Дариар. Дорога к дому (СИ) - Екатерина Аникина

просто: «Эй ты, человек»? Мы, поди, все у них на одно лицо, и вообще, не эльфячье это дело в каких-то человеках разбираться.

Так, надо собраться. Видимо зелье еще толком не выветрилось, но хотя бы просто влияло на настроение, да и легкий туман в голове остался, но не более, что, в принципе, не могло не радовать.

— Итак, герцог, я думаю, у вас в голове сейчас слишком много вопросов, чтобы их структурировать и задать в правильном порядке, сумев сформировать при этом целостную картину происходящего. — Такую откровенную и грубую провокацию я проглотил, не поморщившись. Это было настолько грубо — в не слишком завуалированной форме назвать меня дебилом, полностью проигнорировав мое желание, чтобы он называл меня по имени, что стало даже слегка скучно. Я промолчал, решив послушать, что же мне еще скажут такого, чтобы я понял своим скудным человеческим разумом. — Сначала я расскажу вам, что же подвергло меня к такому решительному шагу в отношении вас и моей дочери, и поверьте, мне было нелегко пойти на это, все-таки Сиэана мое дитя, но у меня просто не было другого выхода. Ну а после я отвечу на все ваши вопросы, которые у вас могут возникнуть. Такой порядок вещей вас устроит?

— Вполне. Но прежде чем мы начнем, я хотел бы узнать, что вы сделали с моим человеком? Ведь мы же прекрасно понимаем, что плох тот правитель, который не заботится превыше всего о своих людях, — я смотрел на него, но даже не пытался поймать взгляд Лавинаэля, прекрасно понимая, что, что бы я не спрашивал, он не скажет мне ни на одно слово больше, чем вообще захочет сказать. Переиграть его я не смогу при всем своем желании, слишком большая пропасть разделяла нас, в первую очередь в опыте, банальном жизненном опыте, о чем красноречиво говорила насмешка в его глазах. К тому же, к жизненному опыту прикладывался еще и опыт управленца, которого у меня не было от слова «совсем». Мы играли его колодой, да и карты у него были краплеными, мне же оставалось только одно, рискнуть и попробовать блефовать, то есть делать то, что я умел как никто другой, что поделать, жизнь в борделе и не к такому быстро приучает. У Лавинаэля подобного опыта не было, так что можно было рискнуть, ведь, сколько случаев известно, как блефуя, игроки срывали банк.

— Он в полном здравии, если только это вас интересует. Не в наших интересах причинять физический дискомфорт кому-нибудь из вас обоих, — немного помедлив, явно обдумывая ответ, и не найдя в моем вопросе подвоха, ответил Лавинаэль.

— На данном этапе — да, этой информации вполне достаточно. — Я улыбнулся, хотя в душе бушевала буря, а по венам ощутимо пронеслись искры пламени. Что они с ним сделали? Уж мне-то прекрасно известно, как можно сломать человека, не прикоснувшись к нему и пальцем. Я почувствовал, как в моих зрачках отразились всполохи бушевавшего во мне огня, и еще больше сжал зубы, ясно почувствовав во рту привкус мела и услышал скрип. И если холодную мину безразличия к чужой жизни еще можно как-то натянуть, то глаза выдали меня с потрохами. Лавинаэль усмехнулся самыми краешками губ. Он прекрасно все видел и понимал, но даже не старался скрыть от меня этого понимания. И тогда я расслабился окончательно. Ну что же, начинаем наш блеф. Я позволил огню разгореться еще сильнее, слегка нахмурился и сжал кулаки. Так как мои руки лежали на столе, это выглядело немного демонстративно. Я покосился на Лавинаэля, понял или нет? Судя по снисхождению, занявшему место насмешки в глазах эльфа, тот ничего не понял, а просто наслаждался своим величием. Кашлянув, я продолжил. — Хорошо, раз с этим моим вопросом разобрались, хоть пока и частично, перейдем к следующему пункту нашей повестки: что же привело вас к столь оригинально решению — отдать свою очаровательную дочь в руки первого попавшегося человека?

Глава 9

Лавинаэль несколько секунд молча изучал меня, но я так старательно злился, что Правитель быстро успокоился, и принялся говорить, взвешивая при этом каждое сказанное слово.

— Пару веков назад, если быть более точным, то без трех дней двести лет, моя раса не пребывала в забвенье и правила Дариаром наравне с людьми. Совет состоял из пятнадцати членов, и помимо тринадцати герцогов во главе стола всегда сидели представители эльфийского народа. Две схожих, но одновременно с этим совершенно не похожих друг на друга расы: истинные эльфы и сумеречные эльфы. Представители и той и другой расы жили в городах, герцогствах, занимались артефакторикой, были незаменимыми лекарями. Большую часть управления на местах взвалили на свои плечи именно эльфы, разумеется. — «Ну, конечно же, разумеется. Как по другому-то? А вы бедняги так страдали от этого, слезы горькие подушкой по ночам вытирали». Я не видел себя со стороны, но подозреваю, что моя улыбка в этот момент стала напоминать оскал. — Ведь на нашей стороне жизненный опыт, который дает очень много, гораздо больше, чем все, что могут получить люди за свою такую недолгую жизнь. Поэтому любой эльф способен вести дела лучше самого подготовленного человека. Но люди всегда были мелочны и тщеславны, многие, в конце концов, стали проявлять неудовольствие от того, что мы отличаемся от них во всем: магией, врожденной привлекательностью, верой и долголетием. — «Птица говорун отличается умом и сообразительностью», — на грани слышимости прошептал я. Лавинаэль настолько зациклен на самом себе, он настолько эгоцентричен, что даже спустя две сотни лет, так ничего и не понял, во всяком случае, того, что касается людей. — Что? Вы что-то сказали?

— Нет-нет, вам послышалось, продолжайте, это все так увлекательно.

Лавинаэль, прищурившись, посмотрел на меня, но, не увидев ничего предосудительного, продолжил.

— Ошибочно считать, что мы бессмертны. Мы можем умереть от тех же причин, что и вы, люди, даже от старости. Только благодаря этому священному месту и нашему главному дару, старость приходит к эльфам немного позже, отодвигая наш жизненный путь на более долгий срок, чем ваши боги отмеряют вам. Но с долголетием рука об руку идет и главная проблема: у одной эльфийки может родиться не более двух детей. Таким образом Вселенная компенсирует нашу долгую жизнь отсутствием прироста населения. Мы никогда не конфликтовали с людьми, и никогда не шли на осознанную конфронтацию. Просто у нас была немного другая политика, политика, которую многие