Корела (СИ) - Романов Герман Иванович

Глава 31

— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…

Владимир пробормотал знакомую с детства по советскому мультфильму присказку. И весьма верную, если отнести ее к наступлению на противника, что не спал толком четыре ночи, люди задерганы ночными вылазками и нападениями извне партизан, были при этом измучены работами, ставя тяжелые осадные пушки для обстрела города. Ларс Андерссон поступал правильно, на основании нынешнего состояния военного дела — взять Корелу в «два огня» тяжелыми орудиями и постараться зажечь дома, либо их разрушить. Вот только здесь крылась ошибка — в случае сильного деблокирующего удара оба вражеские группировки не могли помочь друг другу — они разъединялись рекой, посреди которой на двух островках находились сильные укрепления. А с одной стороны реки осаждать город бесполезно — он будет иметь связь, и получать помощь от своих войск с противоположной стороны Вуоксы. Так что продолжение осады бесполезно, ведь внезапное нападение окажется успешным, в чем Стефанович уже не сомневался — он прекрасно видел в бинокль, что происходит. Вся «южная группировка» будет вскоре уничтожена, так как помощь ей шведский командующий просто не успеет оказать.

— Сейчас Уве должен показать, что не зря чин полковника получил! Да и своих вояк отлично вымуштровал, а ведь два месяца тому назад под «сено-солома» ходили, — непроизвольно вырвался смешок. Многим мужикам с пищалями тогда было невдомек, какая у них нога будет правая, а какая левая — стрельцы строевую службу, подобно КМБ, не проходили. Да и служили с тем, что могли прикупить или раздобыть. Так что пищали и одежда отличались исключительным разнообразием — о регулярной армии и речи быть не могло. Но стоило за стрельцов крепко взяться умелым рукам, перевооружить и снарядить, так они сейчас мало в чем уступали вчерашним наемникам. И это Стефанович сейчас видел в мощную оптику.

На недостроенный шанец, не имеющий с тыловой стороны серьезной линии укреплений — там даже пушки не поставили — надвигалось три небольших прямоугольника. В каждой из рот было всего по сотне стрелков, но только восемь десятков мушкетов. Потому проблема восполнения потерь решалась быстро — не имеющий мушкета стрелок просто забирал оружие у раненого или убитого товарища и вставал в строй, благо хорошо стрелять все умели, так как «начальные люди» сурово взыскивали за нерадение. Впрочем, проблем такого характера и не было — жалование ландскнехты и стрельцы хотели получать полностью, к тому же плохо обученные солдаты погибали в первую очередь, и никто по этому поводу не огорчался.

— Рейтары и хаккепелиты в атаку пошли, ваше величество!

Фридрих и без бинокля хорошо видел, что происходит. От стороны Ладоги из леса вырвалась многочисленная кавалерия — в бой была брошена вся сотня обученных всадников, еще одна сотня должна была, по меньшей мере, пару месяцев обучаться. И с другой стороны, уже от Вуоксы, с гиканьем и криками вылетали две конные сотни дворянского ополчения, за которыми торопились стрельцы. Из Новгорода все же успели отправить подкрепление, и оно уже поучаствовало в победном бою. А за мушкетерами валили толпами ополченцы — тех вывели в поле для численности, солидности. Еще три сотни должны произвести дополнительное впечатление на противника, которого и так было вдвое меньше, к тому же застигнутого врасплох.

От лесной опушки залпом грянули орудия — маленькие ядра были не сколь эффективны, а эффектны. При попадании в человека они оставляли изломанный и окровавленный труп, в кирасе настоящий пролом. Именно пушечная пальба потрясла шведов — наемников на этом берегу не было. Надо отдать врагу должное, солдаты пытались построиться, лихорадочно заряжая мушкеты, а канониры пытались развернуть пушки. Однако нарочитое пренебрежение к русским за эти несколько дней вялотекущей осады сыграло пагубную роль — да и бессонница сказалась.

— Расслабились шведы — а за такое всегда наказывают! Так всыпь им 'горяченького, Уве, всыпь хорошо, чтобы обгадились!

