Собиратель реликвий - Кристофер Тэйлор Бакли

луны на снегу и полуночные вскрики ястребов и сов наверняка принесут успокоение.

К вечеру четвертого дня за спиной Дисмаса застучали копыта. Его окликнули по имени и сурово приказали остановиться.

Лейтенант Витц в сопровождении дюжины конников. Ни любезностей, ни объяснений. Один из всадников ухватил лошадь Дисмаса за повод. Сверкнули обнаженные клинки. Что происходит?

Дисмаса было приказано доставить в Майнц. Без объяснения причин. Обратный путь прошел в зловещем молчании. Дисмас неустанно размышлял, чем объясняется такая бесцеремонная ревокация.

В Майнц прибыли глубокой ночью. Несмотря на поздний час, Дисмаса немедленно провели в приемную Альбрехта, где и явили мрачному кардиналу, озабоченному монсеньору, стайке перепуганных священников и непроницаемому Дрогобарду. На длинном столе перед ними лежала плащаница. Недобрый знак.

Не предлагая перстня для лобызания, Альбрехт указал на плащаницу:

— Извольте объяснить.

Дисмас посмотрел на разостланный холст и перевел взгляд на Альбрехта:

— Ваше высокопреосвященство, я не понимаю…

Он подошел к столу и внимательно оглядел плащаницу. В ней ничего не изменилось.

— Имел ли Господь наш Иисус привычку носить ювелирные украшения?

— Мм… Нет, наверное, ваше высокопреосвященство.

— А перстни?

Дисмас склонился над изображением рук. И вдруг увидел. На правой руке. Перед глазами все поплыло, а потом линии сложились в отчетливую картинку: перстень в пасти крылатого венценосного змия.

Дисмас узнал эмблему. Грудь сдавило. Вензель — фрагмент фамильного герба, пожалованного Фридрихом при назначении Кранаха придворным живописцем.

Мысли путались. Ради всего святого, откуда на плащанице эта эмблема? И тут же его осенило: Дюрер!

Как он ее раньше не заметил? Он же обследовал каждый стежок, каждое волокно Дюреровой плащаницы.

Дисмас посмотрел на Альбрехта:

— Боюсь, я все еще… В недоумении. Этого… Раньше этого не было.

Альбрехт кивнул монсеньору.

— В часовне, где хранилась плащаница, вспыхнул пожар. Полыхнуло сильно. Именно тогда и проступила эмблема.

Дисмас лихорадочно соображал. Альбрехт не гнушался выставлять поддельные реликвии вроде лодки святого Петра. Однако же кардинал Майнцский не потерпит, чтобы его выставляли дураком перед его же подданными.

Сгорая от желания убить Дюрера, Дисмас растерянно пролепетал:

— А вдруг это еще одно чудо?

— Арестуйте его, — приказал Альбрехт Дрогобарду.

Жесткая длань Дрогобарда сомкнулась на предплечье Дисмаса.

— Ваше высокопреосвященство, — взмолился Дисмас, — мы же были свидетелями двух чудес при явлении плащаницы!

Глазах Альбрехта гневно сверкнули.

— А значит, — продолжал Дисмас, — плащаница истинная!

У Альбрехта внутри все клокотало от сдерживаемой ярости, однако он не мог признаться в поддельных чудесах перед монсеньором, священниками и Дрогобардом. Из-за Лютера, этого гнусного возмутителя спокойствия, фальшивые чудеса не просто вышли из моды, но и сурово порицались. Да, присутствующие служили кардиналу, но слуги, как известно, болтают. Такое не скроешь. Альбрехт теперь кардинал. Дисмас его переиграл. На время.

— Оставьте нас.

Монсеньор, священники и Дрогобард удалились.

Альбрехт встал с трона, спустился по ступенькам с возвышения и обошел Дисмаса кругом.

— Чем заслужили мы такое вероломство? — уязвленно осведомился он.

— Не кривя душой, ваше высокопреосвященство, я так же поражен этим, как и вы.

Строго говоря, это заявление не было ложным.

