Останется с тобою навсегда - Илья Вергасов

- А ну рвани-ка нашу!

Мы раздевались под штраусовский вальс. Вошли в чистую просторную мойку. Начштаба уселся подальше от меня, - жаль, спину друг другу не придется потереть... Я залез на верхнюю полку, подставил бок под черное отверстие, из которого шел горячий пар. Хорошо! Рубцы на ране смягчаются, по всему телу расплывается приятная теплота...

В предбанник вышли вместе. Сапрыгин острым взглядом скользнул по моей ране:

- Здорово полоснули...

Я посмотрел на белобрысого баяниста:

- Хорошо играешь, парень. Спасибо, иди отдыхай.

Солдат ушел.

- Откомандируйте его в распоряжение замполита, подполковник, - сказал я.

- Будет исполнено!

Мне приготовили комнату недалеко от штаба, в три окошечка, на которые успели повесить казенные занавески. На столе, крытом клеенкой, полевой телефон и зачем-то школьный звоночек.

Только отдышался, как услышал тихий стук.

- Войдите.

- Здравия желаю, товарищ подполковник!

Солдат, поразительно похожий на Урию Гипа, стоял у по рога с подносом.

- Обед?

- Так точно-с.

Чинно положил на стол ложечки, вилочки, салфеточку. Из ресторанного супника налил тарелку бульона, пододвинул поближе слоеный пирожок. И бульон и бефстроганов - объедение. Да я такого обеда в жизни не едал!

- Специалист!

- Москва. Ресторан "Иртыш". Оттуда-с взят. Что изволите на ужин?

- Что принесете.

Солдат аккуратно собрал посуду и тихо вышел. Всласть покурив, пошел к кровати - устал чертовски. Уснул. Долго ли, коротко ли спал, проснулся и увидел: у порога щерил клыкастый рот пожилой ефрейтор. Глаза его выжидающе глядели на меня.

- Кто вы?

- Ефрейтор Клименко, ездовой при вас, значит!

- Здорово, товарищ ефрейтор. - Я протянул ему руку. У него широкая ладонь, шершавая, мозолистая, - Кто под седлом?

- Конь Нарзан.

- Какой из себя?

- Сами побачите.

Нарзан - рослый, белой масти, с полноватым крупом. Сильные подплечья, венчики стянуты марлей, но копыта чуть раздавшиеся. А в общем, ничего.

- Стой! - крикнул я.

От холки до крупа пробежала дрожь. Лиловые глаза Нарзана уставились на меня.

Подогнал стремена по себе, слегка укоротил поводок, удобно уселся в армейское седло.

- Пошел! - дал шенкеля.

Нарзан с места взял рысью. Отлично шел, стакан воды на вытянутой руке держи - капли не выплеснется. Выскочили на толоку, и тут Нарзан словно хотел выложиться - чуть фуражку ветром не сдуло. Резко рванул поводья на себя - конь застыл. Молодцом, сукин сын!

Оглянулся - Клименко на три коня от меня, улыбается: доволен. Спрашиваю:

- Сами-то из каких краев будете?

- Воронежский хохол. В бригадирах ходыв. А вы?

- На Кубани проживал.

- Богата у вас земля. Мий браток старший у тридцать втором, в голодуху, подався у ваши края. Та помер уже - старый.

- А вам-то сколько годков?

- За пивсотни, а може, и бильше.

- Домой хотите?

- А кто не хоче...

Первый день на новом месте - как первая борозда на непаханом поле.

Провел ли я ее? Разве узнаешь! Встречи, впечатления. Подполковник Сапрыгин, холящий телеса под штраусовский вальс. И... полк. Какой он? Как охватить его одним взглядом? А как охватывал твой командир полка там, на юге? Из отпуска, бывало, возвратится в самое неожиданное время - и полк по тревоге...

По тревоге?

Еще первый год солдатской службы научил меня подниматься без побудчиков. Приказываю себе: подъем в пять, а сейчас на боковую.

13

Ровно в шесть ноль-ноль с коноводом прискакал в штаб. Навстречу дежурный. Он пытается отдать рапорт, я останавливаю его:

- Из какого батальона? Фамилия?

- Учебного. Лейтенант Платонов.

Я посмотрел на часы.

- Полк поднять до тревоге!

Лейтенант обалдело смотрит на меня.

- Повторить приказ?

- Никак нет, товарищ подполковник!

- Подразделения построить на толоке, поближе к леску. Действуйте, лейтенант.

Платонов срывается с места и бежит в противоположную сторону от штаба. Догадываюсь: в музвзвод за трубачом.

Минут через пять в кальсонах с болтающимися штрипками, с трубой в руке чапал длинноногий солдат, а за ним дежурный по полку с его обмундированием. Слышу голос Платонова:

- Да сигналь же!

И вот над спящим поселком раздается тревожный зов: тата, ти-та-та, та-та, ти-та-та!

И - ни звука в ответ.

Только минуты через три недалеко от штаба, в домике под камышовой крышей, с хрипотцой голос:

- Та чуете же, сопляки, тревога!

В него вплетаются второй, третий голоса. Весь полк приходит в движение, а сигналист, войдя в раж: та-та, ти-та-та, та-та, ти-та-та...

Бежит секундная стрелка, за ней ползет минутная, а еще ни одного офицера в штабе, ни одного подразделения на улице. Только на двенадцатой минуте увидел подполковника Сапрыгина. Набросив на плечи шинель, крупно шагает ко мне, а за его широкой спиной, едва поспевая, с увесистым вещевым мешком за плечами тот самый повар, которого взяли на военную службу из ресторана "Иртыш".

Начштаба, отдышавшись - от него несло винным перегаром, - встревоженко спросил:

- Фронт прорвали?

- Доброе утро, товарищ подполковник. Тревогу объявил я.

Сапрыгин заморгал белесыми ресницами:

- По какому же поводу?

Взглянув на него, тихо приказал:

- Выполняйте свои обязанности.

Уже через минуту начальник штаба кого-то раздраженно распекал в телефонную трубку.

К штабу шел майор с Красной Звездой на груди. Глядя на меня, приложив к козырьку полусогнутую ладонь, представился:

- Заместитель по политической части майор Рыбаков Леонид Сергеевич.

Я протянул руку. Он, улыбаясь - губы вытянулись трубочкой, запросто сказал:

- Вчера как-то неловко получилось. Приехал поздно, будить не стал.

- Хорошо поспал, спасибо.

Рыбаков засмеялся:

- Да, что там с начштабой стряслось? Понимаете, неделю выпрашивал аккордеониста, а тут на тебе - сам прислал. Вы, говорят, вместе парились...

- Спину друг другу не потерли. А что прислал - это хорошо.

Мы разговаривали, а наши глаза неотрывно наблюдали за тем, что делается в поселке. Кое-какой порядок уже намечался, но к положенному времени еще ни один батальон не был готов к маршу на толоку.

Рыбаков, как бы извиняясь, сказал:

- Полный ералаш, а минуты бегут...

- Пойдемте в штаб.

Замполит первым шагнул к крыльцу.

У полевого телефона бушевал Сапрыгин. Мы прошли дальше. Я спросил замполита:

- Что, начштаба пьет?

- К сожалению, случается. Но много тащит на своих плечах.

За окнами не утихали крики, команды. Левая щека замполита слегка подергивалась. Глухо начал оправдываться:

- Сорок дней марша по непролазной грязи... И чтобы всегда быть под рукой штаба армии. Офицеры полка по три часа в сутки спали, иные просились на передовую...