Сидящее в нас. Книга первая (СИ) - Штефан Елена

Они раздевали друг друга подобно паре воришек, торопящихся урвать своё и смыться от наказания. Она суетливо и бестолково. Он грубо и беспощадно к печально погибающей дорогой одежде. А потом огромное нестерпимо горячее тело накрыло её, будто рухнуло само небо.

Создатель – мелькнула в голове нелепая женская мыслишка – только бы не сотворить какую-то страшную непоправимую глупость. Но Саилтах помнил, какая неумёха его жена, не оставляя ей шансов на раздумья. Воин, легко отнимающий чужие жизни, умел забирать и всё иное. Особенно то, что принадлежало ему одному. Что он не уступит даже смерти.

 Он целовал её, пристально, почти не мигая, глядя в глаза – она страшно смущалась, задыхаясь. Его дыхание било в неё сухим зноем самума – в груди мгновенно запылала жаром пустыня. В его груди хрипло ворочалось рвущееся наружу прожорливое нетерпение: ещё чуть-чуть, и прогрызёт эту каменную грудь, бросится на неё…

Диамель тонула в шумной, влажно щекочущей нежности. Захлёбывалась желанием, что жадно высасывало рассудочность. Лишало надежды на спасительную твёрдость собственного тела, раскалённого, как песок под солнцем. И не сразу осознала, что уже отдаётся этому катаклизму с человеческими глазами, разрывавшему стыдливость и швырнувшему её за пределы мира. Но и там  её преследовали запахи пота, железа, лошадей, дальней дороги, неумолимого бессилия и неутолимого желания.

А потом она впервые узнала, за что женщина платит свободой и самой жизнью. Он дал ей это, и теперь уже ничего не переиначить. Он забрал её без остатка, и будет обладать завоёванным всё время, отпущенное ему на жизнь. Гремучие чувства верховодят этим мужчиной. Дремучая судьба – простонало что-то в ней, ускользая вслед затухающим судорогам острой неги.

– Мне повезло, – пробубнил Саилтах, опалив влажный висок. – Я обознался насчёт тебя.

– М-м-м, – ответила Диамель, не в силах пошевелить иссушёнными до последней капельки губами.

– Тебе туго придётся с моей ревностью.

– А-а-а, – заверила она, что в мыслях не было провоцировать такого ненормального.

И вообще: сейчас лучше помолчать. Но сначала напиться, раз уж они выползли из пустыни живыми.

Саилтах тяжело сполз с тахты и потащился к кувшину с водой, что предназначалась цветам.

– У-у-у! – укорила его в эгоизме жена, с тоской отсчитывая каждый рывок кадыка, провожающий глоток воды в чужое горло.

– Ты очень красива, когда можешь только мычать, – оживился король, смилостивившись и поднося ей воду.

Напоив жену, он рухнул рядом, потянулся, облапил горячими руками и без того изнывающее в жару тело. Прижал её к себе и блаженно простонал:

– Наконец-то всё устроилось. Осталось влюбить тебя в себя и заживём.

– Угу, – булькнула Диамель, проваливаясь в неожиданно настырный прилипчивый сон.

Ей было хорошо, как никогда.

Часть вторая. Глава 9

– Мне здесь не нравится. Здесь скучно, – раскапризничалась девочка с виду лет пяти-шести.

Она встала столбом посреди дороги и нарочито скрестила на груди руки:

– Ещё и ты молчишь. Вредничаешь, как дура! А я тебе тоже не хлам какой-то! Ты давай, отвечай, если спрашивают.

Малышка замерла и нахмурила бровки, будто бы сосредоточенно во что-то вслушиваясь. Лес, прорезанный трактом, жил своей жизнью. Ему не было никакого дела до очередного человечка, телепающегося сквозь него. Живи тот или помри там, где стоит, лес не заметит такой ужасной потери. Он продолжит попискивать, почвиркивать, щебетать, кряхтеть, постукивать и шипеть на все голоса. Он любит только себя – этот высокомерный самовлюблённый лес – и это было обидно.

Девочка хмуро оглядела его крутые, растрёпанные торчащими ветвями бока по сторонам тракта.