— Нет-нет. Довольно. — Альбрехт сделал еще один неспешный круг. — Эмблема мастера Кранаха должна была проявиться лишь после того, как вы доберетесь до своих кантонов. До нейтральных кантонов, на кои не распространяется наша власть. Но пожар помешал вашему бегству.

— Ваше высоко…

— Еще слово — и я прикажу Дрогобарду вырвать вам язык. Так. Кому же мог прийти в голову такой каверзный план? Вам? Навряд ли. Потому что вы не настолько хитры, правда, Дисмас? Правда. Вы всего лишь грязный швейцарский торговец костьем, в дорогих сапогах, купленных на ворованное. Нет-нет, такое хитроумное коварство могло прийти в голову только дядюшке Фридриху. Фридриху. Мудрому.

Лишь теперь Дисмас осознал весь ужас происходящего. Альбрехт решил, что все это задумал Фридрих, чтобы выставить новоиспеченного кардинала на посмешище.

— Позвольте мне сказать…

— Да, прошу вас.

— Фридрих здесь ни при чем. Это моя идея.

— Ваша идея? — хмыкнул Альбрехт. — И ваша работа?

— Да.

— Да вы талант, Дисмас. Мы и понятия не имели, что у вас такой дар живописца. И почему же вы решили украсить свой шедевр подписью мастера Кранаха? Я сгораю от любопытства.

— Мне кажется, я понял, в чем дело. Это пентименто.

— Пентименто?

— Да, — продолжал Дисмас, — именно так. Я теперь вспомнил. Холст хранился у меня много лет. Когда-то я нарисовал на нем эмблему Кранаха. Темперой. А потом забыл об этом. Видите ли, со временем темпера выцветает. Особенно на льне. И рисунок… исчез. И когда я взялся за изготовление плащаницы, то не вспомнил о нем. Очень неосмотрительно с моей стороны, — с нервным смешком добавил он. — Вы совершенно правы, ваше высокопреосвященство. Я не слишком сообразителен. И теперь уповаю на ваше милосердие.

— Милосердие? Значит, вы ожидаете милосердия?

— Это добродетель, завещанная нам Господом.

— Не смейте говорить нам о Господе! Вы осквернили Его светлый образ! — Альбрехт гневно указал на плащаницу.

— При всем уважении должен отметить, что ваше высокопреосвященство были не столь взыскательны к лодке святого Петра…

— Стража!

Дисмаса увели.

14. Кардинальские прегрешения

— Письмо для курфюрста, мастер Спалатин. Из Майнца. От кардинала.

Спалатин с неохотой принял из рук помощника письмо: наверняка это очередная ламентация Альбрехта о Лютере. Сколько их уже было, от просительных до кипящих возмущением по поводу отказа Фридриха выдать Лютера.

Он потянулся за ножом — срезать печать. Скорее всего, в письме одни лишь укоризненные упреки и горькие сетования на то, что Фридрих не явился на церемонию возведения Альбрехта в кардинальский сан. Что не имело ни малейшего отношения к Лютеру. Фридриху просто нездоровилось.

Спалатин начал читать.

О боже.

Он заторопился в покои Фридриха. Вручил послание курфюрсту. Фридрих принялся за чтение, хмуря лоб.

Ваш гнусный и достойный презрения заговор раскрыт. Неужели вы и вправду полагаете, что это отвратит нас от нашего стремления исполнить волю Святого престола и предать вашего монаха-еретика Лютера в руки правосудия?

Фридрих недоуменно посмотрел на Спалатина:

— Ради всего святого, о чем он?

— Читайте дальше.

Ваш поставщик святынь Дисмас, назначенный исполнителем этой возмутительной и вероломной авантюры, — мой пленник. Не сомневайтесь в том, что к нему применяются самые пристрастные методы дознания. Не сомневайтесь также, что его признания с подробным изложением всех ваших святотатственных махинаций в самом скором времени будут опубликованы по всей империи, к позору Саксонии и дома Веттинов.

Писано сего дня вашим братом во Христе, чье Святое имя вы подвергаете поношению покровительством еретику Лютеру, а теперь еще и кощунством самым богомерзким,

ALBERTVS. CARDINA. MAGVN.[5]

— Он спятил, — покачал головой