра можем... Раз ты обо мне два года не вспоминал, а потом вдруг прискакал галопом среди ночи, значит, дело важное. Так? - Так. Кофе-то в доме есть? Аль молодая жена запрещает? А то он, сказывают, по последним научным данным, для потенции не шибко пользителен... - Эк бесцеремонна нонешняя молодежь! - с показным возмущенным удивлением протянул Игорь. - Мне бы, старику, обидеться - ведь вправду два года не появлялся, а тут пришел: кофею ему к порогу подавай, да еще намеки строит ехидные... Э-э; ладно уж. Сейчас будет тебе кофе. - Подшагнув к плите, он зажег газ и водрузил на конфорку роскошную мельхиоровую джезву, заранее, как отметил Димыч, заряженную всем необходимым. - Рассказывай пока, с чем явился. Вынув из кармана сигареты, Димыч неспешно закурил - следовало сообразить, с чего удобнее начинать разговор. - Тебе, - заговорил он, выпуская дым, - такая фамилия: Флейшман, Георгий Моисеевич, - не знакома? Игорь сосредоточенно помешал кофе крохотной деревянной мутовкой. - Был такой. Среди прочих. - В связи с чем - был? - Юрист. Выступал несколько раз в суде, в делах "с чертовщиной". Якобы и экстрасенс вдобавок. Я об этом писал. Хочешь, могу материалы показать. - Погоди. Ты - подробнее давай. Что за "дела с чертовщиной"? - Да ерунда; жульничество мелкое. Типа возмещения ущерба, нанесенного соседской бабкой путем наведения порчи. Кончались дела, естественно, ничем, но некоторый гонорарий он с них все равно успевал огребать - в канцеляриях теперь, пока заявление хоть прочитают, может и два и три месяца пройти. И противоположными вариантами он баловался, но уж без жульства: брал на себя юридическую защиту разных "колдунов" в случае, если неудовлетворенная клиентура захочет вдруг с ними судиться. На абонементное обслуживание, так сказать, брал. Как еще из коллегии его до сих пор не попросили... А тебя-то он - с чего столь серьезно заинтересовал? Обещал хорошую девочку приворожить, да надул? Димыч едва заметно поморщился. - С этим я бы и сам разобрался. Дело вот в чем: помнишь Петьку Лукова? Я вас знакомил когда-то; ты еще роман его брал читать. Так вот, у него... Внезапно Димыч замолчал, остановив взгляд на двери в комнаты. В кухню видать, разбуженная голосами и шевелением - заглянула, запахивая халат, сонно протирая глаза, женщина лет тридцати пяти-сорока. Димыч узнал ее сразу. По ноздрям тут же словно бы шибанул мясной, тухловатый запах неопрятного, нечасто подвергающегося мытью тела, на всю жизнь сохранившийся в памяти с того самого, черт знает, какой давности, курортного эпизода. - Это вот - жена моя, Валентина, - пояснил Игорь, а для супруги добавил: - Иди спать. У нас - разговор.

41.