Владимир скривил губы в зловещей ухмылке — врага застигли, как говорили в его мире, со «спущенными штанами». Мушкетеры буквально выкашивали суетящихся шведов слитными залпами, и подходили все ближе. В рукопашную они не пойдут — их задача убивать на расстоянии.

— Все, государь, пошла рубка! Имать ли в полон шведов? Сдаются вон там справа, даже за оружие не схватились.

— Конечно, брать, боярин, зачем нам ожесточать противника. А не захочет их выкупить мой брат Карл, так мне верноподданные нужны, или невольники — кто какую для себя выберет долю.

Владимир пожал плечами, не кровожадный он был от природы, а за эти дни если и проявлял жестокость, то рационально. Ведь мягкость правителя обычно дорого обходится ему самому — при нынешних нравах и необразованности сельского населения, сплошь неграмотного, и полуграмотных горожан, которых не столь много, гуманность не полезна, вредна. Так что все хорошо в меру, и даже горькое лекарство приходится принимать…

Победа была одержана полная и практически бес потерь — убито и ранено всего полсотни человек. Зато у шведов убыли на семь сотен, если с нестроевыми сосчитать. Оружия захвачено немало, особенно добротных мушкетов — тех вышло почти две сотни, еще на две роты хватит. Десяток пушек, много холодного оружия, порох и всяческие припасы тоже немаловажно значили. Но что обрадовало — почти сотня всевозможных лодок. Теперь шведам обратного хода по Вуоксе не было…

Вуокса — там где река превращается в озеро…

Глава 32

— Осаждающие сами превратились в осажденных, с отрезанными путями коммуникаций. Вот что значит пренебрегать логистикой — она есть кровеносные сосуды, артерии войны. А теперь моего коллегу Андерссона, надеюсь это не предок датского сказочника — ожидает масса плохого, и ничего хорошего. Запаса продовольствия на недельку — остальное либо в реке, или нам досталось, выгрузить все припасы на берег не удосужились, но ведь могли хотя бы береговыми батареями прикрыть. Не стали, понадеялись на «авось», и наступила расплата за самонадеянность.

Владимир усмехнулся — он не понимал, как можно, начиная осаду вражеской крепости, проявлять такое преступное легкомыслие. Или в Стокгольме не без оснований полагали, что оставшись в одиночестве, брошенная царем Василием Ивановичем и московскими боярами, Корела не будет сопротивляться. Ошибочка вышла — нашлись союзники, к тому же сами действовали с самого начало энергично, опережая противника на пару ходов. А потому сейчас совсем иной расклад, чем вышел в реальной истории — шведский экспедиционный корпус вляпался в самое дерьмо, и теперь эти полторы тысячи солдат обречены, если останутся у стен крепости хотя бы на сутки. А они останутся, ибо выбор у Ларса Андерссона только между трех проблемных вариантов, один хуже другого.

В первом нужно бросить все, и уходить через леса пешим порядком, гарантированно потеряв половину войска, если не больше — на дорогах засеки, к тому же ночью начнется переброска войск через Вуоксу на лодках. Соединившись с партизанами, армия просто отрежет путь отступления противнику на северо-запад, и тогда будет не отступление, а самый настоящий прорыв с боем, с крайне сомнительным исходом будущего сражения. При численном перевесе русских, двукратном, при примерно равной вооруженности пехоты, но при серьезном превосходстве в артиллерии и подавляющем кавалерии, итог баталии можно предсказать на 80%.

Второй вариант для шведов еще хуже — загрузится на оставшиеся лодки, и дать морское сражение, вернее озерное. А тут практически без шансов — два новгородских «корвета» (так он мысленно называл эти корабли), уже показали мощь своих пушечек, разрушая ядрами дощатые борта шнеков. А ведь есть еще сотня всевозможных лодок с мушкетерами, а с учетом подхода из Ладоги еще десятков ладей и стругов, на которые также сядут абордажные команды со всем стреляющим арсеналом, итог такого сражения можно определить на 90%, если не больше. Да и прорыв ничего не даст — устья речек уже перекрыли, шведам придется высаживаться на берег, и отступать в уже урезанном составе через глухие леса.