Казак в Аду - Андрей Белянин

– Милость Мажьбога и Умруна на челах ваших! Храбрые сердца в персях ваших, борзо и смело обряды учиним благоденствия Рота ради! Внемлите, вопию вам!

– Ваня, шо имел в виду припадочный, переведите, – скосив невинные очи, попросила «дщерь иудейская».

– Мы с тобой классные ребята, по целому ряду соответствующие необходимым параметрам. Поэтому, если вкратце, нас принесут в жертву.

– Ой, мама, и шо они все помешались на этом однообразии? Могли бы, смеху ради, принести в жертву себя!

– Кому? – не понял казак.

– Нам! – улыбнулась еврейка. – Но чую, шо у них нет на то ни капли чувства юмора. Продолжайте речь, старче…

Старец смутился, потёр рукавом нос, поправил на седых кудрях обруч с ветвистыми рогами, выразительно посмотрел по сторонам, словно ища поддержки у остальных. Вокруг Ивана и Рахиль незаметно обосновалась довольно плотная толпа, человек в сорок-пятьдесят. Не агрессивные, скорее наоборот, так и лучатся дружелюбием. Только у многих руки дрожат от возбуждения и взгляды чрезмерно масленые. Причём на обоих сразу, и на парня, и на девушку, даже трудно сказать, на кого больше.

– До тьмы ночной таинство свершить должно! Дева невинная плотью своей безгрешной сподобит поле наше урожаю.

– Ваня, переведите.

Но казак Кочуев почему-то от перевода отказался, вместо этого он сделал малозаметный жест кистью правой руки, и обнажённая сталь златоустовской шашки замерла у основания носа старца. Лучники вскочили мгновенно, но стрелять в толпе не рискнули…

– Повтори, – невежливо прошипел бывший подъесаул, и даже сама Рахиль отшатнулась в сторону, настолько страшным стало его лицо.

Все замерли…

– А… чё не так-то?! – не сводя глаз с блещущего клинка, тонко простонал дед с рогами. – Обычное дело… обряд освящения поля… берём девку твою и… это… всем миром там же… Дак и ей удовлетворение, и миру польза великая – урожайный год буде-э…

– Не будет, – уверенно покачал головой молодой человек, и все лучники как-то сразу поняли: одно лишнее движение – и они станут сиротами…

– Ша, я распробовала ситуацию! Оно жутко лестно, здесь полно симпатичных мальчиков, но… – напряжённо сложила ручки на груди воспитанница суровой армейской школы Израиля. – Господин подъесаул щас бегло переведёт вам с идиша, куда вам следует идти сомкнутым строем с такими нескромными предложениями. Не говоря уж о том, шо я грешница и давно не невинна, таки мы пять раз целовались. Обломитесь на корню!

– Целовалась?! Челомкалась не единожды! – с большим огорчением загомонили в толпе. – От ить молодёжь пошла, а ликом-то сама агнец-отроковица! Другой обряд надобен… время есть покуда…

– Его вон просите, аспида ревнивого, – раздражённо, с натянутой улыбочкой бросил старец. – Не тронем девку твою, не обидим землю-матушку грешницей… Но другой-то обряд почему нельзя?! Нынче ить ночь на Ивана Попаду…

Бывший филолог на секунду задумался, перемигнулся с фронтовой подругой и отправил шашку в ножны. Распорядитель прокашлялся, вновь принял достойный вид и, стараясь не глядеть в глаза этому сумасшедшему подъесаулу, продолжил нести сивый бред:

– В ночь на Ивана Попаду бабы да девицы во Пучай-реке без одёжи плещутся. За то им вода силу живую даёт, род множить. Нам, мужьям, надлежит им себя преподнесть. Какая кого выберет, так она его и…

– И… шо?! – заинтересованно вытянула шейку юная еврейка, автоматически снимая с плеча «галил». – Ванечка, цыц! Я хочу дойти сама, без сурдоперевода. Таки шо эти бабы и девицы будут в голом виде пытаться выбрать в МОЁМ казаке?..

– Не грубиянничай и не суди о недосягаемом умом коротким, – строго обрезал старец, добровольно подписывая себе смертный приговор. – Таинство сие древнее, предки наши из вотчины индусской его сохранили. Выше Рота нет чести! Любая жена, вдовица али девка от какого мужика понести захочет, не смеет отказать он, поскольку – великий грех сие! Отказом ли грешен, сын мой?! Внемлешь ли?

– Внемлю, – чисто не подумав, брякнул подъесаул, но его уста в мгновение ока были запечатаны маленькой ладошкой Рахиль.

– Ох, щас я вам всем тут повнемлю! Так отметелю каждую шиксу, кто тока глазёнки свои бесстыжие передвинет на этот объект с усами! Волосья выдёргивать не буду, визжать и царапаться тоже не обещаю… Я таки вас просто пристрелю! Прямо тут и сейчас в качестве превентивной меры самозащиты моей грядущей собственности. Кто чего не понял, прошу строиться в очередь и лезть за разъяснениями не по существу – таки патронов хватит на всех!

