Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ) - Вознесенская Дарья

Днем.

А по ночам метался в своей комнате, не зная, как совладать с потребностью не просто трахать белобрысую стерву, но быть рядом, видеть, получать от нее ехидные и колкие уколы, которые она, единственная, и позволяла себе, наслаждаться нашими перепалками, танцами, взглядами…

Но разве мог я подойти первым?

Ага, и снова получить насмешливое: «Ты мне не нужен»… Ничего ведь не изменилось с момента нашей первой встречи…

Я отгородился только нам заметной стеной.

Но встретиться пришлось.

Время до отборочного тура танцевального конкурса тянулось бесконечно медленно… и пролетело моментально. На коммутаторе возникло сообщение, что кадеты Гард Норан и Аррина Лан отбывают завтра утром в столицу Дилипа, и я долго пялился на эту надпись, испытывая совершенно мазохистское удовольствие, от того что видел наши имена рядом.

И когда мы встретились в зоне посадки флиппера… Оба в форменных куртках и со спокойными лицами, вдруг испытал совершенно иррациональное чувство радости, от того что какое-то время побуду рядом…

Дважды идиот!

Всю короткую дорогу до столицы, расположенной на другой стороне Верхнего континента, мы молчали, и каждый смотрел прямо перед собой. Флиппер шел на автопилоте: я не был уверен, что приеду куда надо, если возьму управление на себя. Потому что больше всего мне хотелось свернуть куда-нибудь, где нас не найдет ни один пеленгатор и вытрахать свою боль… и её спокойствие.

Мы прибыли вовремя.

Прошли в распределитель внизу огромного здания, в котором проводились лучшие мероприятия Дилипа и ближайших систем, и взмыли на нужный уровень в аэротрубе.

И только там, на входе в арену, где проходила процедура регистрации и толпилось какое-то неимоверное количество кадетов из разных Академий (чтобы получить карты доступа, кабинки для переодевания и ушные вкладыши), я впервые за все время посмотрел ей в глаза.

Вздрогнул от их лихорадочного блеска и… промелькнувшей где-то в глубине боли.

Звезда мне в голову! Показалось? Спросить? Но сейчас не время для разговоров…

Нас отправили выполнять все необходимые процедуры, а потом с помощью указателей на саму арену, к четырнадцатому кругу.

Даже я был ошеломлен масштабом мероприятия. Аррина же будто и вовсе испугалась. На ней была какая-то накидка, которую полагалось снять перед кругом, и, завернутая в кусок темной ткани, с побледневшим лицом и огромными карими глазами, она казалась потерянным на фоне хаоса ребенком… На мгновение захотелось прижать её к себе и сказать, что все будет хорошо, но я не решился.

Арена представляла собой огромный зал на сотню тысяч зрителей, чьи лица тонули в темноте, посреди которого парило порядка пятидесяти светящихся кругов. На каждом из которых танцевала пара: по очереди, все-таки желающих было много. А сидящие на местах судьи и зрители могли приблизить на индивидуальных визорах любой круг и наблюдать за парой, движения которой привлекли их внимание. И чем больше было желающих последить за твоим танцем, чем больше интереса, тем больше баллов добавлялось потом к судейским.

Сама пара отслеживала оценки и число зрителей по меняющимся рядом с кругом цифрам. И я заметил, что некоторые, заметив падение интереса, начинали вытворять совсем уж странные вещи в надежде вернуть интерес.

Было довольно тихо.

Музыка играла у нас в ушных вкладышах… Так же, как и у тех, кто смотрел выступления. Только у них она менялась при смене картинки на визоре.

Мы встали перед своим кругом.

По знаку распорядителя Аррина скинула верхнюю накидку и поднялась на площадку.

Я едва подавил стон… В таком наряде я её не видел никогда. Платье было будто из архаичного спектакля… И удивительно ей шло. Черное, с короткой колышущейся юбкой, кружевным полупрозрачным верхом и голой спиной… Я смотрел на эту спину, на хрупкие позвонки, на то, как покачиваются бедра, когда она поднималась, и испытывал потребность укрыть это всё к бзедне и не позволить ни единому ублюдку пялиться на нее…

На то, как она двигается.

Как будет танцевать.

