Студиозус - Алексей Валерьевич Шмаков

старшей крови, представляют собой гораздо больше, чем ты даже способна себе вообразить. Запомни раз и навсегда. Студсовет и дисциплинарный комитет должны дружить с этими детьми. Запомни мои слова, к концу года именно эти дети займут все вакантные места. Меня сменит Апраксин, а тебя Годунова или великая княжна.

Глава 9

Тишина — это привилегия, которая доступна единицам. Людям, которые могут выбраться за пределы городов. Отгородить себя от любого человека, животного или птицы. Сделать так, чтобы тишина не нарушалась в самые сладкие моменты их жизни. А что может быть слаще сна? Особенно после того, как ты полночи провёл за разговорами, как это сегодня произошло со мной.

Практически все первокурсники, за исключением студентов факультета старшей крови, решили познакомиться со мной. Выразить свою признательность и заверить, что я могу на них полагаться. Хотя в чём конкретно никто так и не сказал, а я не стал спрашивать. Сперва рот был занят едой. Я же воспитанный, княжич и не разговариваю с набитым ртом. Но это не мешало мне слушать, кивать и угукать в нужные моменты.

Когда я уже практически вырубался, ко мне успели зайти двадцать четыре человека, а за дверью всё ещё стояли желающие. Я понятия не имею, сколько было времени, но определённо необходимо было отдохнуть. Поэтому пришлось прибегать к крайним мерам. Нагонять страх на всех ожидающих. Настолько сильного воздействия у меня не получалось ещё никогда. Возможно, в тот раз с Волком, но это не точно.

В общем, все, кто не успел подойти, пока я был в состоянии ворочать языком и нормально соображать, теперь сто раз подумают, прежде чем снова лезть, задело их знатно. Вроде кто-то даже сознание потерял. А ещё потом забежал перепуганный Димка. Он уже к этому моменту давно спал, наши комнаты находились рядом, вот его и задело. Проснулся от кошмара и услышал, что в коридоре твориться что-то неладное. Потом быстро сложить два плюс два и заглянул ко мне.

Брат — молодец, смог противостоять страху и даже нашёл в себе силы находиться под его действием довольно долго. До тех пор, пока я его не защитил. А потом уже ничего не помню. Вырубило меня моментально.

Только пробуждение было отвратительным. Те, кто вчера лёг рано начали просыпаться, хлопать дверьми, бродить по коридору и, что самое отвратительное громко разговаривать. Сразу было видно, что это дети аристократов. Что они не привыкли жить, думая о других. У них всю жизнь была своя комната и понимание того, что слуги всё за них сделают. А здесь они оказались, практически на самообеспечении. Проснулись, а завтрака нет и куда за ним идти никто не знает. Вот и решили ждать, когда проснётся кто-нибудь из тех, кто сможет разобраться в этой проблеме.

Судя по разговорам, что меня разбудили, таковыми считали всего троих: меня, Василису и великую княжну. Разбудить меня уже разбудили, больше точно не усну, значит, нужно вставать. Сперва разогнать этих уродов, а потом уже решу, хочу им помогать с поиском завтрака или нет.

— Вот чего вы так разобрались? Неужели непонятно что люди ещё спят? — высунулся я из своей комнаты, жуя вчерашний бутерброд.

Оказывается, что ни совсем голова у меня вчера не варила. Додумался оставить перекусить на утро. А ребята, которые сейчас смотрели на меня голодными глазами, точно были совсем не продуманными в этом плане. Снова сказывается их сытая жизнь.

— Понятно. Но мы же вроде и не шумим? — заговорил взъерошенный парень, очень похожий на нахохлившегося воробья. После сна волосы торчали у него во все стороны.

— Это вы так думаете, что не шумите. Здесь очень хорошая слышимость. Каждое ваше слово прекрасно слышно. Шли бы вы на улицу и там разговаривали. Может, и смогли бы решить свою проблему.

— Так, мы хотели. Только ничего не получилось. Там на выходе какая-то защита стоит, которая нас не выпускает.

— А вы вообще с какого факультета? — только сейчас додумался спросить я, доедая бутерброд. Конечно, уже слегка заветрен, но ничего, всяко лучше куска чёрствого хлеба.

— Трое с золотого и двое с серебряного. — ответил парень, который был в этой компании за главного. По крайней мере, все остальные отчего-то молчали.

Тогда понятно, почему они не могут выйти из помещения. Вроде Пётр Алексеевич говорил, что подготовил защитные артефакты только для студентов факультета старшей крови. А я уже знаю, на примере Охранителя, что такие артефакты ещё выступают в качестве разного рода ключей.

— Сейчас я вам помогу выйти отсюда, а вы за это принесёте и мне завтрак. Яичницу, хлеб с маслом, чай и яблоко. А лучше два. Согласны?

Парни были согласны, и только после этого я вышел из комнаты. Дальше ничего сложного не было, направился к выходу и упёрся в невидимую стену. Очень интересно. Даже несколько раз ударил по ней. Словно бьёшь по чему-то очень упругому — желе, студень или что-то похожее. При этом все мои артефакты молчали. Даже подаренный ректором. А я думал, он станет ключом.

Но сдаваться так просто не собираюсь. Вон и ребята ждут, когда я их выпущу, чтобы принести мне завтрак. А там будет два яблока. При мыслях об этом захотелось есть, и даже уже поглощённый бутерброд не помог. А ещё захотелось понять, что это за защита такая невидимая и упругая? И почему она не выпускает учеников за пределы этого здания? Ведь не собираются они держать нас здесь до полудня?

Желание было очень сильным, и на него откликнулась сперва тьма, а затем к ней присоединился и свет. Но действовать без моего разрешения они не могли.

— Разойдитесь все по своим комнатам и если кого увидите, скажите им сделать то же самое. Когда проход будет открыт, я вас позову. — сказал я, ждущим меня парням.

Кто знает, получиться у меня чего, или нет? А вот так опозориться на глазах у людей, которые уже признали меня главным, совершенно не хочется. Да и Василиса вчера обмолвилась, чтобы я старался меньше показывать всем свою силу до аттестации. Сказал она это перед тем, как пришёл первый благодарный новичок. Тот самый парень — которого приложила великая княжна.

В том, что Годунова бывает часто права, я уже успел убедиться, поэтому и сказал сейчас парням уйти. Буду действовать в одиночку.

— Я в шестьдесят второй комнате.

— Я в семнадцатой.

— А я в девятнадцатой.