Иван Кочуев впервые почувствовал себя социально значимой личностью, выставленной на аукционе Сотбис. Женщины и девушки (последних меньше) подняли возмущённый галдёж, ища на свою задницу заслуженных приключений, ибо у деятельной израильтянки обещания расстрела в долгом ящике не застревали. Мужчины не вмешивались, видимо, духовную практику «отказом грешен» не рискнул пройти ни один. То есть предпочли не грешить и сдаваться, с бабами связываться себе дороже…

Что и доказала Рахиль, беззлобно пустив две длинные очереди над головами народа. Все разбежались, попрятались по землянкам и уже оттуда, в относительной безопасности, поносили наших на самом древнеязыческом. Старец же повесил голову, снял надоевший обруч с рогами и грустно оповестил:

– На поле не легли – урожаю не быть. Жён не имели – роду не быть. Поглотит вас Навье царство без следа, ни вам радости, ни нам пользы. Отступился Умрун, отвратился Мажьбог, так тому и быть… изыдите!

– Никуда мы не изыдем на ночь глядя! Причём не надо от меня так напрягаться, я стреляла в воздух, – грозно фыркнула неумолимая иудейка и, поманив пальчиком любимого, уточнила: – А шо они тут все поскрывались, я не поняла? Какие боги, какое Навье царство, каким оно до нас докопалось, потому как мне тут уже дико некошерно!

Ничего сказать подъесаул не успел, хотя достойный ответ и вертелся у него на языке. В мифах древних славян словом «навь» обозначалось многое, но чаще всего загробный мир с его мрачными, потусторонними жителями. Но надо признать, что и слово «жители» не совсем точно ложится в данный контекст, ибо оно образовано от слова «жить». Обитатели Навьего царства живыми не были никогда…

Старик быстренько подобрал обруч с рогами, что-то шепнул, отчего они засияли неоном, и, воздев руки к чёрным небесам, громогласно оповестил:

– Нет ныне обрядов языческих, не по воле свершилось судьбоносное, но жертва искупительная кровью отдана будет и земле, и воде! Придите! Придите! Приди…

На третьем призыве Иван вновь взялся за рукоять клинка, и старец предпочёл не рисковать. Впрочем, сузившиеся очи заполыхали знакомым оттенком оранжевого, было явно заметно, что человек не в настроении шутить. Тьма сгустилась до состояния липкой ваксы, идолы древних богов заполыхали собственным голубым и зелёным светом, озарив поляну у реки. Раздался заунывный вой, чьё-то удовлетворённое рычание, и откуда-то из камышей стали выползать отвратительные человекоподобные чудовища. Они словно просыпались от давнего сна, размыкали уродливые конечности и роняли слюну, зевая во всю пасть, полную гнилых, но острых зубов…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О том, что, когда политика подменяет собой религию и веру, первыми горят книги, вторыми – люди…

– Я к нему несправедлива или он это нам специально? Тока за то, шо я таки не отдала ваше чистое казачье тело на потеху тем недомытым бабам в пенсне, – задумчиво протянула Рахиль, и рявкнула на старичка: – Отвечай, козёл безрогий!

– Рогатый… – таинственно хихикнул он.

– Безрогий, – ровно опроверг подъесаул, в два взмаха клинка совершив непоправимое.

Роскошные оленьи рога, покачнувшись, рухнули наземь. Старец ошарашенно взял их в руки, всхлипнул, но поздно – синее сияние рогов явственно таяло…

– Идиоты, – без малейшей попытки закосить под древнерусскую речь пискнул дед, похожий на отупевшего марала по весне. – Они ж меня теперь сожрут! И вас тоже, но вас-то не жалко… Как вы посмели?!!

– Нам можно, мы же проклятые, – безмятежной кошкой потёрлась о рукав любимого иудейская язва. – По крайней мере, Ваня точно проклятый, а я нарываюсь. И нам после этого всё фиолетово!

Но глава общины язычников, не дослушав, неожиданно проявил ретивую прыть и, по-козлиному скакнув в сторону, повёл себя вообще самым непотребным образом. Рванув на груди рубаху, он выставил наружу нацистский Железный крест на верёвочке и истошно завопил:

– Ахтунг! Ахтунг! Дас ист фашист!

Навь недоверчиво приостановилась, мускулистые и склизкие чудовища заинтересованно смотрели на человека, пытающегося их обмануть…

– Зиг хайль, майн фюрер!

– У меня родной дед погиб на Великой Отечественной, – тихо протянул Иван Кочуев.

– А у меня двоюродный, по папе. И треть маминой родни в лагерях, – так же негромко поддержала боевая еврейка. – Давайте не будем ссориться за пальму первенства и убьём его вместе. Вы «за»?