Дот - Алексей Супруненко

class="p1">— У вас больное сердце? Такая молодая и уже сердечница? Сейчас посмотрю. Кое-что у меня есть, — встал Коваль, чтобы посмотреть лекарство.

— Какие отношения у вас были с военврачом первого ранга Павловым? — спросила Катя, чтобы узнать, как повлияло на карьеру Гриши ее исчезновение.

— Хорошие. Он даже помог мне в одном щекотливом деле. Постойте, Катя, но я не говорил вам фамилию начальника. Откуда вы ее знаете?

— Это же не тайна? Я готовилась к нашей встрече, — оттягивала признание Еремина.

— А где на этом фото вы? — притворилась незнающей корреспондентка газеты.

— Вот и я, — указал он пальцем.

— Молодой, красивый, — улыбнулся Григорий. То, что красивый, это точно. Нельзя не согласиться.

— Кто это рядом с вами? — ее пальчик остановился на Соне.

— Моя операционная сестра Соня, — ласково отозвался военврач.

— Софья Егоровна?

— Верно, — округлились глаза у Коваля.

— А перед вами кто стоит?

— Санитарка Катя. Кстати, ее, как и вас звали, — отметил сходство хирург.

— Это ей вы стихи читали? — последовал очередной каверзный вопрос. Хозяин квартиры замолчал, пристально смотря в глаза гостьи. О том, кому он читал стихи, уже знать никто не мог.

— Этих деталей нет в открытых источниках. Такого обо мне даже в больнице не расскажут. Кто вы на самом деле? Вы ведь не журналистка? Если я ошибаюсь, то покажите журналистское удостоверение, — заподозрил неладное хозяин.

— Зачем так волноваться? Я просто угадала. Вы так положили ей руку на плечо, будто-бы очень дорожили этой девушкой. На фотографии никто кроме вас, так не стоит, — обосновала она свои слова. Мужчина немного успокоился.

— Я вижу у вас коллектив многонациональный? Вот грузин стоит.

— Это Беридзе Зураб. Тоже хирург, — прокомментировал хозяин.

— Говорят грузины падкие на женщин? Ваш Зураб наверное не такой?

— Что сейчас былое вспоминать? Все мужчины любят женщин, — вздохнул Коваль.

— Вы тоже любили? Наверное, и у вас был какой-нибудь военно-полевой роман? Вот, хотя бы с этой Катенькой. Она ведь наверняка вам нравилась? Только уж больно молодая.

— Послушайте, товарищ журналист, вы, о чем писать собрались? О моей личной жизни или о госпитале? — напомнил Коваль цель ее визита.

— Лекарство пить будете? — поставил он переднейстакан с водой, который предварительно накапал сердечных капель.

— Не сейчас, — не спешила Екатерина, подумав, что питье понадобится самому Ковалю.

— У вас много книг и читаете, наверное, много?

— К чему вы это спрашиваете? — не понял Григорий Семенович, куда клонит гостья.

— О путешественниках во времени никогда не читали? — продолжала она.

— Допустим, читал и что из этого следует?

— А если бы сами с таким феноменом столкнулись, то, как повели себя?

— Вы о путешественниках писать собрались или о войне?

— О том и о другом, — туманно ответила Еремина.

— Эта Катя, что вы о ней знаете? Кроме того, что она сказала, что была в Бресте у тетки и ее поезд разбомбило. Вы ее документы видели? Нет, но поверили на слово.

Коваль присел на стул и расстегнул верхнюю пуговицу рубахи. Девушка подвинула к нему стакан.

— Откуда вам известны такие подробности? Этой информации нет нигде.

— Почему? А Катя? — не согласилась москвичка.

— Она жива? — спросил мужчина.

— Это она прислала вас?

— Не прислала. Я сама перед вами, — сделала неожиданное заявление гостья.

— Вы, Катя? — не поверил Коваль.

— Сколько вам лет?

— Двадцать, как было и в 1941 году.

— Быть такого не может! — не хотел в такое верить Григорий Семенович.

— Я же говорю вам, что я путешественница во времени. Не по своей конечно воле. Я вернулась оттуда всего два дня назад.

Катя взяла свою сумочку и достала оттуда паспорт.

— Смотрите, — открыла она документ.

— Еремина Екатерина Семеновна, 1975 года рождения, город Москва.

— Это не доказательство, — упирался Коваль.

— Тогда посмотрите на это, — легла на стол справка выписанная начальником госпиталя.

— Это вы помогли мне ее сделать.

— Нет, нет, — пошла в ход и вторая пуговица.

— Гриша, это я, — положила она руку на его сморщенное от времени запястье.

— Вспомни, как ты попросил Соню вывести меня через прачечную. Кстати, ты знал, что ее отец репрессирован? — перешла на ты, Катерина.

— Хочешь, я покажу тебе на фотографии Надю и Маргариту Львовну? Если бы меня кто-то подослал, то уж точно я бы не смогла сориентироваться на фото. Ведь и о Зурабе Ароновиче, я недаром спросила. Девчонки его за глаза называли шоколадным хирургом. Я все помню и твое «Шагане» и нашу единственную ночь вместе. Ты тогда пришел ко мне такой смешной, в своих семейных трусах. Попросил показать татуировку «голубка». Смотри, она никуда не делась, — оголила Катя плечо, ни сколько не стесняясь, что перед ней сидел почтенный старик. Вот тут лекарство и пригодилось. Ереминой пришлось даже встать от переживания, что с Григорием может случиться сердечный приступ. Мужчина отдышался и рухнул перед Екатериной на колени, уткнувшись лицом ей в живот и обняв руками ноги девушки.

— Катенька!

Сквозь тонкую ткань платья она почувствовала, как обожгли ее горячие слезы Гриши.

— Я ждал тебя всю жизнь. Никому больше сердца так и не открыл.

Катя подняла старика с колен.

— Прости меня Гриша, что не сказала тебе сразу. Тогда этого было нельзя. Хватило и доноса Львовны. Я просто, не знала смогу ли вернуться обратно. Получилось. Я здесь всего два дня и будто-бы с тобой и не прощалась, а ты уже старик.

— Старик Катенька, — согласился мужчина, вытирая слезы.

— Не пойму как такое могло произойти? Ты только вернулась, а я без тебя прожил 54 года?

— Не знаю, Гриша, — погладила она его седую голову.

— И что теперь будет? — хотел знать Коваль.

— Завтра родители заберут меня в Москву. Они тоже много пережили, и я их понимаю, — ответила Еремина. Это было понятно, что старик и девочка вовсе не пара.

— Значит, я больше тебя никогда не увижу? — опустил голову мужчина.

— Не забирай у меня последнюю надежду, я только ей и живу. Я верил, что ты спасешься и думал, что смогу тебя найти. Вот и нашел, но не я, а ты меня.

— Я приеду к тебе на следующий год, — обещала Еремина, обнимая Григория Семеновича. Они еще долго говорили, вспоминая былое, но время неумолимо и пора было прощаться.

— Мне надо идти. У меня осталось одно незавершенное дело.

Старик со слезами на глазах провожал ее до самого выхода на улицу. У Кати у самой катились слезы по щекам. Наверное, зря она так поступила. Григорий Семенович мог и не перенести такие испытания, но с другой стороны она словно сняла камень с его души. Если это и будет его предсмертный вздох, то наполненный облегчением и любовью. Она