Всё начиналось в юности - Николай Борисович Башмаков

чтобы ни один из них не ушел из города живым. Я утвердил план перегруппировки войск. На бумаге все бреши перекрыты, слабые участки усилены. Но это только на бумаге. Вам предстоит претворить этот план в жизнь.

Командующий сделал многозначительную паузу и остановил свой взгляд на начальнике инженерных войск.

– Особенно сложная задача, Красин, у вас. Я вызвал вас затем, чтобы вы лично организовали прикрытие участков обороны инженерными заграждениями. В этом вопросе опытнее вас у нас никого нет. В штабе составлен план заграждений. Вам предстоит провести рекогносцировку, уточнить этот план и организовать его выполнение. Особое внимание обратите на прикрытие минными полями стыков между частями и подразделениями и участков обороны, слабо прикрытых огневыми средствами. На все про все четверо суток… Вам понятна задача?

Красин с ответом чуть замешкался. Задачу командующий поставил, как всегда, в общем. Вопросов было много. Но задавать их все сейчас не имело смысла. Начальство не любит, когда задают слишком много вопросов, а еще чаще просто не знает, как на них отвечать. Потому придется уточнять самое главное.

– Задача понятна, товарищ командующий, но времени и сил для ее выполнения недостаточно.

– Другого времени, генерал, Басаев нам не предоставит! Боюсь, как бы они не начали исход раньше, чем мы ожидаем. А вот с силами и средствами поможем. На этот период разрешаю вам снять саперов со всех второстепенных участков. С подвозом средств инженерного вооружения вопрос решен. Необходимый транспорт начальник тыла уже выделил. Так что действуйте. Вопросы?

– Один вопрос, товарищ командующий. Какие возможные направления прорыва боевиков командование считает главными?

– Вот тут я вам четких рекомендаций дать не могу. У Басаева сто дорог, и все их надо закрыть. Но, в первую очередь, прикройте южное направление и западное. На восток и на север они вряд ли пойдут. Там степь, и их легко настигнет авиация. Повторяю, они, скорее всего, будут прорываться в горы. Так что, генерал, уточните с командующим Грозненской группировки все детали и приступайте к работе.

С этого момента краткая передышка в саперном батальоне подполковника Смирнова закончилась.

*

Димка сгорал от стыда. Ему было невыносимо разговаривать с сослуживцами, он не мог ни о чем думать и даже перестал нормально соображать. У него опустились руки, он потерял веру в себя. Паренек пришел к неутешительному для себя выводу: все черты, которые он пытался в себе воспитывать: сила воли, смелость, мужество – на деле оказались показухой и блефом. Потому что он элементарно струсил. Струсил в бою.

В этой короткой стычке погиб его сослуживец Паша Синицын и был тяжело ранен командир взвода лейтенант Тягунов.

Их рота устанавливала противопехотное минное поле на стыке двух мотострелковых полков. Взвод лейтенанта Тягунова ставил мины на левом склоне небольшого оврага, который, собственно, и разделял позиции соседних полков. Овраг требовалось хорошенько "закрыть". Он мог быть использован боевиками, потому как имел мертвые зоны. Зоны, которые с позиций мотострелков не простреливались.

Работа для саперов была привычной. Каждое отделение имело свою конкретную задачу. Димка с Пашей Синицыным и Колей Коноплевым устанавливали строго по схеме противопехотные осколочные и фугасные мины. Они заканчивали минировать очередной квадрат, когда их внезапно обстреляли. Огонь велся из двух автоматов с небольшого пригорка, расположенного на их склоне со стороны города.

Паша Синицын сразу споткнулся, выпрямился во весь рост и медленно повалился на спину. Димка увидел широко открытые изумленные глаза товарища, и его сознание пронзила мысль: "Пашку убили…, сейчас и меня!.." Он плюхнулся в какую-то неглубокую канаву и вжался в землю. Услышал, как вскрикнул Коля. Видимо, зацепило и его.

Димка лежал без движения и слушал, как посвистывают пули. Он уже не раз был под обстрелом, но так и не смог привыкнуть и спокойно переносить их жужжание. Не смог привыкнуть и к визгу летящего снаряда или мины. Так и кажется: летит точно в тебя.

Выстрелы грянули внезапно, и Димка не был готов к бою ни морально, ни физически. В его сознании застряла на переднем плане фотография широко открытых глаз убитого Паши. Его уши непрерывно поставляли информацию о неприятно повизгивающих над головой, несущих смерть и вселяющих в душу страх маленьких кусочках свинца. Этот пронизавший все существо страх полностью парализовал его волю. Он лежал, плотно прижавшись к земле, и находился в том состоянии, когда секунды кажутся вечностью. И даже тогда, когда перестала повизгивать над головой коса Смерти, он так продолжал лежать и потому не увидел, как скоротечно протекал этот бой.

Не видел, как по боевикам открыли огонь ребята из боевого охранения. Не видел, как на помощь к своим солдатам зигзагами рванул лейтенант Тягунов. Боевики перенесли на него огонь. Лейтенант упал и, раненый, принялся стрелять по ним, не позволяя бандитам вести огонь по бойцам своего взвода. Не видел, как подоспела во главе с ротным группа саперов. Боевики не выдержали, выскочили из укрытия, и это стоило им жизни.

Димка начал воспринимать действительность, когда подбежал ротный. Марусев увидел живого и невредимого сержанта и обложил его на всю катушку.

– Ты что… твою мать… разлегся?!.. Мог бы из своей канавы хоть сраненькую очередь дать, чтобы взводного прикрыть! Все еще не понял, что на войне?! Тут, если ты не убьешь, убьют тебя!

Это прозвучало прямым укором, и Димка начал сознавать, во что обошлась его минутная слабость. Если бы он прикрыл огнем взводного, когда тот бежал к ним, лейтенант остался бы невредим. Тем более, "бандиты" оказались неопытными. Обыкновенные чеченские пацаны в гражданской одежде. Потому и проникли так близко к позициям. Их послали на разведку, но нервы молодых горцев не выдержали, и они решились начать войну с "неверными", не дожидаясь приказа своего командира.

По всему получалось: Димка подвел товарищей в бою. Потому и сгорал он от стыда. В голову его лез один и тот же вопрос: "Как жить дальше?" Командир взвода Тягунов старше всего на два года, не струсил. Не струсили ребята, которые вели огонь по нападавшим. Не струсили, наконец, эти чеченские подростки, наверняка понимавшие, что живыми им из этой перестрелки не уйти.

С этого момента Димка жил и действовал механически, как лунатик во сне. Прощание с убитым Пашей Синицыным, ранеными Колей Коноплевым и лейтенантом Тягуновым не оставили в его сознании отпечатка. Он был занят собой и своими переживаниями. Ему казалось: все смотрят на него с упреком и осуждением.

На самом деле это было не так. Сослуживцы на его душевное состояние не обратили никакого внимания. Они находились под впечатлением боя и