Куплю тебя. Дорого (СИ) - Рахманина Елена

Нежную кожу ягодиц печёт, и я с ужасом думаю о том, что может последовать ещё удар. Представляю, какая боль предстоит, если тяжёлый кожаный ремень пройдётся по тому же месту.

— Ты будешь послушной? — очередной вопрос, составленный из неизвестных мне слов.

Была бы я хорошей послушной девочкой, то исполняла бы приказы взрослых. Стала бы подстилкой для отчима, который нашёл бы в итоге способ манипулировать моим детским сознанием.

Продолжила бы испытывать болезненную привязанность к матери. Ведь она же меня родила. Мы одной крови. Родителей надо любить и почитать, какими бы они ни были.

Подставляла бы щёку в школе, когда меня обижали. И не выиграла бы ни одного соревнования, уступая соперницам.

Нет, я никогда не стану хорошей и послушной девочкой. Удобной другим.

— Не дождёшься, — шиплю сквозь стиснутые зубы.

От обиды и унизительной экзекуции по щекам текут слёзы. Он не видит моего лица, и это вовсе не способ разжалобить. Нет, в его жалости я нуждаюсь в последнюю очередь.

Ещё один удар отдаётся жжением во всём теле. Я конвульсивно прогибаюсь в позвоночнике в подсознательной попытке избежать боли. Но она скручивает мышцы, покалывая иголками.

Не замечаю, как едва слышно бормочу:

– Больно, больно, больно.

Неожиданно на горящую ягодицу ложится прохладная ладонь. Это прикосновение снижает накал жжения. Становится легче, и я замираю, опасаясь, что он вновь возьмёт в руки своё оружие.

— Подчинись мне, и я прекращу, — его голос изменился. Стал ниже и глуше. Будто ему сложно произносить вслух эти слова. Он растягивает гласные, и я впервые замечаю лёгкий акцент.

Предложение кажется таким разумным, понятным, что я едва сдерживаю желание согласиться.

Но если сейчас ему уступлю, он поймёт, что со мной так можно. Будет изучать горизонты моей покорности. Как далеко он тогда он зайдёт? Сломает меня под себя, превратит в марионетку? В послушную рабыню.

Боль адская, дикая. Кожа горит, и я долго не смогу сидеть. Но если я соглашусь, то отрекусь от себя.

— Никогда.

Сжимаю кулаки. Тело бьёт мелкой дрожью, а кожа покрылась испариной. От полученной боли и страха перед новой.

Может, это начиналось для него как забава. Но сейчас всё изменилось. Следующий удар лёг на ягодицы с такой силой, что едва не выбил из меня дух.

На мгновение мне показалось, что сейчас я упаду в обморок. Но этого не случилось.

Вместо нового удара, он переворачивает меня к себе лицом. Я морщусь оттого, что мои ягодицы, с которых почти сняли кожу, трутся о ткань его брюк.

Слёзы застилают глаза, попадают в рот. А он сжимает моё лицо пальцами и смотрит дикими, нечеловеческими глазами.

Одержимыми. Дьяволом? Мной?

— Откуда, чёрт возьми, ты свалилась такая на мою голову?!

Сейчас мне совершенно не понятно, что происходит.

Воздух вокруг нас стал густым, хоть ложкой ешь. Наэлектризованным. Потрескивающим от исходящего напряжения.

Меня колотит и трясёт, но уже не от боли. Не от унижения, из-за которого я минуту назад сгорала. Мне становится стыдно за неожиданно появившееся внутри желание. И эта смесь чувств чертовски отрезвляет. Рождает новую волну ненависти. К нему. И в придачу к себе.

Вопрос риторический. Он обращён не ко мне. Ко Всевышнему. Словно я для него наказание. Несомненно, за грехи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И если потребуется, я превращу его жизнь в ад за то, как он поступает со мной.

— Там таких больше нет, — шлёпаю губами, потому что из-за его усилий они сложились в гармошку.

Сабуров стряхивает меня со своих колен, как крошки хлеба после обеда. Я падаю на пол, путаясь в колготках и трусах. Но почему-то не испытываю ни смущения, ни стыдливости из-за этой нелепой позы.

Смотрю на него. Ратмир, как никогда, похож на огромного бурого медведя, которого разбудили в период зимней спячки. Вырвали из привычного места обитания. Растревожили.

