«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров» - Сергей Константинов

Однажды он не выдержал и заявил мне, что, если я думаю, что как раз в сорок первом можно настолько повлиять на исторический процесс, то чего ж я так рвусь в сорок четвертый или в сорок пятый. Как ему объяснишь, что мне просто интересно…

Вообще Виктор не в настроении: ему здорово досталось от Анатолия Андреевича за то, что он играет. То есть играл в тот самый день, когда убили Сильвестра, а я повела себя так по-глупому, проследив Витька до его конторы.

К тому же он, кажется, здорово обижен на меня: как я, сволочь такая, могла такое даже представить – что его драгоценный Анатолий Андреевич может быть причастен к убийству Сильвестра. Впрочем, на Анатолия Андреевича я «гоню» зря: нормальный дядька, прикольный даже. Кое-что рассказал мне. Вернее, рассказал-то он довольно много, только вот увлекся настолько, что вскоре я полностью потеряла нить повествования. Вот такое вот я «блондинко». Хотя и шатенка.

Виктору Анатолий Андреевич запретил играть строго-настрого. Это случилось при мне, и он не только не орал, даже не повысил голос, но в кабинете аж холодно стало.

И хотя стало жутко интересно – почему, но спросить Витька я не рискнула.

Зато мне Анатолий Андреевич порекомендовал играть «максимально плотно», и я, как ведомая на заклание овца, даже не подумала возразить. Взяла на работе отпуск, наготовила кучу еды – ведь играть мне предстояло «под присмотром», с этим я тоже не стала спорить. Под присмотром – так под присмотром, мало ли что может произойти, уж больно много они все недоговаривают.

Единственное, на какой «протест» меня хватило – это попытаться убедить Виктора в том, чтобы мне разрешили все-таки влезть в сорок четвертый год.

Но «по-хорошему» не получалось: Виктор стоял на своем, не желая ничего пояснять, а его «отмазка» про новичков была и в самом деле просто «отмазкой». Я – прежняя, такая, какой была всего несколько дней назад, – или закатила бы скандал, или постаралась раздобыть где-то шлем с перчатками и играть самостоятельно. Но сейчас я стала чуть-чуть умнее (ну, а может, мне просто в очередной раз так казалось), и, попросив Виктора сварить мне кофе – он и в самом деле варит его куда вкуснее, чем я, почти не выбирая, ткнула мышкой.

Советский Союз. 23 марта 1944 года, район города Скалат. Наталья

«Валентайн» – не танк, танчик. Маленький – в человеческий рост. Легонький, до шестнадцати тонн не дотягивает. Да и просто – красивый. Или, может, так только я думаю – потому как девушка? Помнится, еще в бытность мою студенткой однокурсники здорово ржали, когда я сказала, что светодиоды – красивы. Все-таки мужики – существа ни разу не романтичные, и в красоте ни хрена не понимают. Загляденье, а не машинка, и я лично надаю по шее каждому, кто скажет мне, что это не так.

Ну, да, конечно, девушки любят маленькие машинки – такие, чтобы их было удобно парковать. Я представила себе, как паркую «Валентайн» на стоянке около работы, и едва удержалась от смешка. А вообще классно было бы – ездить по городу на танке. Хотелось бы мне поглядеть, как бы с меня плату за парковку брали, в тех местах, где ее взимают хрен поймешь на каких основаниях.

Что-то я отвлеклась. О чем это я? А, да, о «валентинчике».

Ездит тихо, в управлении легкий, а пушка – мощная. Просто загляденье. Впрочем, это я уже повторяюсь.

Мы их в училище проходили. То есть не я, понятное дело, а лейтенант Приходько Константин Павлович, девятнадцати лет от роду, выпускник Саратовского танкового училища, в сознании которого я сейчас нахожусь. То есть так Виктор говорит, что – в сознании. А как по мне – так в теле. Я – это что? Я – это и есть та сущность, которую злые умные дяденьки обозвал психоматрицей. Ну, может, не совсем так, но сегодня я злая, и со мной лучше не спорить.

Непонятно к чему вдруг вспоминается книжечка, выданная нам «на самостоятельное изучение» – так сказать, «Руководство пользователя» танка МК-III (Валентин)»: «Помни! Твой танк всегда должен быть готов к бою! Своевременно пополняй боекомплект и заправляй танк топливом, маслом и водой».

