Владычество 3 - Рэнди Алькорн

лучше справлялся с исправлениями, чем с творчеством. Он рассеянно водил пальцем за правым ухом.

«Я убежден, что Чарльз Муррей неправ, и нет генетической причины для неуспеха черных. Но многие либералы втайне предполагают, что он прав. Они думают, что черные не могут преуспеть, если им создать равные условия с другими расами. Это характеризует их именно так, как они называют других людей, как расистов.

Люди однажды поверили, что черные ниже других, и не могут сравниться с белыми в спорте. Но никто больше не утверж-

67

дает этого. Успех черных в спорте опроверг этот тезис. Точно так же успех черных в науке сделает для наших детей гораздо больше, чем бесконечное повторение мантры «с расизмом покончено». Перекладывание всей вины на расизм усилило наш неуспех, отвлекая черное сообщество от того, чтобы поднять свой уровень.

У нас проводятся бесконечные кампании против белого расизма: лекции в школах и студенческих городках о поликультуре. У нас речевой кодекс, и мы ненавидим законы о преступлениях. Расизм стал мельницей донкихотского крестового похода. Либералы удваивают свои усилия, чтобы ниспровергнуть расизм, а мы тем временем не замечаем реальных решений — как поднять стандарт полной семьи, прочного брака, нравственного воспитания, дисциплины и академического успеха.

Согласно тестам, по которым Калифорнийский университет определял стипендии студентам, было допущено очень немного черных и людей испанского происхождения. Как мы справились с этой проблемой? Высоко подняв академические стандарты в школах, посещаемых черными и испанцами? Нет, вместо этого мы отреагировали расовыми квотами. По иронии судьбы, большинство черных и студентов испанского происхождения, допущенных в университет Беркли по этой квоте, потом вылетели из него. Тесты не лгут, студенты с меньшим количеством баллов не могут конкурировать с теми, у кого высокий балл. Они вылетели из Беркли, но могли бы преуспеть в ряде других колледжей. По этим квотам черные и испанцы оказались неудачниками — печальная статистика — в то время как, поступив в колледж по реальным результатам теста, они бы преуспели. Опять же по иронии судьбы, многие из них будут полагать, что были отчислены из университета из-за расизма, а не потому, что поступили в высшее учебное заведение, к которому они были не подготовлены.

Мы должны сконцентрировать свои усилия, чтобы укрепить черные семьи и улучшить образование черных, поднять планку, вместо того чтобы занижать ее, превратить городские школы действительно в центры обучения и помочь тем черным семьям, которые хотят видеть своих детей в частных школах.

Мы не можем преуспеть в уничтожении расизма. Мы мо-

68

жем преуспеть в усилении дисциплины, решимости и самосовершенствовании. И это действительно залог успеха для нашей молодежи».

«Харли не будет разговаривать со мной после этого...»

Джо, охранник в «Трибьюн», с уважением, но напряженно посмотрел на одетого в черно-синюю форму полицейского, который прогуливался по коридору «Трибьюн». Глаза Джо остановились на крупном бейдже золотистого цвета, непосредственно над левым карманом офицера.

— Могу я помочь вам, офицер? — спросил Джо своим профессиональным голосом, давая понять, что они коллеги по охране порядка.

— Офицер Гиллермо Родригес, — тот протянул ему визитную карточку, —- я здесь, чтобы встретиться с Кларенсом Абернати.

— Я могу помочь в этом?

— Нет.

— Хорошо. Вы можете проверить на столе в приемной, вот там?

Офицер прошел к столу Элейн.

— Итак, — сказала Элейн, тщательно подбирая слова, — мистер Абернати ждет вас?

— Нет, не ждет, — сказал Родригес.

— Хорошо, позвольте мне позвонить ему и попросить спуститься.

— Да лучше я поднимусь и нанесу ему визит без предупреждения. Какой этаж?

— Четвертый. Но если он не ждет вас...

— Пожалуйста, не звоните ему. Я сам его найду. Спасибо.

Он положил наручники и пистолет на стол Элейн, прошел

через детектор, снова взял оружие с другой стороны и прошел к лифту.

Кларенс сидел в своем кабинете, пытаясь пробиться сквозь туман головной боли и отредактировать статью, которая была на экране. Наконец он немного в этом продвинулся, когда неожиданно сквозь наушники услышал, что позади кто-то есть. Он быстро развернулся, и увидел полисмена в форме. Сердце учащенно забилось.

— Кларенс Абернати?

— Да, — он услышал приглушенный голос и снял наушники, стараясь сохранить внешнее достоинство.

— Офицер Гиллермо Родригес. Полиция Портленда.

Офицер не протянул руки. Глаза Кларенса остановились

не на бейдже полицейского, не на рации возле его плеча, но на огромном черном поясе, увешанном оружием и наручниками.

— Что вы хотите?

— Мне нужно поговорить с вами. Я обсуждал это с мистером Фоли, и он сказал, что мы можем использовать для этого вон ту комнату, — он указал на комнату для редакторских совещаний.

— Я занят. Мне надо закончить статью.

— Я могу немного подождать. Десять минут?

— Пятнадцать или двадцать.

— Хорошо, — вежливость полицейского не скрыла его неудовольствия от того, что приходилось ждать, — приходите, как только закончите.

Между молотом, который стучал в его голове, и полицейским, который ждал в комнате для совещаний, работа Кларенса не продвинулась. Он сделал две косметических правки, нажал кнопку «Отослать» и отправил Уинстону свою сырую и недоработанную статью, в которой не хватало 60 знаков.

Кларенс прочистил горло и прошел в комнату совещаний. Там офицер изучал разные формы отчета и держал наготове желтый блокнот. Он выглядел как журналист, готовый к интервью. Правда, журналисты не носят оружие и наручники.

— В чем дело, офицер? — спросил Кларенс.

— Я здесь, чтобы защитить вас.

— Защитить от чего?

— Вас обвиняют в некоторых серьезных преступлениях.

Кларенс недоверчиво на него посмотрел. Это что, шутка?

— В каких преступлениях?

Офицер Родригес посмотрел в свои бумаги.

— Хранение и использование запрещенных веществ, это тяжкое преступление класса Б. Снабжение веществом малолетнего, это тяжелое преступление класса А.

— Наркотики? Вы обвиняете меня в том, что я занимаюсь наркотиками?

— И третье — изнасилование