Всё та же я - Джоджо Мойес

– Припасы, – заявила я, свалив все это добро на край кровати. – Теперь можно здесь окопаться.

Именно так мы и провели день. Я прочла «Нью-Йорк таймс» от корки до корки, включая обзор бейсбольных матчей. Повесила на дверь табличку «Не беспокоить», пока он дремал, и принялась ждать, когда к его лицу вернутся краски.

Может, ему станет лучше, и мы еще успеем прогуляться, пока не стемнело.

Может, мы еще сможем пропустить по стаканчику в баре отеля. Может, ему будет полезно принять сидячее положение.

Ладно, может, завтра ему все же будет лучше.

Без четверти десять, когда я выключила телевизионное ток-шоу, спихнула с кровати газеты и забралась под одеяло, единственной частью моего тела, которая касалась Сэма, были кончики пальцев, переплетенные с его.

В воскресенье он проснулся повеселевшим. Думаю, к этому времени в его организме уже просто не осталось лишней жидкости, способной выйти наружу. Я принесла ему немного бульона, он осторожно поел и заявил, что чувствует себя вполне здоровым, чтобы пойти прогуляться. Двадцать минут спустя мы бегом вернулись в номер, и он снова заперся в туалете. И вот тут-то он уже не на шутку разозлился. Я попыталась ему сказать, что все в порядке, но в результате только еще больше разозлила его. Ведь нет ничего более жалкого, чем громадный мужчина ростом почти шесть футов четыре дюйма, не способный поднять стакан с водой.

Не в силах более скрывать своего разочарования, я даже решила на какое-то время оставить Сэма. Мне срочно нужно было пройтись по улицам и убедить себя в том, что это не было дурным знаком и, собственно, ничего не значило; да и вообще, немудрено растерять весь свой природный оптимизм, если ты вот уже две ночи толком не спишь и целых сорок восемь часов сидишь взаперти в номере с отвратительной звукоизоляцией в ванной комнате, где прочно засел мужчина, павший в неравной борьбе с острым гастроэнтеритом.

И действительно, тот факт, что сегодня воскресенье, буквально разбивал мне сердце. Ведь завтра мне уже пора возвращаться на работу. А он ничего не успел сделать из всего того, что я запланировала. Мы не сходили на бейсбол, не проехались на пароме до Стейтен-Айленда. Не поднялись на крышу Эмпайр-стейт-билдинга, не прошлись рука об руку по парку Хай-Лайн. В тот вечер мы сидели в кровати, он ел вареный рис, купленный мной в суши-баре, а я жевала безвкусный сэндвич с цыпленком-гриль.

– Ну все, теперь я на верном пути, – пробормотал Сэм, когда я накрыла его одеялом.

– Здорово, – отозвалась я, но он уже заснул.

Я была не способна еще одну ночь прокручивать экран телефона, поэтому тихонько встала с постели и, оставив Сэму записку, покинула номер. Черт, я чувствовала себя глубоко несчастной и обиженной на жизнь! Почему ему понадобилось есть какую-то гадость, которая повлекла за собой пищевое отравление? Почему он так медленно идет на поправку? Ведь он как-никак парамедик. Почему он не смог выбрать отель получше? Я пошла вниз по Шестой авеню – руки сердито засунуты в карманы, уши заложены от рева непрерывного потока транспорта – и вскоре обнаружила, что направляюсь прямиком к дому.

Дом.

Неожиданно для себя я поняла, что теперь именно так думаю о «Лавери».

Ашок под навесом болтал с другим швейцаром, который при моем появлении тотчас же отошел в сторону.

– Привет, мисс Луиза. Разве вы сейчас не должны быть со своим бойфрендом?

– Он заболел, – ответила я. – Пищевое отравление.

– Вы, наверное, меня разыгрываете. И где он сейчас?

– Спит. Я просто… не выдержу, если мне придется еще двенадцать часов просидеть с ним в номере.

