Благословенная тьма - Дмитрий Черкасов

- Редкий случай, - заметил протодьякон, критически изучая банку, которая - к немалому его удивлению - почти опустела.

- Точно, редкий. В наших краях мелюзга - и та киряет. Где еще осталась, мелюзга-то.

Если, конечно, не ширяется, хотя одно другому не мешает. А Макарыч в этом рассуждении кремень был, а не человек. Норму свою знал крепко, пару рюмок опрокинет - и все, как отрезало. И вот, стало быть, был он тверезый, как и всегда. Но слова из него было не вытянуть. А тут и Ликтор подоспел. Откуда свалился - черт его знает; не было его, и вдруг он стоит и взглядом просто-таки давит всех! Макарыч сразу сгорбился, съежился и потрусил к избе, был бы хвост у него - поджал бы или завилял, как перед хозяином. И Ликтор, значит, за ним, не спеша, - шасть в избу. Заперлись там вдвоем. Утром я собрался рыбачить; вышел, когда еще толком не рассвело. У Макарыча свет горел - с вечера, похоже. Ладно, моя хата с краю. Только я шагнул за калитку - гляжу, выходит этот фрукт, бороду оглаживает, и глаза горят. Не знаю, зачем, но отвернулся я, само собой получилось. Как будто я не при делах, стою и снасти рассматриваю. Тот вроде и внимания на меня не обратил, прошел мимо, и дальше уж не знаю, что с ним стало.

Шел в Зуевку, а дошел ли - про то мне неизвестно. Но боюсь, приметил он меня. И дрожу с тех пор - ну как заявится да уберет?! Как свидетелей убирают… Рука у него не дрогнет, по роже видно.

Дрын умолк. Протодьякон не сумел скрыть разочарования:

- И это все?! Велика тайна, ничего не скажешь. Стоило кочевряжиться да отмалчиваться!

- Вся, да не вся… Макарыч-то к вечеру и преставился!

- И ты думаешь, что без Ликтора вашего не обошлось?

- Не только я, а все в округе так думают. Живи он у нас, никто не пошел бы к нему лечиться. Помирал бы, а не пошел.

- Ну, допустим. Почему тогда говоришь, что к вечеру? Он должен был уже с ночи лежать.

Рыбак сострадательно покачал головой:

- Не разумеешь! Днем-то его видали!

- Кто видал? Где, когда?

- Да многие видали, и я сам видел. Во дворе своем он был.

- И чем занимался?

- Да Бог его разберет, чем. Не приметили толком. Кто ж знал, что это важно?!

Пантелеймон с трудом подавил в себе желание покрутить у виска пальцем.

- Умная голова! С чего же ты взял, что это Ликтор его пристроил… на тот свет?

Ведь он уже ушел к тому времени! Сам только что сказывал!

Но Дрын не собирался сдаваться.

- Если бы он ножиком его или из ружья - тогда да. А если заворожил, то тут когда хочешь можно перекинуться. Приказал ему сдохнуть вечером - тот вечером и сдох. А после начал бродить…

- Да зачем же все это Ликтору?

- Кто его знает. Зачем вообще все? - И Дрын сделал неопределенный жест, претендовавший на всеохватность. Он явно тяготел к метафизике.

- Бессмысленный ты, - пробормотал Челобитных. - Ну, пусть будет так. Все равно - чего испугался? Ведь сколько времени прошло.

- А ну как вернется?!

- И сразу к тебе прямиком, да?

- Хоть бы и ко мне. Он мог и тогда вернуться, незаметно, к вечеру. Если тебе так удобнее считать, гражданин ученый. Только это вряд ли.

Пантелеймон задумался. У него не было серьезных оснований задерживаться в Крошкине - и без того сутки вылетели неизвестно куда.

Если сплетни распространяются здесь посредством сорок, то надо поторапливаться, пока Ликтор не прослышал о любознательном незнакомце и не принял меры. С другой стороны, протодьякон после рассказа рыбака передумал. Теперь, раз прозвучало имя Ликтора, ему уже отчаянно хотелось разобраться с воскресшим Макарычем, который мало чем походил на библейского Лазаря. И потом: ему никто не поручал так вот запросто объявиться в Зуевке и с ходу, тоже запросто, прихлопнуть Ликтора. Ему поручили разобраться в ситуации и только потом ликвидировать предполагаемого вервольфа, если на то будут причины.

У Ликтора в любом случае будет достаточно времени, чтобы подготовиться.

Пантелеймон - не первый, кто отправляется в Зуевку с такого рода заданием;

Ликтор - если он замешан в это дело - наверняка решит, что если справлялся с подобными гостями прежде, то справится и теперь. Ему невдомек, что на свидание с ним спешит лучший из лучших.

Хотя раньше, небось, тоже не мальчиков посылали. Если, конечно, под видом ученых в Крошкино побывали сотрудники Службы. Пока что у него не было фактического подтверждения этому, и Пантелеймон решил отложить разбирательство на потом.

Кроме того, не следовало выступать в путь, на ночь глядя. Он засиделся у Дрына да еще выпил изрядно - есть смысл задержаться. И при возможности покончить с местным пугалом, которое бродит неприкаянное по ночам, - если только оно не плод суеверия и не следствие повального перепоя.

Насчет зомби ему никто ничего не позволял и не запрещал, руки развязаны. Макарыч восстает не каждую ночь, но Пантелеймон надеялся, что ему повезет.

В общем, в намерениях своих он развернулся на сто восемьдесят градусов.

- Что ж, - сказал он Дрыну, который ничем не обнаруживал в себе желания продолжать разговор. - Раз ты такой догадливый и раскусил меня, то… я заночую уж у тебя, ладно? Одну ночь. Все будет оплачено.

Тот медленно покачал головой.

- На хрена козе баян? - спросил он, глядя в сторону.

Тогда Пантелеймон решился и высыпал на стол патроны с пулями, которые уже не раз поминались.

- У вас с серебром плохо, зато у нас - ничего… Чай не бедные.

Дрын уставился на стол, потом поднял глаза:

- Кто же ты такой, мать твою за ногу?!

- Не твое дело, - усмехнулся Челобитных. - Если прознаешь, то отправишься вслед за Макарычем, достопримечательностью вашей. И за Ликтором - что тоже очень возможно. Лучше бы ты мне не отказывал, дружище. Бог тебе за это скидку сделает, когда ты предстанешь перед Ним… с банкой самогона в обнимку.

Видно было, что Дрын сообразил уже: с пришельцем этим шутки плохи, лучше ему не перечить. Он отчаянно жалел о том, что пригласил его в дом, но, с другой стороны, тот и сам бы вошел. Поди-ка, не пусти такого. Все решалось без участия Дрына, и он не видел, почему бы событиям и дальше не развиваться в том же ключе, когда он ни за что не в ответе.

- Ночуй, - бросил он с напускным безразличием. - Завтра-то отчалишь? - Теперь в его голосе явственно обозначилась настойчивая надежда.

- Отчалю, не бойся, если останусь жив. Если зомби не сожрут. Во сколько ваше страшилище просыпается?

- Когда как, но уж всяко не раньше полуночи…

- Вот и отлично, - Челобитных зевнул. - Знатная у тебя самогонка, самое время часок-другой придавить. Если забудусь, растолкай меня за час…

- Можно и ровно в полночь, он подолгу бродит.

- Нет уж, изволь заранее. От твоего зелья наверняка башка трещать будет, так что похмеляться придется. - Пантелеймону самому было странно слышать от себя подобные речи.