Сын менестреля - Диана Джонс

— Но для отца она этого никогда не делала! — возразил Морил. — Он мне сказал! Он мне сказал, что она сделала это всего один раз.

— Ну… — довольно смущенно отозвался Киалан. — Значит, он не мог по-настоящему ею пользоваться, так? Это было ему не дано.

— Не считая одного раза, — добавила Брид. — Что только все и подтверждает. Потому что это, наверное, случилось тогда, когда отец увидел мать в доме Ганнера. И ему хотелось, чтобы она любила его, а не Ганнера, — так хотелось, что ему удалось заставить квиддеру действовать, и Линайна полюбила его достаточно сильно, чтобы уехать с ним.

После этого Морил пошел и убрал квиддеру на место. Брид снова достала ее и бережно протерла, но он притворился, будто ничего не заметил. Когда Олоб, повозка и инструменты приобрели безупречный и сияющий вид, они снова поехали по предгорьям, в сторону крутого подъема, который вел к перевалу. Брид правила повозкой. Морил сидел рядом с сестрой и подбирал другую песню Дагнера на своей маленькой квиддере. Но из этого ничего хорошего не получалось. Его дискантовая квиддера казалась глупой, слабой и визгливой, и звук у нее был ужасно безыскусный. Намучившись, Морил обернулся и попросил Киалана убрать маленькую квиддеру на место и передать ему большую.

Киалан вручил ему инструмент совершенно спокойно, благодаря чему Морил сразу почувствовал себя гораздо лучше. Он с благодарностью взял инструмент, Волшебная квиддера ощущалась как-то… правильно. Теперь Морил толком не знал, стала ли она утешением или обузой, но если Киалану настолько легко принять, что она — нечто могущественное и таинственное, то это сможет принять и сам Морил. Но он понимал, что ему необходимо научиться управляться с квиддерой. Нельзя зарабатывать себе на жизнь игрой на инструменте, который завывает, если тебе грустно, и хрипит, когда ты злишься.

— Как мне начать? — спросил он, оглядываясь на Киалана.

Киалан медлил с ответом, не потому что он не понял Морила, а потому что точно не знал, как Морилу следует начать.

— Может быть, с того, что понять себя? — спросил он. — Я хочу сказать… Я тоже понятия не имею, но попробуй так. Э-э… Например, почему ты не остался в Маркинде? Только потому, что увидел там Толиана?

К этому моменту Морил уже точно знал, что дело было не в этом.

— А почему ты не захотела остаться? — спросил он у Брид. — Из-за долга перед отцом?

— Ты хочешь сказать — как мать когда-то? — уточнила Брид. — Н-нет. Разве только чуть-чуть. Я действительно предпочитаю то, как смотрел на вещи отец, но на самом деле это было что-то вроде того, как мать вернулась к Ганнеру. Это — то, к чему я привыкла, все остальное — не мое.

Морил чувствовал, что это относится и к нему тоже. Но помимо этого было и что-то его личное. Он мог бы убедить Брид вернуться обратно в Маркинд, когда арестовали Дагнера, но ему это даже в голову не пришло. Ему не захотелось вернуться обратно, когда он обнаружил, насколько опасна их поездка на Север. И он все равно едет на Север, словно другого выбора не существует. Почему?

— Почему, Морил? — спросила его и Брид.

— Я родился на Севере, — ответил Морил довольно медленно. — И когда я… э-э… мечтаю о чем-то, то это всегда Север. И Север прав, а Юг — нет.

— Браво! — воскликнул Киалан. Морил обернулся, чтобы ему улыбнуться.

И обнаружил, что отвернулся от громадных невидимых гор Севера, чтобы увидеть за спиной Киалана равнинную голубоватую панораму Юга.

— Но я все равно не понимаю, — сказал он.

В конце подъема оказалась деревня, очень маленькая: десяток домов и пивная, прилепившиеся к крутому склону.

— Давайте не будем здесь выступать, — предложила Брид. — Я знаю, что чуть дальше есть большой поселок.

Они проехали через деревеньку и вскоре оказались на плато, полном пасущихся овец. К полудню квиддера Морила стала звучать очень меланхолично.

— Не думаю, что мы много заработаем, — сказал он, — раз нас будет всего двое.

— А вам не поможет, если я притворюсь Дагнером? — спросил Киалан.

Оба резко повернулись к нему. Идея была почти превосходная.

— А они не могут помнить Дагнера по прошлому году? — спросил Киалан.

