Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц - Висенте Гарридо

время наложит на них покров безразличия, если не скрытого презрения. Однако этого не произошло. Значительная часть сербского общества при поддержке крупных газет рассматривала осужденных как своего рода героев войны.

Как и сам Караджич, другие преступники, осужденные Международным трибуналом по бывшей Югославии, поспешили написать собственные мемуары, в которых отрицали свою вину по предъявленным им обвинениям. Любопытно, что в этих произведениях общим знаменателем стало утверждение, что они действовали как защитники сербского народа и его основных ценностей: гордости, чести, любви к правде и отваги. Единственными реальными жертвами, о которых упоминалось, были сербы, а что касается обвинений Международного трибунала[67], то, если они и были верны, ответственность за это лежала на других.

На деле все обстояло иначе. Анализ этой оправдательной литературы военных преступников бывшей Югославии показывает, что, ссылаясь на реальные события, они выборочно интерпретировали факты, а в некоторых случаях намеренно лгали[68]. Нет ничего нового в том, что преступники оправдывают свои деяния, но удивительным было то, как эти лживые утверждения находили отклик у публики, чему способствовала поддержка их мемуаров со стороны ряда газет. Безусловно, многие издания активно способствовали распространению искаженной картины реальности, не утруждая себя указанием на то, что было очевидно: доказательства, представленные на судах, полностью опровергали аргументы, на которых основывались такие книги. Иногда даже ученые и культурные деятели способствовали распространению оправдательных трактовок этого травматичного прошлого.

Поэтому не должно удивлять, что отрицание обвиняемыми своей ответственности за военные преступления стало нормой на суде. Караджич четко изложил свою позицию на заседании Международного трибунала:

«У меня была блестящая профессиональная карьера, замечательная семья, прекрасные социальные связи, среди моих друзей были и боснийцы, и хорваты, и у меня не было никакой необходимости заниматься политикой. Почему я это сделал? Я сошел с ума? Нет, я просто хотел представлять и защищать политические интересы и право на свободу людей, которых угнетали и которых никто не слушал».

В другом заявлении он утверждал:

«Мы не нападали на этот рынок! – многократно повторял Караджич. – Это боснийская армия, стремясь возложить вину за зверства на сербов, совершила это преступление. Не ищите оправданий, мы знали, что НАТО в конце концов нас бомбардирует, неважно, что бы мы ни делали».

В сознании Караджича

Этот психиатр без призвания и каких-либо значительных достижений, способный за деньги выдавать поддельные справки о болезни, посредственный поэт и знахарь, на деле оказался интегрированным психопатом, чья единственная жизненная цель состояла в том, чтобы избежать серого будущего, которое предлагала ему жизнь. В своей послевоенной роли, будучи доктором, предлагающим псевдотерапии под вымышленным именем Драган Дабич, он продолжал заниматься тем же – продавать самого себя. Все, что он делал, имело единственную цель – самопродвижение. Поэтому он никогда не прилагал усилий и не проявлял искреннего интереса к каким-либо проектам, в которые был вовлечен.

Интегрированные психопаты – это преступники, действующие под прикрытием служения родине: политики, военные или скрытые преступники, уважаемые люди для народа. В отличие от тех, кто родился в социально неблагополучной среде и начал преступную карьеру в юности, они умело скрывают свои истинные намерения. Они всегда прибегают к инсценировкам, создавая образ ценных для общества людей, способных принести выгоду своей аудитории.

Такие психопаты, будь то политические или военные лидеры, демонстрируют, вопреки расхожему мнению, что психопатия не исключает способности испытывать эмоции. Более того, речь идет об интенсивных эмоциях, хоть и негативных, направленных на окружающих. Эти сильные эмоции становятся движущей силой их продолжительного поведения, основанного на злоупотреблении, унижении и насилии по отношению к тем людям, которые становятся необходимыми элементами их планов или желаний.

Если задуматься о природе психопата, несложно понять, что его способность желать поражения и зла другим имеет смысл. Чтобы выделяться на фоне остальных (а нарциссизм часто сопровождает психопатию), такой человек не может признать в другом полноценного человека, с которым у него могла бы быть минимальная возможность идентификации. Однако в этом и заключается главная проблема психопата. Мы знаем, что среди позитивных моральных и социальных эмоций именно эмпатия наиболее пострадала в психологии таких индивидов. Здесь речь идет о глубокой или аффективной эмпатии – эмоциональном резонансе с другим человеком, эмоциональной синхронности. Хотя психопат зачастую может поставить себя на место другого, понять его причины или мотивы для действий (что называется теорией разума или перспективным восприятием), ему недоступна вторая, аффективная сторона эмпатии – личные чувства в ответ на осознание чужих эмоций. Эта разница между когнитивной (осознанием чужих эмоций) и аффективной (эмоциональной реакцией на это осознание) сторонами эмпатии важна для объяснения преступного поведения. Ведь психопаты могут быть настоящими мастерами первой составляющей эмпатии, что резко контрастирует с их неспособностью к ее второй стороне.

В случае Караджича очевидно, что, как любому психопату, ему не хватало глубокой аффективной эмпатии, что и позволило ему совершить геноцид и военные преступления, войну, которую он не стеснялся разжигать и к которой активно подключился с небывалым насилием. Когда же ситуация изменилась из-за вмешательства НАТО, его неспособность адекватно реагировать и понимать реальность стала очевидной, поскольку в последующие месяцы Караджич все больше оказывался на обочине.

Тем не менее дело не только в отсутствии эмпатии. Лидер-психопат в высшей степени проявляет негативные эмоции по отношению к своим врагам. Я имею в виду ненависть, гнев, обиду, злобу и презрение. Гнев и ненависть были широко изучены, так как многие исследования показывают, что агрессия психопата связана с этими эмоциями как в форме взрывной или реактивной агрессии, так и в виде более продуманной мести (проактивная агрессия). Ненависть, как отмечает Хосе Антонио Марина[69], – «это интенсивное и долговременное чувство, которое побуждает желать уничтожения объекта ненависти». Но только недавно начались исследования того, какие другие негативные эмоции в адрес окружающих могут играть важную роль в мотивации психопата.

Для меня очевидно, что презрение/обида (трудно считать эти эмоции полностью различными, поскольку их субъективное переживание очень схоже) действуют как движущая сила в модели насилия психопата. Презрение определяется как «склонность смотреть на кого-то свысока, ощущать к нему безразличие и считать его не имеющим ценности»[70].

Исследователь психопатии Дж. Рид Мелой отметил, что психопат не только испытывает это презрение в интенсивной форме, но и черпает его из глубокой самодовольности, что может помочь объяснить садистские наклонности некоторых психопатов, когда они унижают других, подвергая их деградации[71].

Почему я считаю, что эмоция злобного презрения, обиды или ненависти – разные термины в испанском языке, описывающие эту эмоцию, – важна в психологии лидера-психопата? Во-первых, потому что, несмотря на то что это одна