Сверху вспыхнуло название нашего танца. И это тут же прибавило тысячу зрителей… А потом появились и наши имена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Цифры взметнулись, и я скривился. Линия Норан была слишком известна в этой части галактики, чтобы не вызвать интерес, который совсем не был мне нужен.

Мы встали по разным краям круга.

Аррина все еще выглядела бледной, но я уже чувствовал, как наполняет ее поток танца… Как закипает кровь. Видел, как начали дрожать ресницы в такт музыке, постукивать каблучки.

Мы давно не репетировали. И я не дотрагивался до девушки уже целую бесконечность… Вдруг подумалось, что могу не выдержать первого же прикосновения… Распадусь на части.

Она начала двигаться, как и было задумано. Едва-едва… Лишь подрагивая бедрами и ресницами. А я уже не дышал. И радовался, что свободные брюки скрывают от… семнадцати тысяч трехсот пятнадцати зрителей мое возбуждение.

Смотрю на нее, как зачарованный.

Легкие движение кистей в районе талии. Будто оглаживает кого-то…

А я мечтаю, чтобы это были мои бедра.

Чуть поводит плечами, сбрасывая напряжение, прогибает поясницу, все легко, независимо, словно и не пытается соблазнить меня и тысячи других мужчин…

А я сжимаю кулаки, чтобы тут же не броситься к ней. Я должен… устоять на месте хотя бы несколько ударов. Пусть это представление, но смысл риана именно в том, чтобы проявить выдержку… А потом сдаться на милость своей женщины.

Ритм музыки течет не слишком быстро. Здесь нет места грубым ударам, жестким ритмам или акробатическим трюкам… Только нюансы. Деликатные, тягучие ритмы и секс на уровне внутренних ощущений, а не развратных действий.

Только обещание слияния… Тел, душ, мыслей…

Ты поцелуй меня,

Поцелуй меня, как и мои губы целовали тебя,

Подари мне безумие,

Как моё сумасшествие я тебе дарил.

Подари мне свет, у которого твой взгляд,

И душевное волнение, которое на твоих губах я видел,

Это сумасшествие жить и любить,

Которое больше, чем любовь, — безумие.

У невидимого исполнителя мои слова и желания. А у меня — ни удара больше терпения. Я делаю шаг вперед, еще один. И, наконец, приникаю к желанному источнику безумия, чувствую, как прогибается ее поясница под ладонью, выдыхаю, осознавая, что Аррина снова в моих объятиях, снова моя, пусть ненадолго, но моя…

Кладу правую руку ей на лопатку и едва не отдергиваю руку от ощутимого разряда тока от разгоряченной голой кожи. Протягиваю левую, и Аррина вкладывает ладошку в мою. А правую руку опускает на мое плечо, обтянутое тонкой тканью темной туники…

Подавляю желание в очередной раз сжать ее руку, притянуть, размазать по своему телу, глубоко вдыхаю запах ее обещаний и… начинаю двигаться.

Мы танцуем на одном удовольствии. Забываем про зрителей, про конкурс, про время… Я только шепчу телом, рваным дыханием:

Я хочу, чтобы ты жила только для меня

И чтобы ты шла туда, куда я иду,

Для того, чтобы моя душа была только для тебя,

Поцелуй меня с безумием.

Аррина делает шаг по диагонали с правой ноги и два маленьких на месте, на месте, корпус налево, снова большой шаг вперед, на месте, на месте…

Обе руки на ее талии, и я ухожу в сторону, толкаю девушку влево и облегченно вздыхаю, когда она не позволяет обмануть, отказаться от себя, а цепляется за меня ногой, свободно откидывается назад, требовательно постукивая пяткой по моим ногам, и, как маятник, возвращается в прежнее положение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шаг. На месте, на месте…

И мстит за мое самоуправство.

Рывок назад, ускользает из моих пальцев, изображает привязь, которую дергает в воздухе на себя. И пусть я ведущий в этом танце, но поддаюсь. Раскрываюсь полностью, вытягиваюсь в струнку, прогибаюсь, позволяя ей сделаться на некоторое время главной, прося прощения и требуя, выкрикивая телом слова, которые никогда не посмею сказать вслух.