Выпив кофе и перекусив тем, что оставалось в холодильнике, Петяша с Елкой все сидели за столом, курили и молча, наслаждаясь вновь обретенным умиротворением, смотрели друг на друга. Впрочем, полностью умиротворен был лишь один Петяша - Елку, судя по всему, что-то слегка нервировало. - Слушай... - заговорил, наконец, Петяша. - Ну, что тебе покою не дает? Сидишь, как на гвоздях... Ответила Елка не сразу - и, в лучших женских традициях, вопросом на вопрос. - Откуда у тебя все это? Ноут-бук, фляжка с портсигаром... Да один костюм, что на тебе сегодня был, таких денег стоит!.. Ладно, у тебя твои романы купили, но ведь сейчас никому из литераторов не платят столько! Фляжка из платины, минимум граммов четыреста, туфли не с конвейера; то, се, да еще на шикарную жизнь, - она кивнула на Петяшину сигару, хватает. Тебе, выходит, по меньшей мере, Нобелевку должны были дать! Откуда? На такие деньги можно... приличную квартиру купить! Эт-то еще что за новости?! Так-так... До сего момента Петяша как-то не предполагал, что шибко уж явно живет не по средствам. Ладно, Елка - человек свой. Чужим-то, вправду, вовсе незачем бы этого демонстрировать... А историю про Туза Колченогого лучше не стоит рассказывать даже Елке. Что ж отвечать? И тут лихорадочные размышления перешибла внезапная, мощная вспышка ярости. - "Откуда, откуда"! - рыкнул Петяша. - Нашел! Елка, тихо ойкнув от неожиданности, как-то осела, съежилась на своем стуле. Петяше снова сделалось совестно. - И вовсе не это тебя, по-моему, тревожит, - сказал он, пытаясь по возможности мягче сменить тему. - Рассказывай уж, чего... Некоторое время Елка молчала, точно раздумывая, стоит ли продолжать вызывающие у Петяши столь сильное неудовольствие расспросы, затем, наконец, решилась: - Скажи, эта девушка... Что у тебя с ней, все-таки? Как мало нужно иногда, чтобы полностью разрушить такое, казалось бы, прочное душевное состояние! Если первый ее вопрос был еще туда-сюда, то теперь от умиротворения Петяшина - не осталось даже следа. Еще до того, как Елка договорила до конца, оно прочно сменилось горьким, досадливым неуютом. Совершив над собою усилие, Петяша встал, подхватил Елку на руки и усадил к себе на колени. - Я люблю ее, - тихо сказал он в самое Елкино ухо. - Я люблю тебя. Не знаю, что со всем этим делать; может, я - какой-нибудь там моральный урод; но вы обе нужны мне. Любой другой вариант - он... неполным каким-то получается. Ты только, пожалуйста, постарайся не злиться - не ревновать и не взбрыкивать, а спокойно об этом... Елка, до этого недвижно сидевшая на Петяшиных коленях, шевельнулась и легко, едва коснувшись, прикрыла ладошкою его губы. - Я думала что-то похожее... Вернее, чувствовала. Еще когда пришла и увидела вас вместе. Не знаю, что тебе отвечать. Я люблю тебя; ты нужен мне не меньше, чем я тебе... Потому я сразу и убежала - просто побоялась ставить тебя перед выбором. Испугалась, что, если тебе придется выбирать... Конечно, не стоило бы признаваться в этом, но... Ладно. Пусть все идет, как идет. Пусть мы будем вместе, а все остальное... Там будет видно. Пошли лучше спать: голова у меня совсем не работает. Все это время не могла толком ни спать ни есть... - Идем, - согласился Петяша. Но... Какой там - "спать"! Устроившись под одеялом, подставив плечо Елке под голову, он никак не мог избавиться от мыслей о том, что - вот завтра с утра приедет Катя, с которой тоже придется объясняться, а как - непонятно, и еще неизвестно, что со всего этого выйдет... Однако мерное, теплое дыхание Елки, заснувшей тотчас же, едва она донесла голову до Петяшина плеча, незаметно убаюкивало, и он, сам того не заметив, задремал. Проснулся он неожиданно: показалось во сне, что упругая, набухшая от возбуждения женская грудь щекочет его губы. Не открывая глаз, Петяша поймал губами маленький, твердый сосок. Тут же мягкие, тонкие пальчики знакомо скользнули, легонько царапнув коготками, вниз по груди, животу - и добрались до него. Он, по утреннему-то делу, откликнулся на призыв с завидным энтузиазмом тем более, что обычной утренней тяжести в затылке, неизменно вызываемой внезапным пробуждением, нынче почему-то не наблюдалось. Некоторое время пальчики нежно играли с ним, щекоча и слегка покалывая кончиками ноготков, однако совсем скоро на смену им явилось нечто горячее, шероховатое и влажное, также до боли знакомое, но все ж заставившее тихонько зарычать от остроты наслаждения... ... крепче сжав губами, лаская языком небольшую, упругую грудь. Это - как же это?.. Вздрогнув, Петяша открыл глаза - и увидел Катю. Он целовал ее грудь, а она, устроившись поперек его груди, ласкала Елку, которая, оказывается, успела перевернуться ногами к изголовью и теперь, в унисон Катиным ласкам, щекотала его кончиком языка.