– Мне надоело, – решительно пробурчала под нос капризница. – Я уже раз, два…, – загнула она грязные пальчики, а потом выставила их, будто под нос кому-то невидимому: – Во сколько шляюсь. Аж двое годов. А теперь шляйся сам. То-то намучаешься без меня, – пригрозила она и уселась прямо в пыль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Её замечательный дорожный костюмчик и без того изгваздался за несколько дней пути, так чего его жалеть? Пошит он ладно: из крепкой, но мягкой кожи – дорогой, между прочим. Кто-то, может, и поберёг бы такую, а ей это вовсе ни к чему. Захочет, и у неё будет сотня таких костюмчиков!

Но, таскать с собой эту сотню дело глупое, никчемушное. А она вовсе не дура заниматься всякой дребеденью – у неё дело: наказ исполнять. Не исполнить наказ она может, но не станет – вздохнула девочка. Трёпку ей, понятно, не зададут – силёнок не хватит. Но примутся не замечать, будто её вовсе нет, а это совсем уже скверное дело. Одиночками становятся самые распоследние пропащие люди, которым никто и нигде не рад. А её и так не слишком любят – в другой раз вздохнула девочка и пригорюнилась:

– ЗУ, я не хочу больше идти.

Она вновь к чему-то прислушалась и вспылила:

– Ты дрянь! Мерзавка и!.. И…

Довспоминать ещё что-нибудь такое же обидное маленькая сквернословка не успела: её вдруг подкинуло в воздух и шмякнуло обратно на дорогу. Девочка подскочила и потёрла ушибленную попу. Кто-то другой заорал бы, как резанный, после такого наказания. Но ей-то вовсе не больно – злорадно подумалось девочке. А едва подумалось, как её подкинуло ещё выше, перевернуло и ощутимо потрясло в воздухе.

– Сейчас помру! – мстительно пообещала она.

И её мгновенно вернуло на землю. Правда, не на ноги, а всё на ту же бедную попку – в этот раз ей досталось, как надо.

– Вот же гадина, – пробухтела жертва наказания, поднимаясь и растирая вовсе не больно ушибленное место по оставшейся в ней человеческой привычке. – Погоди! Вот я выросту, и ты у меня…

Где-то неподалёку кто-то завизжал – угроза, так и не родившись, приказала долго жить. Девочка озадаченно развернулась в сторону визга, к которому теперь прибавились и всякие разные вопли с ругательствами. Визжала женщина. А ругались мужчины, из чего девочка сделала правильный вывод: обижают.

Конечно, ей до всего этого никакого дела: неинтересно, кого это обижают да ещё целой кучей. Но ЗУ – вредной и пакостной обжоре – не мешало подкрепиться. Обойдётся – злорадно подумала девочка и решительно двинулась дальше по дороге.

Проходя мимо шумного места, она сбавила шаг и поджала губки. Ох, как же ей хотелось добраться в деревню за лесом до темноты. Ночью в лесу ей бояться нечего – не на ту напали. Только вот не бояться в деревне приятней: с людьми всегда интересней, чем в одиночку. 

Женщина завизжала так отчаянно, с такой обречённостью, что ЗУ потребовал обед. Девочка топнула ножкой, но вдруг засомневалась: а ну, как в деревне обеда не найдётся? Вдруг там живут одни только хорошие люди? А голодная ЗУ страшная стерва: погонит её дальше в ту же минуточку. Она вздохнула и полезла в чащу.

Её страх перед лесом и прочими пакостями вовсе не настоящий. Нет, когда-то он был взаправдашним и здорово пугал. Но потом превратился в старый ненужный хлам. И хотя иногда по привычке приползал к ней потрясти ветхими ужастями, навредить уже не мог. Дурацкий никчемушный старик.

– Не смейте её обижать! – досадливо выкрикнула девочка, добравшись до места всей этой кутерьмы. – Отпустите!

Ей было мерзко смотреть на раскинутые в стороны женские ноги. И на голую мужскую задницу между ними. На его волосатые ноги, что елозили в спущенных до колен штанах. Они противно рыли землю стоптанными сапогами. Омерзительны были и рожи двух других уродов, что навалились на руки и плечи женщины, прижав их к земле.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Голожопый насильник вывернул голову, пытаясь разглядеть, кто там у него за спиной вякает? Его дружки, поначалу обалдев от неожиданности, быстро пришли в себя и осклабились.

– Цево ты там гавкаес? – ехидно прогундосил щербатый детина с чёрным ежиком на голове и роскошными усами. – Тозе хоцес, цобы тебе вдули промез ног?