Ответный удар 2 - Александр Афанасьев

Спутник — кодовое имя Сигма-5, один из новых, универсальных спутников, эксплуатирующихся совместно ЦРУ и министерством обороны — начал наведение на цель. Стремительно приближалась картинка — новые спутники могли обеспечивать передачу на порядок лучшей картинки — поэтому, от надвигающейся земли захватывало дух. Казалось, что они стремительно падают из космоса на землю…

— Есть наведение — сказал оператор — первичные координаты верны

Вот уже видна темная полоска Тигра, с ее загибом, который остряки называли исключительно нецензурными словами. Это Багдад…

— Есть цель. Отстраиваемся.

— Она у самой воды…

Спутник — все увеличивал приближение. Вот уже виден поток машин…

— Так есть. Они вывернули на набережную… — сказал Рафф Адал, начальник станции ЦРУ в Багдаде.

— Белый… Ниссан — отозвался Подольски — похоже на правительственную машину.

— Такие же используют русские — заявил Рафф — Джи, нельзя ли показать номер…

— Пока нет, сэр — отозвалась девица. Она была венгеркой, поступила на какой-то гуманитарный грант в американский университет, потом — пошла в ЦРУ, чтобы заработать на гражданство. В Багдаде — за ней волочилась половина посольства.

— Все таки попробуй…

— Он останавливается… — резко сказал Подольски

Белый коробок — притормозил у тротуара. Американцы — следили за происходящим до рези в глазах.

— Вышел… черт. Телефон.

— Джи?

— Активности нет.

— Другой телефон — сказал Подольски — он не идиот…

— Включает.

— Джи, можешь перехватить сигнал?

— Постараюсь…

И сотовую связь — придумали и запустили в коммерческое использование американцы — и тут для них не было никаких секретов. Но и тут американцы просчитались — они могли слышать каждое слово, но даже не представляли себе что такое «эзопов язык» — хотя любой русский владел им в совершенстве. Они были слишком просты, чтобы понимать двойной, или даже тройной смысл в разговорах на русском…

Русский — уже держал трубку у уха, и что-то говорил.

— Джи, ну что там…

— Сэр, есть исходные данные для построения фоторобота — заявил другой оператор — немного, но есть…

— Действуй.

— Готово — заявила девица

— …А много надо?

— Десятка кислых хватит…

— Чего?!

— Через плечо. Ищи десяток кислых — товар найдется. Отличный товар.

Молчание.

— Ну… надо посоветоваться. Сам понимаешь, сумма очень крупная.

— Еще бы. И товар под стать. Хочешь убедиться? Подскакивай к университету, я жду там. Перетрем.

— Когда?

— Да прямо сейчас. Опоздаешь — пожалеешь…

— Он отключился… — сказала девица.

— Сэр, есть фоторобот

Подольски глянул мельком. Несмотря на то, что данных было немного, и трехмерная модель лица вышла искусственной — все равно, узнать было можно

— Он?

— Да. Точно, он…

— О чем он говорил? Кислый…

— Кислый, это лимон — со вздохом сказал бывший начальник московской станции — на русском сленге — один миллион. Он хочет продать что-то и получить десять миллиона.

— Десять миллионов — чего?

— Скоро узнаем. Думаю, не динаров…

— Что он делает…

— Так… сукин сын. Он достает аккумулятор. Из телефона — вот ублюдок.

На экране — это отлично было видно.

— Джи, мы можем его держать?

— Пока да, сэр…

Мало кто знал, что в любом телефоне помимо аккумулятора — была и батарейка, она отвечала за питание тех частей памяти телефона, которые нельзя было отключать — например, дату и время. Но не более того. Чтобы обезвредить телефон — надо было достать и СИМ-карту.

— А слушать?

— Нет. Слушать мы не можем.

Спецслужбы — обладали технологией, позволявшей дистанционно снимать информацию с мембраны аппарата сотовой связи, даже если он выключен — но только не в том случае, если вынут аккумулятор.

— Так… он отпускает машину. Да… машина пошла. У нас есть кто-то в городе?

— Да сэр… — отозвался стоящий за спиной сотрудник станции — это же совсем рядом…

— Поднимай всех… — не оборачиваясь, сказал Рафф — начинайте слежку. Мы наведем вас.

— Есть, сэр…

— Он ловит такси….

