Воинствующий мир (СИ) - Старый Денис

— Отрадно сие слышать. Я также наслышан о ваших добродетелях, да и вирши ваши весьма искусно составлены, — усмехнулся Суворов.

— Благодарю Вас, Ваше Сиятельство, — отвечал я.

— Я тут объедаю Алексея Ивановича уже третий день и ежечасно слышу вашу фамилию, — продолжал диалог фельдмаршал. — Трактаты ваши о ранах и о предупреждении Антонова огня весьма увлекают. Более того, я бы ознакомил своих полковых лекарей… будь они у меня под рукой.

Последнее предложение Суворов сказал с какой-то необычайной тоской и обречённостью.

Биографию великого полководца я знал неплохо. Да и любой увлекающийся историей человек из будущего знал о том, что у императора Павла и полководца Суворова были крайне сложные отношения. И не было бы Итальянского похода, так и закончил бы свою славную карьеру Суворов. Вот только австрийцы запросили командовать объединёнными войсками именно Александра Васильевича Суворова. Настаивали на этом. Я не выпускал из вида этот факт, но посчитал, что опала Суворова в современных реалиях маловероятна, особенно после того, как он разгромил персов. Отставка покорителя Ирана неизменно должна всколыхнуть общество, тем более армейскую его составляющую. А Павел не любит шума.

Я ошибся. И теперь сравнивал, что именно изменилось благодаря мне. В иной реальности Суворова отправили в отставку без права ношения мундира. Сделал Павел это за то, что фельдмаршал отказывался подчиняться или частью саботировал военную реформу, столь выпестованную императором. В голове даже всплыл стих Суворова. Он говорил: «Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак». Мало того, если история пойдёт тем же путём, то на Суворова последует донос о государственной измене, и он будет сослан в Карелию.

В этой реальности Александр Васильевич носит фельдмаршальский мундир, что для венного важнее любых усадеб и крепостных душ. Впрочем, и земли с душами Суворову даровали, а ещё он получил в награду Мальтийский крест. Вот только всё это выглядит исключительно как откуп, причём вынужденный. Наверняка перед тем, как наградить фельдмаршала, его преизрядно унизили. Но Павел не решился на официальную отставку самого именитого русского полководца.

Как и в иной реальности, вслед за Суворовым в фактическую опалу последовали его штабные офицеры, посчитав своим долгом не оставлять любимого полководца в одиночестве. Ну, или потому, что они оказались просто не нужны новой, выстраиваемой самим императором армии.

Теперь в белорусских местечках Березе и Кобрине, в поместьях Суворова, концентрация генералов немногим меньше, чем в столице. А солдаты, что были на посту, это, видимо, наиболее близкие к Суворову ветераны, которые также последовали за полководцем. Вряд ли кто-то будет искать убывшую роту пожилых солдат. Думаю, что ставленники Павла Петровича были готовы с Суворовым хоть полк отослать, лишь бы фельдмаршал не баламутил воду.

Что-то мне подсказывало, что реши Суворов состряпать заговор, и он бы удался, тем более, если его поддержали бы такие люди, как Державин или Васильев. Действия Павла Петровича всё больше возмущали непоротое поколение дворян. А то, что тот же брадобрей Кутайсов оказывается более влиятельной фигурой, чем иные мудрые государственные мужи, вызывало раздражение.

По сути, нынешняя власть в фаворитизме не слишком отличалась от предыдущей, кроме только того, что со своими фаворитами император не делит постель. Так и Екатерина Алексеевна в последние годы не проводила ночи в объятьях Платона Зубова, относясь к нему, скорее, как к сыну.

А между тем, мы продолжали общаться с Суворовым, делая это уже несколько неприлично долго.

— Ваше высокопревосходительство. Если вы столь заинтересованы в тех направлениях исследований, что я предоставил господину Базилевичу Григорию Ивановичу, сочту за великую честь, если вы примите моё предложение поговорить втроём, — сказал я и искренне поклонился. — Я собираюсь предложить господину медику такой разговор уже скоро.

— Вспомнил, — вдруг встрепенулся Суворов. — Не вы ли, господин Сперанский, придумали создать Военторг?

