Живые в эпоху мёртвых. Дилогия - Александр Иванин

  - Ну, зачем проституток. Мы вообще людям добро делаем. Если проблемы, у кого какие, или потребности. Ведь в зонах и в тюрьмах тоже у людей своих потребности есть. Зачем человеку мучатся. Есть у нас мальчики и девочки с адвокатскими корками, которые могут помочь и расслабиться несчастному человеку. Мы это психологической поддержкой называем. Нормальный бизнес.

  - Ага! Вот из-за таких как вы, нас все п...сами считают, - злорадно зашипел Блидевский.

  Старик вообще не понял, о чем говоря эти двое.

  - А что за бизнес на потребностях? - попыталась уточнить Валя.

  - А все очень просто! - просветил ее Блидевский. - Они проституткам обоих полов корочки адвокатские делают. Согласно закона адвокат может посещать своего клиента в местах заключения и находится с ним безнадзорно сколько угодно. Администрация исправительного учреждения обязано им отдельное помещение выделить для того чтобы адвокат с клиентом мог с глазу на глаз пообщаться без посторонних. Вот так эти шалавы, с купленными корками, клиентов своих по тюрьмам навещают. А те их трахают, в предоставленном администрацией, отдельном помещении. Все по закону. Думаете это тайна? Еще они наркоту и жрачку с выпивкой туда таскают. Досматривать адвокатов запрещено.

  - Да, это так, - спокойно согласился Казарян.- Еще древние императоры говорили: 'Деньги не пахнут'. Это хороший бизнес - доходный. А самое главное, стабильный. Когда вопросы всякие решаешь - проблемы часто возникают. Да и по-разному с доходом получается. Бывает, что легко и быстро вопросы решаешь, а бывает и долго. Занес деньги одному, а его завтра сняли, и не успел он человеку помочь. Бывают такие, которые просто берут деньги и не делают ничего.

  - А! Это как в анекдоте! - радостно уточнил Блидевский.

  - Каком анекдоте?

  - В простом анекдоте. Вы знаете, чем взяточничество отличается от коррупции? - продолжил Блидевский. - Взяточничество - это когда берут деньги и подарки за то, что должны делать бесплатно или за меньшие деньги, а коррупция - это когда берут деньги и ничего не делают.

  - Ну, это редко бывает. У нас все люди проверенные, - возразил Казарян.

  - Тамик, а у вас действительно проститутки обоих полов по тюрьмам ходили? - поинтересовалась Валентина.

  - Да, и так и так было.

  - А зачем мальчиков в тюрьмы отправляли? Там же, кажется, свои петухи есть?

  - Есть, милая. Но гигиена. Наши мальчики без тюремного запаха. Да и выглядят они получше, чем Машки на парашке.

  Все вздрогнули от сильного удара в дверь. Некая успокоенность от крепости оконной решетки и металлической двери улетучилась как дым на ветру. Уже не обращая внимания на рвущихся сквозь окно мертвяков. Люди кинулись двигать тяжелый диван к двери. Дверь сначала загородили шкафом с безделушками, а потом подперли его тяжёлым диваном. Пока они толкали мебель, удары сыпались на дверь практически постоянно. Потом они опрокинули на бок стол и поставили его вертикально, заслонив им окно. Стол привалили двумя креслами. По натянутой ткани поверхности столешницы скребли мертвые руки. Слышался треск раздираемой ткани. Скрежет зубов и скуление трупов вкупе с их вонью, просто сводили с ума. От ужаса хотелось непрерывно орать - так было страшно.

  Люди тяжело и затравленно дышали. Хотелось бежать, дико крича от ужаса, но такой роскоши у них не было. Валентина жалобно всхлипывала. Кирилл ее успокаивал.

  Казараян ползал по полу, разыскивая зажигалку. Рядом с ним ползал Блидевский. Вдруг лучик света раздвинул мрак комнаты.

  - У меня сотовый с собой, - пояснила Валентина.

  Она держала в руках изящный золотой Vertu. Свет экрана телефона разгонял темноту. Казарян вытащил из кармана пиджака свой телефон, но его аккумулятор уже сел, и телефон отключился. Кирилл свой телефон разбил, а у старика сотового вообще не было. Адвокат долго перебирал свою одежду, но сотовый телефон так и не нашел.

  Пока адвокат сосредоточенно рыскал по карманам, Казарян собрал светильник из полной бутылки виски и ленты из рыхлой толстой ткани, оторванной от, прихваченной из подсобки, половой тряпки. Он зажег импровизированную лампу и долго настраивал пламя с помощью ножниц. Светильник больше напоминал всем известный коктейль Молотова. Осветительный прибор чадил, но в колышущемся полумраке было намного лучше, чем в кромешной тьме.

  Чтобы закрыть свет от мертвяков он закрыли окно ковром поверх, прижатого к окну, стола. Ковер закрепили под самым потолком на массивной деревянной гардине. Ковер был тяжелый, но гардина его выдержала.

  Закончив с баррикадированием окна и двери, люди начали разыскивать спасительный люк. На гладком паркете не было никаких следов его присутствия. Кирил выломал ножом несколько плашек, но под плашками монолитным щитом лежали толстенные шпунтованные доски. Люка был ими закрыт наглухо.

