Sто причин убить босса - Макс Нарышкин

Время до четырех я потратил на переговоры. В доме моем живет очень интересный человек. Как он оказался в трехкомнатной квартире элитного строительства сталинских времен, в доме, где проживают одни лишь успешные люди и изгои типа меня, неизвестно. Ясно только то, что оформлена квартира была на него, как на некую субстанцию, имеющую уши, глаза, желудок и сломанную мочеполовую систему. Это был человек по утверждению биологов, а потому имел полное право иметь в частной собственности квартиру. Естественно, числился он собственником, но уже была доверенность, было завещание, то есть все, что необходимо для смерти субстанции. А пока он числится собственником, никакой налоговый орган не предъявит истинному собственнику претензии. В нашей стране упорно не замечают, как качает углеводороды Абрамович и копит Потанин. Но если, упаси боже, найдется кто-то, кто купил за 500 тысяч треху на Кутузовском, тут начнется самый настоящий чертополох. Финансовый мониторинг отсечет сделку, гражданина возьмут под контроль, и налоговая полиция начнет преследование всеми доступными средствами. Очень тяжело у нас в стране тем, кто живет на 1–2 миллиона долларов в год. Немного легче тем, кто питается из потребительской корзины, и совсем уж хорошо себя чувствуют граждане, до которых нет дела ни Федеральному агентству по финансовому мониторингу, ни налоговой полиции — миллиардерам класса Lux.

Для меня потребительская корзина слишком мала, но до класса Lux я не дотягиваю. Поэтому мне приходится находиться в группе риска, а значит, и следовать заведенным в ее среде привычкам показывать белый пушистый хвост государственным органам. Но есть еще одна причина, которая заставляет меня идти к соседу на первом этаже с деловым предложением.

Через 24 часа, подбадриваемые полученной взяткой в 30 тысяч, сотрудники регистрационной палаты выдадут мне выписку из Единого реестра, в котором значится, что в Москве появилась новая рекламная компания, и директор ее — Столяров Вольдемар Петрович, человек сорока пяти лет от роду, никому не известный, разве что сотрудникам медвытрезвителя ОВД «Китай-город».

Я дословно помню разговор с дяденькой на «Майбахе». И потому не могу не помнить его предупреждение о существовании в регистрационной палате «сторожей». А потому регистрировать компанию на себя — сумасшедшая затея. Меня вычислят и тут же обездвижат. Поэтом я и направляюсь к Вольдемару Петровичу.

Вообще заниматься мелким и средним бизнесом в Москве — архиопаснейшее дело. Мелких и средних бизнесменов здесь столько, что если их всех поставить друг на друга, то тень будет закрывать все пространство от Химок до Орехова-Борисова. Общий оборот этого мелкого и среднего бизнеса таков, что те же Абрамович и Потанин на его фоне будут выглядеть каталами на Черкизовском рынке. Видел ли кто, как Путин встречается с представителями крупного бизнеса? Я, к примеру, об этом даже не слышал. Он постоянно имеет слабость к представителям бизнеса мелкого и среднего, и в этом я вижу Промысел Божий. Сейчас страну, то есть ее руководство, интересует, как там дела у среднего бизнеса. Не нужно ли помочь, поддержать. Правильно ли он перечисляет налоги, не переплачивает ли. Забота о среднем бизнесе (а 66 миллионов — это в Москве средний бизнес, поверьте) зашла уже так далеко, что средний бизнес принялся разрабатывать новые схемы ухода от налогов. То есть от заботы правительства. Встречаться с Путиным и принимать помощь средний бизнес не хочет, он скрывается по Москве от пресс-службы Администрации, соблюдая все правила партийной конспирации. Руководители среднего бизнеса, слушая президента страны, полны скорби и тревоги. Почему я? — светится в их еще живых глазах вопрос. Почему я, а не Дерипаска, который по данным Forbes уже вышел на первое место среди тех, кому требуется помощь России? Почему хотят помочь именно мне? Отчего я не зарегистрировал компанию по производству оладушек на спившегося дядю или его проститутку племянницу? Их бы в Кремль не повели и помогать бы не стали. Их бы вообще не нашли.

Обо всем этом Вольдемару Петровичу говорить не нужно. Он так же далек от нанотехнологий, как бывший министр обороны Иванов от армии или нынешний председатель Арбитражного суда от практики судьи. С Вольдемаром Петровичем нужно разговаривать на языке цифр, но при этом помнить, что он не математик и язык Лейбница для него враждебен.

Тук-тук-тук.

— Какого хера надо?

— Вольдемар Петрович, это я, ваш сосед с четвертого этажа. У вас нет соли по десять долларов?

