В провинции, у моря (СИ) - Охалова Полина

Скорую Мишаня вызвал уже через два часа. Короче – дальше дела пошли все хуже и хуже – у матери отказала сначала рука, потом обе ноги, и постепенно мама Лена сначала превратилась в парализованную лежачую больную, а потом и вовсе почти в овощ. Миша с помощью приехавшей из Скадовска тети Ксени продал квартиру в центре, переехав в ближнее Замкадье. Все вырученные деньги были потрачены на врачей и сиделок, но толку от этого было мало. Надя из Марша миллионов с подругой отыскали по жетону на фото того полицейского, ходили к нему – грозили судом, требовали компенсаций, потом взывали к совести, но полицай выгнал их и сказал, что если баба будет претензии предъявлять, то он докажет, что она первая на него напала и ему пришлось защищаться, он ее еще по судам затаскает и сам компенсацию отсудит – мало ей не покажется. Пусть спасибо скажет, что он ничего этого делать не станет, но, если еще раз к нему эти побирушки полезут, он их всех закатает. Надежда с подругой тогда собрали какие-то деньги, принесли Мишане, улыбались виновато.

Короче – мать больше с постели не вставала, потом и тетя Ксения померла у себя в Скадовске, квартирные деньги растаяли, пенсия по инвалидности была ничтожной, словом, пришлось Мише стать сиделкой при матери. В школе его перевели на экстернат, учителя приходили иногда к нему домой, ЕГЭ он сдал и даже неплохо, но ни о каком институте или университете и речи быть не могло. Миша после школы окончил Интернет-курсы и стал айтишником и, к своему удивлению, – довольно успешным, начал даже неплохо зарабатывать, не отказывался и хакернуть, но деньги и тратить было особо не на что: он жил, привязанный к своей малюсенькой квартирке и к матери, которая застряла между жизнью и смертью и в таком положении провела несколько бесконечных для Миши лет. А три года назад мама умерла. Михаил нашел работу в фирме, для которой локация работника не имела значения, по наводке одного виртуального приятеля переехал в Болгарию, в Поморие – попробовать пожить «в глухой провинции у моря». А тут ковид грянул, он и застрял здесь, впрочем, нисколько об этом не жалея. Квартиру в Москве он сдавал, зарабатывал неплохо, снимал студию с видом на море и собирался в обозримом будущем ее купить. Увлекся рыбалкой и ходил каждое утро на пирс. Познакомился с веселым дядькой Петровичем, который ему много передал рыбацких, как теперь говорят, «лайфаков». Петрович любил поговорить, а Миша – послушать. Особенно Николай любил рассказывать байки из своей полицейской жизни, в которых выглядел прямо благородным шерифом или доблестным ментом из сериала «Убойная сила». Лысый дедок, Семен, однажды спросил: «И что никогда ты никого не бил и не мучил?»

–– Не, мучить-не мучил, ну а стукнуть для острастки приходилось, – ответил Петрович. – Эти же оппозиционные придурки и прошмандовки сами напрашиваются, как дразнят. А потом еще права качают. Помню как-то одну бабу легонько толкнул, она на жопу брякнулась, так потом две манды приходили, требовали ущерб компенсировать – мол, кошелка того, концы отдает, мать-одиночка туда-сюда, несли всякую срань небесную.

–– А ты что? – поинтересовался Семен.

– Я что? Выпер этих убогих за дверь, пусть на паперти побираются. Раскатали губу! Если всякому давать – поломается кровать, – Петрович довольно заржал, он вообще любил посмеяться над собственной шуткой-прибауткой. – Тем более что распиздяйки эти наверняка бабулю лохматили, пытались просто на деньги развести

Михаил слушал веселого дядю Петровича со все нарастающим ужасом.

–– А когда это было?

–– Чего было?

–– Ну случай – с этой…, с бабой этой?

–– А я помню? Когда-то, весной вроде – когда эти пидорасы свои марши и хороводы водили, ну, когда их еще всех не перещелкали да не пересажали. Ты тащи давай, клюет у тебя, – кивнул он Мишане.

Михаил в это утро ушел с причала раньше, в голове все звучал рассказ компанейского мужика Петровича. Хорошо, что тогда ночью ему пришлось работать, а то заснуть бы все равно не смог.

Утром погода сильно испортилась, стала совсем осенней, но Михаил все же одел дождевик и вышел на набережную проветрить голову.