Борек — появился довольно быстро, видимо, я поднял его на ноги. Он прикатил на белом Лексусе-470, дорогом и проходимом внедорожнике, одном из тех, которые предпочитают арабские шейхи. Машина была в «арабской» версии — хромированный багажник на крыше, хромированный, развитый «кенгурятник», в том числе защитные решетки на окнах багажника, сзади (чтобы камнем не разбило), громадное запасное колесо сзади висит, непоправимо уродующее машину. Он без проблем прошел посты — а университетский городок охранялся, и я специально назначил встречу здесь, чтобы посмотреть как у него с документами — нормально у него с документами! Подкатил ближе, пиликнул мелодичным сигналом, представлявшим собой заставку от одной из нашид. Заинтересовались дамы — здесь хиджабных совсем нет, а есть очень даже симпатичные, метиски с загорелой кожей и глазами как маслины. Но — извините, милые дамы, это не к вам, это ко мне.

Я подошел к машине, с переднего пассажирского — вылез тот здоровяк — украинец, заступил мне дорогу. Был он мрачен как туча, может, у Борька с деньгами напряг. Могу исправить, если что.

— Руки в гору…

Я поднял руки

— Где музыке[39] обучился, Вась — спросил негромко — у тех, кто тебя на заказуху подписал, а потом подставил? Могу помочь в твоей беде…

Украинский наемник ничего не ответил — обыскал, мрачно посмотрел на меня, пихнул

— Иди…

— Мы с тобой одной крови, брат… ты и я… — сделал второй намек я, садясь в машину. Даже если сейчас послание не достигло цели — все равно, он будет думать. Если даже не захочет — все равно будет думать. Это будет грызть его изнутри, напоминать о себе в самое неподходящее время. И, рано или поздно, догрызет. Как-то раз я прочел в одной книге простую, но очень глубокую мысль: никто в целом свете не знает, каково на самом деле быть дурным человеком. Это и в самом деле так. Быть дурным человеком — значит, постоянно противостоять системе, помнить об опасности, не спать по ночам, ждать стука в дверь, подозревать всех и во всем. Ты уже не можешь ничего сделать просто так: просто устроиться на работу, просто получить деньги через перевод, просто познакомиться с кем-то, просто снять жилье. Ты противостоишь системе, которая холодна, равнодушна, никогда не спит и готова в любой момент сработать, сработать на первую твою оплошность — как настороженный под снегом капкан. Долго жить так невозможно. На этом, кстати, базировалась наша стратегия на Кавказе, на этом базируется наша стратегия здесь — постоянное, непрекращающееся давление на бандподполье, удар за ударом в сочетании с регулярно объявляемыми амнистиями и готовность простить — только выйди с нелегального положения, публично порви с бандподпольем, а еще лучше — принеси нам в подарок голову своего амира. То, что перед глазами вполне реальный выход — пойти и сдаться и остаться в живых — разлагает бандподполье почище, чем вся эта пропагандистская муть. Тяжело жить на нелегальном положении, тяжело быть дурным человеком. И Вася, бывший боец миротворческого контингента с Украины — это знает. Теперь и он — задумается…

А вот Борек нервничает. И сильно, это видно по его поведению. Он еще на заре своей (и моей юности) не умел держать себя в руках. И язык за зубами держать не умел — я помню, как бил его головой об унитаз после того, как он распустил его в неподходящем месте и в неподходящее время. Думаю, что и он помнит, гаденыш.

— Что тебе надо?

Я с комфортом усаживаюсь на королевское сидение Лексуса, не торопясь подстраиваю под себя блок кондиционера, создавая себе индивидуальный микроклимат. А он — пусть и дальше психует.

— Как говорили в одном советском мультике — шоколаду.

— Слушай, хватит ля-ля — Борек решительно выкручивает рычажок моего кондиционера — достал со своими замутками. Что у тебя есть? Да-да. Нет — нет. Может, я не к тому обратился? Может, ты тут на побегушках: подай, принеси, пошел вон? Тогда выметайся из машины

О. какие слова! Эмоции так и брызжут.

— Очень может быть — невозмутимо отвечаю я, не давая перехватить контроль над разговором — иди, обрати, к кому другому. Только не удивляйся, если потом окажешься в тюрьме Абу-Грейб, петухом в общей камере. Лады?

И тут же, меня тон добавляю

— У тебя сегодня джек-пот, дружище. Больше, чем ты можешь себе представить.

Борек недоверчиво смотрит на меня. Я облизываю губы как человек, у которого не все в согласии с совестью.

— Ты о чем?

— О том, что мне пока пятки смазывать. Пока веревку не намыливать. Еврейская жена есть?