— Ходите, бляди, ходите, чего ходите?

— Вольдемар Петрович, у меня к вам деловое предложение.

— Никуда не пойду и ничего подписывать не стану. Кладу на вас с прибором.

— Вольдемар Петрович, разве вы не хотите стать президентом рекламной компании с зарплатой в пятьсот долларов в месяц?

— Я уже исполнительный директор хлебокомбината и учредитель компании по производству кириешек, на хера мне еще рекламная компания?

— А если я дам вам сто долларов, вы откроете дверь?

Я вхожу в квартиру, стоимость которой никак не меньше четырехсот тысяч, и едва не задыхаюсь от спертого воздуха. Делегировать полномочия нужно быстро, иначе я потеряю сознание.

— Пятьсот сразу и пятьсот потом, после регистрационной палаты.

Кряхтя и матеря меня, словно я пришел не давать, а брать взаймы, качающийся как маятник Фуко Вольдемар Петрович начинает одеваться.

К нему в нашем доме ходят все. После того как стало известно, что он живет тем дольше, чем больше пьет, к нему до меня сходили уже шесть моих соседей и две соседки. Вольдемар Петрович скромен. Он забыл упомянуть, что еще несет тяжкое бремя главного бухгалтера фабрики морепродуктов и руководит ЗАО «Фили-стройэкспорт».

Через час после душевного диалога на пороге его квартиры мы прибываем в регистрационную палату, и Вольдемар Петрович, кряхтя и матеря меня, показывает мне, куда нужно идти в первую очередь, а куда во вторую. В комнате регистрации необходимого пакета документов он прикрикивает на машинистку, и та начинает печатать быстрее. Все думают, что Вольдемар Петрович — руководитель общества «митьков», шестидесятник, авторитетный человек. И поэтому брань его воспринимают дружелюбно, как профессиональные издержки.

Завтра мне выдадут справку, что рекламная компания «СВП» начала свою жизнь. Я отвожу новоиспеченного президента домой, он расписывается на полусотне пустых бланков приказов президента «СВП» и закрывает за мной дверь.

Вот теперь можно следовать в кафе «Спейс» близ офиса «Вижуэл», чтобы встретиться с Раечкой Чельниковой. Я прекрасно понимаю, что вчера она явилась не потому, что истосковалась по мне за сутки. И не оттого, что ей нужна должность креативного директора в моей компании. Раечка отрабатывает эту должность у Машеньки Белан, не понимая, что ее выбросят вон сразу, едва исчезнет в ней нужда. Боже, до чего глупа несчастная Рая… Мне невыносимо больно играть с ней в свои игры, точно зная, что пострадавший в нашей с Белан войне будет только один человек — она, Рая. Но я не просил ее заниматься со мной сексом и играть в мужские игры. Я не ждал ее прошлой ночью, потому что не звал, но ей зачем-то понадобилось пойти по самому сложному пути продвижения по служебной лестнице. То есть подставить свою крепкую и, признаюсь, красивую грудь под удар. Напрасно ты мне позвонила, Рая… Я молил бога, чтобы этого не случилось. Но ты глупа. Ты думаешь, что «Закопай тещу в песок за $399» — это удачная реклама турпоездки в Египет.

А вот я это даже как черный юмор не рассматриваю. Это глупость и уничтожение реноме рекламной компании.

Глава 15

Женечка, ты не представляешь, что случилось вчера ночью!..

Женечка, полный офис ментов и прокуратуры!..

Женечка, была собака, она нюхала сейф Белан!..

И ты знаешь, Женечка, никто не знает, кому это понадобилось.

Женечка, Мила сказала прокуратуре, что слышала, как ты говорил позавчера Рогулину: «Ты пожалеешь».

А Ленин доберман сошел с ума, говорят, ему выстрелили в морду из дробовика.

— Кому, Лене?

— Нет, что ты. Если бы Лене выстрелили, он бы умер. Доберману выстрелили.

И эта женщина уверена, что из нее выйдет клевая креативщица.

— А что случилось-то вчера?

— Кабинет финансового директора взорвали. Наверное, искали деньги.

Все правильно, теперь кабинет Белан и кабинет финансового директора — это одно помещение, а потому очаг подрыва установить очень трудно. Если, конечно, не заметить развороченный сейф нового заместителя президента. А Раечка продолжает тупить. По ее мнению, если взрывали кабинет финдиректора, значит, искали деньги. Если бы рухнули стены у кабинета Миры Павлюк, то Рая непременно предположила, что кто-то покушался на идеи отдела арт-проектов.

— Как там у тебя дела с твоей компанией?