— В прошлом году мы в предгорьях вообще не выступали, — ответила Брид. — Но…

— Я вот что подумал, — сказал Киалан. — Никто, кроме графов, даже не знает о том, что я на Юге. А здесь такое захолустье, что никто не услышит об аресте Дагнера, если мы сами им об этом не расскажем. Думаю, это будет достаточно безопасно — и немного в духе вашего отца.

Морил возразил:

— Но ты же не умеешь петь.

Они секунду смотрели друг на друга, и Морил вспомнил, как Киалан всегда слушал, когда отец давал ему уроки, и как всегда появлялся в толпе во время их выступлений, и так умело держал квиддеру в тот день, когда она не захотела настраиваться.

— Или умеешь?

— Не так хорошо, как вы, — ответил Киалан, — но… Можно мне на минутку взять одну из квиддер?

— Пожалуйста! — разрешила Брид.

Киалан взял квиддеру Дагнера и настроил ее, не попросив, чтобы ему задали тон. Морил и Брид переглянулись. Никто из них так сделать не смог бы. И стоило Киалану заиграть, как они сразу поняли, что слышат одаренного музыканта, который давно не брался за инструмент. Если он пел не так хорошо, как играл, то только потому, что еще не вышел из возраста, когда голос упрямо срывается с низких нот на высокие. Морил живо вспомнил, какие неприятности испытывал в том же возрасте Дагнер.

Киалан запел песню Адона — из тех, которые Кленнен никогда не пел на Юге.

Безграничная истина — нечто,Не смятое временем в ком…

— О! — воскликнула Брид и начала испуганно озираться.

— Здесь никого нет. Помолчи! — бросил Морил.

Киалан сыграл эту часть в безупречном старинном стиле. А потом вдруг подмигнул Морилу и перешел на такой же особый перебор, которым сам Морил воспользовался в Нитдэйле. И казалось, что песня вдруг ожила:

Она не привязана к месту,Она изменяет пространствоПо праву ее бытия.Она раздвигает горы,Шире мира всего и теснееГорошины. Правда свободна;Законы же — камни, иль нет их,Без истины люди — ничто…

— А так хорошо получилось! — сказал Морил.

— Я последовал твоему примеру, — чуть виновато признался Киалан. — Мне тоже не нравится старинный стиль, и я не понимаю, почему он считается неприкосновенным. Ох! Но как же я давно не играл. Ну, как по-вашему, от меня вам будет польза?

— Сам знаешь, что будет, — запальчиво ответила Брид. — Обманщик! Если ты настолько хорошо играешь, то почему молчал раньше? Отец включил бы тебя в представление, и тебе не пришлось бы делать в городах вид, будто ты не с нами.

— Я знаю, что включил бы! — с чувством сказал Киалан. — Он облачил бы меня в ярко-малиновый костюм и выставил бы на всеобщее обозрение. Сначала мне ничего не хотелось вам говорить — вы все так великолепно играли! А как только я понял, каков ваш отец, я скорее умер бы, чем признался ему в этом. Хотя мне было страшно ходить по городам одному.

Вот так и вышло, что, когда Олоб неспешно втащил на поселковую площадь повозку, на ней, чтобы играть и петь, встали в полный рост три человека. Морил и Киалан нервничали, а Брид, как всегда, была уверена в себе, словно королева. Морил исполнил пару песен Дагнера, но в основном они пели баллады, потому что они были коньком Брид, а у Киалана голос на что-то более сложное не годился. Пришедшие на площадь люди слушали их и хлопали. Несколько человек попросили спеть еще, и Брид порадовала их, созывая коров. Они заработали немного денег. Достаточно, чтобы купить яиц, молока и масла, а какая-то женщина подарила Брид корзину немного подвядших яблок. Это нельзя было назвать оглушительным успехом, но и провалом представление не закончилось.

— У нас получается! — радостно объявила Брид.

Морил улыбнулся и забренчал на своей квиддере. Повозка снова выехала на дорогу. Время от времени он начинал играть по-настоящему, и тогда к нему присоединялся Киалан с квиддерой Дагнера. Они экспериментировали и пробовали добиться новых эффектов и тональностей. Морилу редко случалось получать от музыки такое удовольствие. Он едва не жалел, что дорога в Ханнарт не в два раза длиннее.

10

На обед они приготовили нечто вроде омлета с сыром и съели его, расположившись на поляне между двумя быстрыми ручьями. Киалан утверждал, что это блюдо — просто яичница, Брид возражала. Морил не участвовал в их споре, потому что прислушивался к журчанию воды. Оно навевало мысли о Севере. На Севере где-то рядом всегда слышался голос текущей воды. Морил сонно размышлял о том, нельзя ли создать мелодию, которая передавала бы шум потока, когда Брид бесцеремонно его растолкала и сообщила, что они едут дальше.