Созидатель - Игнат Валунов

персонажи фильма в действительности являются тебе близкими людьми. Почему так происходит? Ведь как бы ни повернулись события на экране, это напрямую не коснется ни тебя, ни близких тебе людей.

Е.: Мы, люди, умеем вживаться в придуманные истории, переживать их так, словно действительно в них участвуем. Это отвлекает от однообразной, скучной жизни.

А.: Готов тебя уверить, что люди, живущие интересной, насыщенной жизнью, с таким же увлечением смотрят фильмы с напряженным сюжетом и обилием боевых сцен.

И.: Сто раз правда! Дорогая, а вот про однообразную, скучную жизнь мне совсем не хочется слышать. Ну да ладно. Думаю, Андре даст тебе сейчас другое объяснение, почему тебе нравятся триллеры.

Е.: Да я сюда и пришла, чтобы внимать твоему мудрому другу.

А.: Сначала я хотел бы выделить сам момент сопереживания. Я тут взял за обыкновение использовать понятие, названное мной внутренним я. Это совокупность явлений бессознательной части нашей психики. Как видите, я даже персонифицирую совокупность таких явлений, раз назвал удобный мне термин именно так. Вы увидите, что так действительно удобнее. Так вот, наше внутреннее я с самых древних времен умеет вычленять из действительности признаки переживания кем‑либо сильных эмоций и признаки пребывания кого‑либо в опасной ситуации – и направляет на них наше внимание. А чем древнее психический механизм, тем более доминирующую роль он играет в нашей психике как проверенный временем. Наличие барьера между зрителем и персонажами на экране никак не способно остудить действие этого психического механизма: наше внутреннее я вообще не принимает в расчет этот барьер. Более же всего для внутреннего я важна сама значимость персонажа. Если по каким‑то признакам внутреннее я угадывает, что конкретный персонаж имеет положительную значимость, оно внушает нам сопереживание ему. Как правило, это какой‑то герой, и во внутреннем я есть представления, что присутствие героев важно для общества, поскольку они могут достигать чего‑либо важного для социума, объединять вокруг себя людей, служить примером. Оказываясь с героем на одной эмоциональной волне, мы готовы помочь ему, стать причастными к его делам, завоевать его доверие и тем самым снискать свой кусочек славы. Конечно, сопереживаем мы и персонажам попроще, по разным признакам угадывая свою общность с этими персонажами. Эти формы сопереживания уместны в деле максимизации шансов на выживание наших, нашего рода, нашего социума – именно это ставится во главу угла внутренним я. Конечно, в контексте сопереживания киногерою такие тезисы кажутся абсурдными, но все именно так и работает – из-за слабости внутреннего я в деле распознания барьера между нами и персонажами, приключения которых мы видим на экране. Но не только сопереживание людям на экране подогревает интерес к фильмам. Часто нас увлекают просто какие‑то животрепещущие сцены, даже если нам безразличны персонажи. Такие сцены внутреннее я интерпретирует как ценный опыт для преодоления опасных для жизни ситуаций. И снова налицо неспособность внутреннего я увидеть барьер между нами и экраном: оно определяет характер ситуации не по тому, как в целом она выглядит, а по отдельным, важным для него признакам. Угадывает пример воровства или преодоления опасной территории – непременно передает нам интерес к этой сцене. В итоге популярными становятся фильмы, которые максимально приспосабливаются под характер распознавания внутренним я значимых для нас явлений видимой реальности.

Это относится и к литературным произведениям. Внутреннее я работает с содержанием нашего сознания, а книги и фильмы – это разновидности источников, которые это содержание обогащают, только каждый из них – по-своему.

Теперь перейдем к другому вопросу. Почему для нас так притягательны сцены, показывающие опасность, а обычные житейские сцены так впечатлить не могут?

Е.: Потому что нам самим было бы интересно жить в реалиях приключений, а не быта. Быт приедается.

А.: Но это совсем не рационально с точки зрения борьбы за выживание – тянуться к приключениям. Чтобы подвести наш интерес к остросюжетным фильмам под объяснение, рациональное с точки зрения борьбы человека за выживание, предлагаю для начала ответить на такой вопрос. Много ли, скажите, у вас бывает возможностей учиться самоконтролю в опасной ситуации, при этом не участвуя в такой ситуации, – иными словами, вообще не подвергая себя никакому риску?

И.: Понятно, к чему ты клонишь. Ты хочешь сказать, что мы увлекаемся остросюжетными фильмами потому, что они могут якобы научить нас, как вести себя в опасных ситуациях, не подвергая себя риску участия в этих ситуациях. Тогда как наращивание опыта переживания житейских ситуаций нам и без того вполне доступно безо всякого риска. Но что‑то я не вижу, чтобы остросюжетные фильмы нас чему‑то учили. Как я смогу научиться переживать опасные ситуация благодаря сцене, в которой бандиты обстреливают легковую машину? Я научусь выбираться из-под града пуль? Так вот нет же. Надо бы тебе пересмотреть свою теорию.

А.: Нет, у меня к моей теории претензий нет никаких. Для пояснения немного отойду в сторону. Итак, направлением нашего внимания руководит внутреннее я. Даже если нам кажется, что мы осознанно сосредоточиваем внимание на чем‑то, выбор, почему мы так делаем, во многом предопределен внутренним я. Часто этот выбор бывает недальновидным. Вот один несложный пример. Вы издалека видите несколько абстрактных афиш, и, не разглядев содержания, начнете смотреть на ту, которая больше всего привлекла вас визуально. Но в этом нет рационального выбора. Лучше, если вы сначала прочитаете текст на каждой афише, чтобы понять, какая информация полезна именно вам, и на ней остановите свой взгляд. Но в самой сути работы нашего внимания – ориентироваться на то, что предоставляют нам наши органы чувств здесь и сейчас. Мы зачастую игнорируем, какой объект действительности правильнее изучить со всей въедливостью. И это понятно: один из приоритетов нашей психики – экономия времени. С другой стороны, при таком положении вещей мы рискуем совершать скоропалительные действия. Что будет в конечном счете – скоропалительные действия, поступок на основе взвешенной оценки ситуации, некая компромиссная манера поведения – зависит от обстоятельств и адекватности работы наших психических механизмов. Но вернемся к метафоре с афишами. Пока ты увлечен просмотром животрепещущих сцен, ты – как человек, который завидел вдалеке афиши и невольно остановил внимание на самой яркой из них. И как правило, люди остаются в положении такого человека, не видя стимулов вдаваться в подробности. Немногие начинают докапываться до сути и уподобляться тому, кто изучает афиши вблизи. Вот и ты никогда не задумывался о том, имеет ли для тебя ценность лицезрение сцен с обстрелом автомобилей, или, может, есть какие‑то более полезные занятия, которым можно уделить тот же самый отрезок своей жизни,