Дракон и голубка - Гленна Макрейнольдз

— Ш-ш… — кто-то успокаивающе шептал ей в ухо. — Это Джон делает чай на кухне.

«Джон, — мысленно повторила Джессика. — Джон — брат доктора Лью, телохранитель и слуга Купера». Он был еще и воином. В движениях его тела чувствовалась сила, энергия исходила из темных глаз.

Голос шептавшего было легко узнать и вспомнить. Он был так непередаваемо близок, лежа рядом на кушетке, прижавшись к ней всем своим телом. Его рука обнимала Джессику за талию, лаская тело под светлой Т-образной рубашкой. Ей так хотелось поддаться этим ласкам.

— Ты недолго спала, — пробормотал Купер, тепло и нежно дыша ей в затылок. — Почему бы тебе еще не отдохнуть. Братья спят. Джон и Юкси следят за обстановкой.

«Все, кроме тебя», — подумала Джессика и удивилась, как они могли оказаться в таком положении. Она вспомнила, что, встретив двух мужчин, села на диванчик ждать рассвета, но Купера рядом не было. Ему надо быть более разумным.

— Юкси проверяет снаружи дом и двор, а я только что посмотрел детей.

Его рука погладила ее бедро и вновь вернулась на талию. Движение было нежным и осторожным, интимным и чувственным. Джессика беззвучно застонала и прикрыла лицо рукой. Не только ему нужно быть разумным. Она развелась три года назад, а ее интимная жизнь прекратилась задолго до этого. Ей не хватало секса, но она не искала его любой ценой, даже в воображении. Джессика была матерью, женщиной с определенными заботами.

А теперь Купер Дэниэлс обнимает за талию, дышит в затылок, его большая теплая грудь касается ее спины, и она помнит только одно: она — женщина.

Его рука вновь скользнула по ее бедру, и Джессика закусила нижнюю губу, чтобы не застонать. Это было возбуждающе, ново и греховно-радостно. Купер ласкал ее тело, окружал своей мужественностью. Она должна встать.

— Извини меня, — еле слышно прошептала Джессика, но он не прекратил своих попыток, хотя она надеялась, что Купер поймет намек и отодвинется.

Но нет. Его рука еще сильнее обняла ее, а тело прижало к кушетке своим весом. Купер был возбужден, и его твердое начало касалось ягодиц женщины.

— Тебя чертовски приятно обнимать, — торопливо проговорил он.

— Ты… ты не можешь делать это здесь…

О Боже! Они были в доме брата, в гостиной, даже принимая во внимание очевидные неудобства, все это выглядело очень соблазнительным.

— Я знаю, — прошептал Купер, и тут же она почувствовала на шее его влажное, теплое дыхание.

Жаркая волна прошла по телу женщины, она громко застонала, и он задышал часто, прерывисто. Мужчина покусывал ее нежную кожу, лаская языком шею, доказывая, на какую любовь способен. Он был груб и нежен одновременно. Он хотел ее и ждал ответа. Он целовал ее и сжимал в своих объятиях до тех пор, пока не захватил рот. Когда она оказалась под ним, он полностью накрыл собой ее тело.

Купер был наверху блаженства, дразня и возбуждая женщину движениями своего тела. Его руки забрались к ней под Т-образную рубашку, лаская грудь, волны желания захлестывали ее лоно. Джессика уже забыла, какими могут быть мужские руки, забыла, как возбуждает сознание того, что ты желанна, как это желание будит бесконечную страсть во всем теле. Купер покачивался на ней в самом примитивном ритме, и она хотела только одного: открыть для него свое тело, впустить в свое сердце. Джессика схватила Купера за плечи, пальцы вцепились в рубашку, и он крепко прижался ртом к ее губам.

Но этого было недостаточно. Всегда мало просто поцелуя. Купер хотел ее каждой клеточкой своего тела, он желал ее горячей, жаждущей плотью между ног. Он был тверд… она была чертовски мягкой.

Купер прервал поцелуй с еле слышным проклятьем. Он тяжело дышал и чувствовал себя полным дураком. Он должен был знать, что она ударит ему в голову, как прекрасное вино, смешанное с алкоголем. Купер снова выругался, глядя в самые прекрасные на свете глаза. Они были томными и смущенными и хотели того же, что и он, но у Джессики были те же чертовы причины остановить все это.

— Черт возьми! Смогу я забраться сегодня к тебе в штаны? — пришлось спросить ему. Он знал, что сказал грубо, но это было единственной защитой перед наверняка отрицательным ответом.

Джессика покачала головой, и ее глаза наполнились слезами. Ох, женщины! Он злился не на нее, а на самого себя.

— Да, я не уверен, что и ты заберешься в мои хотя бы на пять минут.

— Зачем? — спросила она, шокированная, ее глаза удивленно расширились.

Этот наивный вопрос вызвал у Купера улыбку, которая выдавала сильное вожделение. По крайней мере, Джессика не собиралась сейчас кричать.

— Ты умная дама, Джесси. Мне кажется, у тебя хватит смекалки что-нибудь придумать.

Она вспыхнула, а он улыбнулся еще шире, но как-то вымученно. Купер почувствовал ее близкое дыхание и отодвинулся, он боялся, что не сумеет справиться с собой и забудет о всех своих правилах, касающихся женщин. Трижды он целовал Джессику, и всегда она или плакала, или была на грани этого. Он должен быть более внимательным и осторожным. Купер понял, что секс может пугать и отталкивать женщину, если она к нему не готова. Купер решил не торопить события.

— Не хочешь чая? — спросил он, отходя от нее подальше, к «гепардовому» столу.

— Нет, — ответила Джессика, вставая и поправляя одежду. — Я думаю, мне лучше идти спать в комнату Кристины.

Он смотрел, как она уходит, и не сдвинулся с места. «Это очень разумный выход, — подумал Купер. — Там она будет в безопасности, по крайней мере, от меня».

Утром оба они выглядели ужасно, как люди, страшно невыспавшиеся. И на кухне все на это обратили внимание.

— Ты похожа на енота, мам, — сказал Эрик, откинув голову и пристально рассматривая ее, — особенно с темными кругами под глазами. Они очень видны.

— Спасибо, милый. Ешь свою гранолу[6].

Джессика вздохнула и продолжила копание в своем кошельке, ища сильнодействующий аспирин, который она там носила.

Дети были такими наивными, бесхитростными и простодушными, что часто ставили мать в неудобное положение, даже не подозревая об этом.

Отложив в сторону ключи на маленьком блестящем брелке и книжку в потрепанной бумажной обложке, которую всегда носила с собой на случай дорожных пробок, она, наконец, нашла лекарство.

— Женщина вышла на патио, Купер, — сказал Джон Лью, имея в виду Као Бо. — Похоже, что она уже выздоровела. Если нужно, мы сейчас же поговорим с ней, — продолжил он с непонятной издевкой в голосе.

Купер бросил на Джона свирепый взгляд. Джессика даже не пыталась спрятать усталую усмешку, глядя на его старания. Раздражительность Купера была единственным утешением для ее раненого самолюбия. Этой ночью он пошел дальше поцелуя, и она пыталась понять, почему. Джессика была матерью, а матери не обнимаются на кушетке с малознакомыми мужчинами.