Я внезапно почувствовала, что вот-вот разревусь. Думаю, Ашок это тоже заметил, потому что махнул мне рукой, предложив поскорее войти внутрь. Он вскипятил чайник в своей каморке и заварил чай с мятой. Я сидела за его письменным столом, прихлебывая горячий чай, Ашок тем временем выглядывал в вестибюль проверить, не появилась ли поблизости миссис Де Витт с обвинениями в том, что он манкирует своими обязанностями.

– Ну ладно, – сказала я. – Почему ты сегодня дежуришь? Мне казалось, сегодня очередь ночного консьержа.

– Он тоже приболел. И в данный момент моя жена зла на меня, как сто чертей. Она собиралась пойти в библиотеку на собрание книголюбов, но нам не с кем оставить детей. Так вот, она пригрозила, что еще одно внеплановое дежурство в мой выходной день – и она самолично потолкует с мистером Овицем. А это уже совсем лишнее. – Ашок покачал головой. – Мисс Луиза, моя жена – страшная женщина. И я никому не советую расстраивать мою жену.

– Я бы с удовольствием помогла, но мне, пожалуй, стоит вернуться в отель, проверить, как там Сэм.

– Вы там с ним поласковей, – сказал Ашок, когда я вернула ему кружку. – Ведь он проделал неблизкий путь, чтобы повидаться с вами. И ручаюсь, ему куда тяжелее, чем вам сейчас.

Когда я вернулась в номер отеля, Сэм уже не спал. Откинувшись на подушки, он смотрел на зернистый экран телевизора. Не успела я открыть дверь, как он поднял на меня глаза.

– Я только… вышла немного прогуляться. Я… я…

– Скажи честно, что ты просто больше не могла ни минуты оставаться со мной. – Я замерла на пороге. Голова Сэма печально поникла. Он выглядел бледным и глубоко несчастным. – Лу, если бы ты знала, как я казню себя…

– Все отлич… – Я вовремя осеклась. – Нет, правда. У нас все хорошо.

Я включила душ, заставила Сэма забраться в душевую кабину, вымыла ему голову, выдавив остатки шампуня из крошечной бутылочки, а затем смотрела, как грязная пена стекает по его широченным плечам. Сэм молча взял мою руку и нежно поцеловал запястье поцелуем раскаяния. Набросив ему на плечи полотенце, я помогла вернуться в комнату. С тяжелым вздохом он лег обратно в кровать. Я разделась и прилегла рядом с ним, чувствуя себя полностью опустошенной.

– Расскажи что-нибудь о себе. То, чего я еще не знаю.

Я повернулась к нему:

– Ты знаешь обо мне все. Ведь я для тебя как открытая книга.

– Ну давай! Побалуй меня. – Его дыхание щекотало мое ухо, но в голове у меня было пусто.

Я по-прежнему чувствовала странное раздражение из-за испорченного уик-энда, хотя прекрасно понимала, как это несправедливо.

Увидев, что я словно воды в рот набрала, Сэм сказал:

– Ладно, тогда начну я. С этого дня перехожу исключительно на тосты из белого хлеба.

– Очень смешно.

Сэм вгляделся в мое лицо. Когда он снова заговорил, голос его звучал непривычно тихо:

– Да и дома дела идут далеко не блестяще.

– Ты о чем?

Сэм слегка замялся, явно сомневаясь, стоит ли начинать.

– Я о работе. Понимаешь, до того как меня подстрелили, я вообще ничего не боялся. Мог за себя постоять. Наверное, считал себя крутым парнем. А теперь тот случай не выходит у меня из головы. – Я попыталась скрыть удивление, а Сэм растерянно потер лицо и продолжил: – С тех пор как я вернулся на работу, я постоянно ловлю себя на том, что совсем иначе оцениваю ситуации, в которые попадаю… пытаюсь найти пути отхода, потенциальные источники угрозы. Даже когда для этого нет особых оснований.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Пегая лошадь с белой гривой. – Здесь и далее примеч. перев.

2

Я заблудился. Где туалет? (исп.)

3

Сколько стоит? (исп.)