Мне об этом вспоминать не приходится – мой мехвод, серьезный мужик лет за сорок, следит за всем этим сам, безо всякого напоминания. Еще бы – я для него пацан, у него сын, кажется, на два года старше меня. То есть меня – лейтенанта Кости. Зовут мехвода Вадимом Семеновичем, и мы с Игорем, и ребята из других экипажей – все зовут его Семенычем, и звучит это так… любовно-уважительно. Он никогда не повышает голоса, никогда не матерится, хотя и простой тракторист. Нет, не простой – целый бригадир, и в подчинении у него было два десятка таких, как мы с Игорем, «хлопцев». Но ему, чтобы добиться чего-то, достаточно посмотреть на человека своими грустными понимающими глазами. Водитель он классный. Его даже однажды пробовали переманить из моего экипажа – Соседов пытался, сволочь такая, уж не знаю, чем он хотел Семеныча соблазнить, но пытался. Сразу после того, как его мехвода убили. Семеныч отказался, и даже мне ничего не сказал, да разве ж в нашем мотоциклетном батальоне чего утаишь?

Игорь – еще моложе меня, правда, всего на полгода, а выглядит – как будто ему семнадцати нету. Впрочем, может, это ему по документам восемнадцать с копейками, а на самом деле меньше? Хотя задавай или не задавай Игорю этот вопрос, все равно не расскажет, только брови нахмурит. Но наводчик он первостатейный, а еще – Игорек самый знатный стрелок нашего мотоциклетного батальона. Но если надо, он вполне в состоянии заменить за рычагами Семеныча.

Гулкие звуки разрывов – и приказ по колонне: «Всем стоять».

Ничего нет хуже такого вот вынужденного бездействия, когда стоишь, не понимая, почему, не ведая, что там, впереди, делается, но понимая, что что-то происходит и происходит без твоего участия.

– Что там такое? – спросил Игорь.

Семеныч только беспокойно завозился на своем месте, но ничего не сказал.

Что там? Эх, хотела бы я сама знать, что там.

Новости стали известны только спустя двадцать минут, и новости самые неутешительные. Головной дозор нашей колонны – три «тридцатьчетверки», – были уничтожены огнем трех «тигров», занявших высотку на подступах к деревне.

– Суки, б…ди! – маленький майор бегал туда-сюда около командирского танка. Его я не знала.

– Выставили прямо на окраине! Суки! Как влепили! Я чуть лучших ребят не потерял!

– Прыгают твои ребята, как зайцы, – неодобрительно заметил полковой особист, неприятный на вид мужик лет сорока с бритым черепом. Его недолюбливали, но уважали: труса он никогда не праздновал и награды свои носил заслуженно: медаль «За отвагу» и «За оборону Ленинграда». Плюс шрам, который делил его лысый череп на две почти равные части. О нем мало что знали – что, в общем-то, было нормально. И ещё… о нем почти не трындели, что более странно. Но, в целом, мужик он неплохой.

– Ну, прыгают! Ну и что? – огрызнулся майор. – Ты попробуй, высиди, когда он начинает вертикально стволом водить. Это ж хана! Что, лучше, чтоб горели хлопцы?

Это и вправду хана. «Тридцатьчетверке» – обычной, не восемьдесят пятой, – против «тигра» один на один не выстоять. Семидесятишестимиллиметровочка может пробить броню «тигра» только с расстояния метров в пятьсот, а он тебя – с полутора километров. Понятное дело, что ребята выпрыгивали, и это совсем не трусость: какой смысл глупо погибнуть? Как говаривал не помню уж кто, героизм – это не погибнуть геройски, а заставить погибнуть врага. Правда, за точность цитаты не поручусь, но по смыслу – именно так.

Майоры, подполковники и полковники долго спорили, махали руками и в результате ни к какому решению не пришли.

Я эту историю знала. Знала, чем она должна окончиться: командир бригады, полковник Фомичев, приказал двум «валентайнам» подобраться под прикрытием кустарника поближе к «тиграм», потому что кустарник был недостаточно высоким и скрыть тридцатьчетверки не мог, а маленькие «валентинчики» как раз имели шанс подобраться незамеченными.

Только сейчас Фомичев почему-то молчал, не принимая никакого решения. А время между тем шло.

– Товарищ полковник!

Мне тут вообще не полагалось находиться. Не в том смысле, что – мне, геймерше Наташке, а командиру танка лейтенанту Приходько. Никто меня сюда не звал. Но… не могла я вот так просто стоять и смотреть.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! Лейтенант Приходько…

– Ты что, лейтенант, совсем охренел?! – взвился вдруг маленький майор. – Считаешь себя умнее всех?! Какого ты тут вообще торчишь?! Под трибунал захотел?! Подслушиваешь, сучонок?!

Он орал и брызгал слюной, и еще неизвестно, до чего бы он доорался, как вдруг лысый особист остановил его едва заметным жестом.

– Погоди, майор. – Он досадливо поморщился, как будто от майорских криков у него начали болеть зубы. – Под трибунал – это мы всегда успеем. Вдруг парень и в самом деле может что-то дельное предложить?