На волнорезе он увидел одинокого Петровича в дождевике и, сам не зная зачем, подошел к нему. Ему все же хотелось, чтоб Петрович узнал, что он походя погубил жизнь его матери, да и у него, Мишани, отнял столько лет нормальной молодой жизни. Узнал, ну и устыдился что ли, раскаялся.

Николай радостно его приветствовал, сказал, что только истинный рыбак приходит к морю в любую погоду, даже и без особой надежды на улов.

–– Петрович, – с заминкой начал Михаил, – а вот ты вчера рассказывал про эту женщину, которую ты толкнул, а потом приходили к тебе говорили, что она того, в тяжелом состоянии…

–– А ты чего заинтересовался судьбой той кошелки старой? Ты что, этот, как его –геронтофил что ли? Небось, параличных старух особо сладко трахать, а Мишаня, – Петрович стоял к нему лицом и, как всегда, смеялся собственной шутке, тряс брылями на мокром лице, живот-арбуз подпрыгивал под дождевиком. Михаила вдруг залила такая волна жгучей ненависти к этой полицейской скотине, что он со всей силы вдарил кулаком по смеющейся роже.

Петрович покачнулся, нога его заскользила по мокрому бетону пирса, он замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но рухнул плашмя вниз на камни. Мишаня постоял пару минут в полном оцепенении, потом мелкими шажками подобрался к концу волнореза. Вода внизу была окрашена красным, но море быстро разбавляло кровавый цвет, превращая его в нежно-розовый, а потом и вовсе серый и пенистый, как все вокруг. Петрович лежал там внизу на камнях, лицо было полностью закрыто дождевиком, который с каждой волной поднимался крылом из пучины. Вызывать скорую было пустым делом. Мишаня оглядел безлюдный пирс и пляж и неуверенно поплелся назад к выходу на набережную.

Дома он залез в Интернет – никаких сведений о происшествии на пирсе там не было. Мишаня промаялся еще день и только в среду нашел сообщение о том, что тело Николая нашли там же, возле волнореза. Видно, крепко чем-то зацепилось за камни и волнам так и не удалось дождевик с него снять. В чате «Россияне в Поморие» пару дней бурно обсуждали новость, а какая-то Аврора настойчиво требовала заглянуть в ее блог, полюбоваться фотками. Сам не зная зачем, Михаил вышел на ее страницу и начал разглядывать фотографии пирса в то пасмурное роковое утро. С ужасом он увидел, что на одном из снимков отчетливо видно, что на пирсе два человека, Он узнал свой дождевик со светоотражательными желтыми полосками у прорезей для рук. Если полиция начнет расследование, то это фото вполне может заинтересовать. Профессионалы, наверное, сумеют его вычислить. Значит девица, как ее – Аврора эта была на пляже в то утро…

Первым делом Михаил заблокировал доступ к сайту Авроры – защиты у дурехи практически не были никакой. Так, но ведь эти фото остались в ее телефоне, и она куда угодно может их выложить. Да и вообще – что она видела в то утро на пирсе? Блиин, что за Аврора вообще? Покопавшись в Инете, Михаил довольно быстро вычислил, что Аврора – это Анфиса Малашкина, и даже разыскал номер ее мобильника. Надо с ней встретиться, понять, что она знает, а если она ничего не видела, все равно надо изъять ее телефон, и фото удалить или вообще телефон раскурочить.

Но как встретиться с этой Анфисой-Авророй? Надо ее пригласить куда-нибудь. В ресторан что ли? Нет, нельзя, чтоб их вместе видели… Надо на пляж ее вечером пригласить, когда уже стемнеет. Там фонарей нет, никто ничего не разглядит. Михаил сочинил короткий, но выразительный месседж: мол, читаю Ваш блог, восхищен, хотел бы встретиться лично. Не могли бы Вы прийти сегодня в девять вечера на «русский пляж» к будке спасателя. С надеждой Михаил. Подумав, Михаил убрал свое имя и оставил один инициал – П. В конце концов фамилия его на П. – Прозоров.

Собираясь на свидание, он купил красную розу на длинном стебле и бутылку коньяку. Анфиса пришла на свидание накрашенная, разодетая, вылив на себя столько духов, что даже морской бриз не мог перебить запах дешевого парфюма. Они погуляли по берегу, поговорили ни о чем. Темнота сгустилась. Михаил предложил сесть на камешки и выпить немного. Анфиса охотно согласилась и стала заливать в себя коньяк из горла в довольно бодром темпе. Михаил спросил, нельзя ли посмотреть фото рассветов, которые она так прекрасно делает каждое утро. Анфиса полезла в сумку, долго там шарила и сказала: «Блиин! Забыла у Польки!»