Долгий сон - Ричард Райт

— Хорошо. Ну пошли, посмотрим. — Тайри озабоченно покосился на закрытую дверь. — Хоть бы уж эти черные бараны убрались домой, — буркнул он. — И чего торчат, только белых разбередят, неровен час.

Гуськом они медленно потянулись по коридору, ведущему в заднюю комнату. Мать Криса плакала навзрыд. Рыбий Пуп протиснулся вперед, откуда ему тоже было видно. На столе, лицом вниз, лежало что-то похожее очертаниями на человеческое тело, что-то грязное, окровавленное, искромсанное.

— Миссис Симз. — Доктор Брус обнял женщину одной рукой. — Боюсь, вы сейчас не узнаете сына…

— Помоги мне, Господи. — Она подалась вперед с закрытыми глазами, набираясь мужества взглянуть.

— Тайри, вы хотите, чтобы и Пуп видел? — спросил доктор Брус.

— Ага, — отрывисто бросил Тайри. — Пусть видит, как это бывает.

— Понимаю вас, — сказал доктор Брус.

Миссис Симз открыла глаза, увидела и с воплем кинулась вперед, накрыв своим телом истерзанное тело сына.

— Крис, сыночек мой родной! Нет, нет, это не ты! Господи! Да как же это! Неправда, нет! Не по справедливости это! — выкрикнула она, припав в беспамятстве к неподвижному телу. Она закрыла глаза и запричитала: — За что же это мне, Господи! Нет, Господь это не мог допустить! Что бы ты ни сделал, мальчик, не мог же Господь желать для тебя такой смерти! Я вынашивала тебя в себе, чувствовала, как ты растешь, я рожала тебя в муках, своею кровью я дала тебе жизнь! А теперь — такое… Нет, Господи Боже мой, нет! Не знаю кто, но должен кто-то ответить мне, почему ты, сыночек, так умер… — Она подняла опухшее мокрое лицо к потолку, где нещадно сверкала голая электрическая лампочка. — Господи, это не ты! Ты не мог! И что-то ты должен сделать, чтоб не случалось такое с детьми черных женщин! Если бы мне опять прожить жизнь, я не рожала бы ребенка! Я вырвала бы плод из своего чрева! Не для того рожают женщины детей на свет, чтобы они вот так помирали! Господи, погаси ты на небе свое солнце! Погаси свои звезды на небе! Не нужны мне больше твои деревья, не нужны твои цветы! Не хочу я, чтобы твой ветерок обдувал меня, если ты позволил, чтобы мой сын так кончил жизнь… Вот я стою пред троном твоим и спрашиваю: скажи, когда я какое сделала зло? В чем мое прегрешение? Если нужно, чтобы мой единственный сын был убит, так ты мне сказал бы, я сама бы его убила. А не эти белые… Боже, мы не боимся умирать. НО НЕ ТАКОЙ ЖЕ СМЕРТЬЮ! Господи, дай мне услышать слово твое. До конца моих дней я буду молить, чтобы ты сказал мне, почему мой сын умер такой смертью…

Доктор Брус повлек плачущую, согбенную горем женщину из комнаты. Джим, гневно сверкая покрасневшими глазами, закрыл за ними дверь. В молчании, таком мучительном, что хотелось закричать, они стояли, угрюмо глядя на тело Криса. Скрипнула дверь, и они очнулись; это вошел доктор Брус.

— Я уложил ее в комнате для провожающих, скоро уснет, — сказал он.

Пупа пробрала дрожь, ему вспоминалась эта комната и как он стоял, перепуганный, в темноте, когда грозный паровоз, пламенея, выталкивая из себя хриплое дыхание, давил колесами черное женское тело, и теперь только он догадался — да, это, наверное, и есть то самое, что делал Крис, когда белые застигли его с белой женщиной. Отрывистый возглас отца прервал цепь сопоставлений, подсказанных памятью.

— Джим, снимай с него одежду!

— Есть, Тайри. — Держа в руках ножницы, долговязый Джим шагнул вперед.

Он ухватил Криса за правое плечо и ловким движением крутнул на себя. Первыми повернулись бесформенная голова и туловище, за ними одеревенело брякнулись ноги и качнулись коротко, как у живого. Рыбий Пуп судорожно напрягся; образ Криса, веселого, быстрого, каким он его знал, никак не связывался у него в сознании с безжизненной, растерзанной грудой, лежащей у него перед глазами, и это было нестерпимо. Он глотнул, провел по губам сухим языком и переступил с ноги на ногу, недоверчиво глядя на покрытое синяками и запекшейся кровью лицо, залитое безжалостным сиянием ничем не защищенной лампочки.

— Вероятно, убили сразу после обеда, — заметил доктор Брус. — Уже наступило трупное окоченение.

Пальцы врача легко обежали подушки распухшей плоти, где прежде были щеки. С изуродованных черт стерто было всякое выражение — белые не только отняли у Криса жизнь, они лишили его человеческого подобия. Рот, обрамленный пеньками выбитых зубов, неровным провалом разверзся меж изодранной тканью, в которой никто не узнал бы губы. Набухшие веки не плотно сомкнулись над глазами, и в щелки едва виднелась радужная оболочка.

— Обширные разрывы ткани, — вполголоса заключил доктор. Он нагнулся над головой Криса, держа в руке крошечный медицинский фонарик. — Правого уха нет. — Доктор Брус спокойно показал на темный сгусток крови сбоку. — Похоже, что срезано, содрано. Может быть, от трения об асфальт. Его, несомненно, привязали к заднему бамперу машины и волокли по улицам. Весьма болезненная процедура… — Он подал знак Джиму. — Разрежьте на нем рубаху, Джим.

— Есть, док.

Джим поддел рубаху концами ножниц в том месте, какое оказалось под рукой, зачикал ими и в два счета освободил от лохмотьев перебитую шею.

— Они же его линчевали, — с негодованием выдохнул Тайри.

— Э, нет, — невозмутимо отвел такое определение доктор Брус. — Линчевать не дозволяется законом. Объявили, что парень пытался оказать сопротивление при аресте, и отрядили на поимку три тысячи человек…

— Это все равно называется линчевать…

— Стоит ли пререкаться о частностях, — сказал доктор Брус. — Парня в любом случае задумано было уничтожить, а уж каким способом — не играет роли. — Он тщательно осмотрел шею убитого, руки, грудь. — Огнестрельных ран не наблюдается, — заметил он. — По-видимому, сочли, что он не достоин пули. — Врач помолчал и прибавил: — Его убивали с особым расчетом, чтобы каждое действие гласило: «Всякий из вас, кто поступит как этот негр, кончит тем же». — Его пальцы ощупали шею убитого. — Шейные позвонки, вероятно, сломаны в двух местах, если не больше… Не берусь утверждать что-либо до вскрытия.

— Ему сразу перебили шею, док?

— Трудно сказать, Тайри. Когда случается нечто подобное, кто тут может знать? Я даже сомневаюсь, чтобы Крис успел понять, что с ним происходит, — столько всего в какие-то считанные мгновения. Может быть, шею сломали в самом начале, и ему не пришлось мучиться, а может быть, под конец, обнаружив, что еще не добили…

— И как же он тогда настрадался, — со вздохом сказал Тайри.

Доктор Брус задумчиво сощурился на электрическую лампочку.