— Да, ваше высокопревосходительство, — с некоторой гордостью и даже самолюбованием ответил я. — Сие начинание было придумано мной, но без протекции и участия князей Куракиных подобное осуществить не удалось бы.

Наверное, я выглядел излишне самовлюблённым. Изменению моей манеры поведения способствовало то, что все присутствующие генералы и полковники, что отбыли с Суворовым в опалу и до того не обращали на меня особого внимания, как только пошёл разговор о Военторге, сразу же навострили уши. Догадываются, шельмы, сколь немало богатств смог урвать Военторг. Чины чинами, служба службой, но деньги никто не отменял. И если двумя минутами раньше все считали, что великий полководец снизошёл в общении до незначительного клерка, то сейчас клерк оказался весьма состоятельным.

— Признайтесь, любезный! — с хитроватым прищуром говорил Суворов. — Мильён рублей заработали?

В зале установилась щемящая тишина. Казалось, что никто не дышит. Как же! Сейчас они могут услышать фантастическую сумму, которую урвал хитропопый чиновник всего из третьего эшелона власти.

— Ваше превосходительство, сие — коммерческая тайна, — разочаровал я своим ответом присутствующим. — Я лишь уповаю на то, что Военторг оказался полезным для русской армии.

— Сего не отнять, порой, весьма великая польза была. А бывало, что и вредили интендантам, да и офицеры чаще к вину прикладывались. Господин Ложкарь, что является вашим управляющим, весьма ушлый малый, но меня слушал, даром офицер в отставке, — лицо Суворова преобразилось, на нём появилась притворная слишком выразительная улыбка. — Мы все нынче в отставке, господа. Можете за это и выпить. А я, пожалуй, не стану пить вина, дождусь, когда господин Сперанский обстоятельно расскажет о том, как он предлагает спасать тысячи русских солдат.

На том первое моё общение с великим полководцем закончилось. Суворов пошёл развлекать остальных. Он казался весёлым, включил образ простачка. Но за этой личиной чувствовалась с трудом выносимая боль. А как могло быть иначе? Александр Васильевич являлся честолюбивым человеком. И было с чего. Рымник, Фокшаны, Кинбургская коса, взятие Измаила, победа над восставшей Польшей, а вот недавно Дербент и битва при Урмии. Это только то, что первое в голову пришло, послужной список побед Суворова куда больше. Для любого служащего, может, даже в большей степени для военного, крайне болезненно, когда твои заслуги не ценятся должным образом. Вот он, победитель персов, рассчитывает на триумф в родной стране, прибывает в столицу… А от него просто откупаются, не преминув унизить.

— Господин Сперанский, мы можем пройти в кабинет его высокопревосходительства Алексея Ивановича? Признаться, я в нетерпении услышать от вас ответы на множество вопросов. Вы уж простите за настойчивость, но я не располагаю временем и в самое ближайшее время должен отбыть в Петербург, — через полчаса после моего общения с Суворовым спросил Григорий Иванович Базилевич.

Этот медик был выбран мной не только потому, что он числился в друзьях Алексея Ивановича Васильева, который заприметил Базилевича, когда будущий государственный казначей был главой медицинской коллегии, но и по ряду иных причин. Отнюдь не главным, но интересным критерием при выборе медика было то, что он также, как и я, попович, то есть сын православного священника. Как и я, он сначала учился на духовного служителя, но ушёл в стезю хирургии, а я на гражданскую службу. Потом у Базилевича был Страсбургский университет и степень доктора медицины, Геттингенский университет, путешествие по Германии и Франции в поисках медицинской практики. И вот он — первый профессор медицины русского происхождения в России.

Сказав слуге, чтобы тот сообщил Суворову о моём с Базилевичем разговоре, мы направились в кабинет Державина.

— Вот вы писали в трактате о вирусах, — начал разговор Базилевич. — И я вам не верю. Нет-нет, господин Сперанский, я привык доказывать суждения даже самому себе и самостоятельно находить ответы. В ваших предположениях весьма много оправданий к тем явлениям, которые имеют место быть, но не познаны наукой. Оттого да, я не верю, но готов выслушать вас и доказать несостоятельность предположений. Буду рад, если у меня сего не выйдет.