Только сейчас наблюдаю бугор на его брюках. Он возбуждён. Ему понравилось меня пороть?

— Убирайся отсюда, — звучит приказ.

А сам кладёт локти на колени и взирает на меня как на букашку под своими ногами. Зло. Раздражённо. Словно он сам не ожидал к чему приведут розги.

И привычное внешнее спокойствие трескается, как разбитое зеркало. Облупливается, спадает к чертям.

Я вижу его. Теперь вижу. Он едва способен совладать с собой. Ощущение, что ещё одна секунда моего промедления — и набросится на меня. Распотрошит и ничего после себя не оставит.

Глава 37

Бежала от него так, будто за мной черти гнались. Как и подозревала, за дверью сторожила Мадина. Она отскочила от двери, но я даже не обернулась на неё. Её мотивы мне ясны и понятны.

А вот его…

Патимат не оказалось в кухне. Не хотелось бы, чтобы она застала меня в подобном виде. В зеркало не заглядывала, но подозреваю, что я похожа на девушку после порки.

Вышла на улицу через дверь кухни. Мороз охладил влажные щёки. Вдохнула глубоко в лёгкие воздух и сползла по стене на корточки. Коленки подрагивали и совсем не держали. В таком состоянии даже в общагу возвращаться опасно.

Охота было опустить штаны и сесть красной, как у гамадрила, задницей на снег. От него бы тут же пошёл пар.

По щекам продолжали течь слёзы. И я не могла их остановить. Обида, злость и затухающее желание рвали на куски. Слишком противоречивые, полярные эмоции.

— Эй, ты чего ревёшь?

Вздрагиваю, не ожидая никого здесь увидеть. Дверь из кухни вела в небольшой сад, сейчас укрытый снегом. Летом в нём, должно быть, очень красиво. Да и сейчас этот вид грел душу. Здорово, наверное, жить в таком месте. Воздух чистый, свежий. За территорией особняка лес, трасса далеко, производств поблизости нет.

Вытираю рукавом кофты глаза и под носом, силясь рассмотреть парня в чёрной форме. Охранник. В дом они не заходили, но я замечала их тёмные фигуры, маячившие за окном. Занятно. Чем на самом деле промышляет эта семейка, что её члены так пекутся за свои жизни?

— Не твоё дело, — огрызаюсь. Не хватало ещё рассказывать незнакомцу, как хозяин дома реализовывал на мне свои извращённые сексуальные фантазии. Вроде и противно должно быть от осознания этого факта. А не было.

Интересно, он обратился за помощью к Мадине? Помогла она снять стояк? Это предположение злило.

— Эй, не рычи, — парень улыбается белозубой улыбкой. Симпатичный. На вид лет двадцать. Глаза кажутся добрыми. Национальность не могу разобрать, но акцент такой же, как у Ратмира.

Он опускается передо мной на корточки и достаёт сигарету из кармана.

Я молча протягиваю ладонь. Смекнув, он вручает мне сигаретку. Хочется отвлечься. Заполнить голову дымом и не думать. Но мысли так и роятся в черепной коробке. Одна пуще другой. И все о том, как досадить Ратмиру.

Парень помогает мне прикурить, и я делаю первую затяжку. Слёзы больше не текут. Он отвлёк меня, и я забыла, о чём плакала. Прикрыла глаза, откинув голову на стену, медленно выдыхая дым.

— Блядь, какая ты красивая, — восхищённо отвешивает мне комплимент.

Смотрю на него. Не лукавит ведь, действительно так думает.

Только, похоже, я не во вкусе Сабурова. А вот таких вот пареньков, как этот. Мой уровень. Не доросла я ещё окучивать вожаков прайда.

— А ты тут хранитель гарема? — язвлю, наблюдая за его реакцией.

Пожимает плечами, но не обижается.

— Можно и так сказать.

— А знаешь, что евнухи все оскоплённые? — растягиваю губы в улыбке, становится весело.

Паренёк наклоняется ближе ко мне, смотрит своими тёмными глаза лукаво.

— Могу прямо сейчас доказать обратное, — полушёпотом доверительно объясняет мне.

— Та́ми, если Ратмир бы застал эту картину вместо меня, доказывать было бы нечем, — раздаётся голос Патимат.

Она стоит, уперев руки в бока, и взирает на нас с высоты своего роста. Паренёк немного бледнеет, переводит взгляд с меня на неё и поднимается.