  На всех сразу напало одинаковое безразличие. Это был конец. Можно было пытаться резать дощатый настил ножом, стрелять в него из обоих пистолетов, пытаться грызть зубами, но все было бесполезно.

  - Где второй топорик, придурок? - спросил у сына Блидевский.

  - В квартире у Вали оставил, - мрачно пробубнил он.

  Все остальные просто молчали.

  - Знаете, о чем я молюсь? - спросил Казарян, и, не дожидаясь реакции от остальных, ответил: - Я молюсь о то, чтобы моим детям и жене была послана легкая смерть. Так жить невозможно. Зачем они будут страдать.

  - Ну, уж нет. Я собираюсь жить, - окрысился адвокат. - Пусть плохо, пусть тяжело, но я хочу жить.

  - Живи, пожалуйста. Кто тебе мешает, кроме этих, - Казарян кивнул голой в сторону окна. - Только как это у тебя получится?

  Все опять замолчали. Тягостное безразличие тоскливой тенью упало на всех. Вспышка радости от иллюзорной возможности вырваться из осады мертвяков и последовавшее разочарование просто выпили из людей все силы. Блидевский уселся на китайский столик и апатично уставился на свои ноги. Армянин сел на пол, скрестив ноги по-турецки под массивным животом. Все их усилия были тщетны.

  - Валя, я тебя люблю. Ты будешь жить. Я все для этого сделаю. Мы вместе уйдем отсюда. Я готов умереть за тебя, - сказал подросток и обнял молодую женщину.

  - Не надо умирать пожалуйста, - улыбнулась Валентина. - Я не могу потерять тебя. Ведь я только что тебя нашла. Я люблю тебя, ты настоящий мужчина. Я всегда мечтала о том, что бы быть рядом с таким как ты. Какая же я была дура. Жизнь шла мимо, а я цеплялась за какие-то цацки, машины. Бред какой-то. Ведь у меня даже среднего образования нет. Я школу не закончила.

  - Любовь свою нашли? - язвительно спросил адвокат.

  - Совсем нет, - вполне серьезно ответила Валя. - В четырнадцать лет меня в нашей школе сфотографировал заезжий журналист. Я всегда была самой красивой девочкой в школе. Мою фотографию напечатали в журнале. И не просто напечатали, а на обложке журнала. Мне сразу посыпались письма и предложения. А родилась и выросла я в поселке Эжва рядом с Сыктывкаром. Это в республике Коми. Представляете, что это для меня значило. Через месяц у меня была первая профессиональная съемка в Москве. Я туда с мамой приезжала. Денег не платили, постоянно говорили о том, что это мой старт в жизни, и я должна вложиться в свое будущее. Мои снимки понравились. Меня стали приглашать агентства. Сбылась мечта любой малолетней соплюхи. Вот так сразу я стала профессиональной моделью. Появились гонорары и поклонники. Хорошо, что хватило ума по рукам не пойти. Мать быстренько наладила бизнес по торговле моей внешностью. Она стала моим агентом, а все деньги забирала себе. Через год я начала более-менее что-то понимать. Тогда я первый раз поругалась с матерью. Мы переехали в Москву, жили на съемной квартире. Она таскала меня по всяким кастингам, конкурсам, продюсерам, агентствам. У нее получалось зарабатывать деньги на моей внешности. Мне платили даже больше чем другим девочкам. Но почти весь заработок уходил на шмотки, косметику, салоны красоты, портфолио, профессиональных визажистов и консультантов. Занятия хореографией и вокалом. Деньги текли сквозь пальцы. Мать пытались сделать мне имя, но старалась, прежде всего, для себя. Она мечтала устроить мне успешный брак с олигархом. Я стала ее главной ставкой по жизни. Она запретила мне общаться с отцом. Папа у меня был спортсменом, а потом стал заниматься бизнесом, но с переменным успехом. В деньгах мы явно не купались. Мать использовала меня как породистую кобылу. Я была ее капиталом, а папу она ненавидела и решила, что может обойтись без него. А тут, как на грех, я влюбилась по уши. И представляете, он был обычным мальчиком. Отец у него в конструкторском бюро работал, мама педиатром в поликлинике. Он умница был, в бауманку сам поступил, был красив как Аполлон, на гитаре играл, стихи и песни писал. Вот тогда мы с мамой и сцепились. Я сломалась тогда. Она напугала меня тем, что моего мальчика закажет. Я ей поверила. Ведь вокруг меня всякие типы тогда крутились, а общалась с ним моя мама. Тогда я отказалась от своей любви. Я предала человека, которого любила, пусть даже наивной девичей любовью. А потом я предала мать. Я обманула ее. Мне тогда шестнадцать только исполнилось. У меня появилось предложение от крупного модельного агентства из Франции. Париж - это мечта любой дурочки, такой как я. Смысла нет рассказывать, как я все устроила, но в Париже я оказалась уже без нее. Вот тут меня настигла взрослая жизнь. Контракт был кабальный, почти все деньги уходили на оплату счетов. Жили мы с девчонками в крохотной квартирке под самой крышей. И жило нас там десять человек. Спали на двухъярусных кроватях. Мало того, что нас там дрючили и пользовали и в хвост и в гриву, но к счастью не в интимном плане. Мы еще друг с другом грызлись. Я пахала как лошадь. Минутки свободной не было. Это только со стороны все красиво и здорово, а на самом деле клоака клоакой.