Настоящее напряженное - Дэйв Дункан

– … – торжествующе объявил Гоатоф, – родила мальчишку! Назвала его… в честь!..

– Хвала богам!

Алые и бронзовые соцветия лесных лиан наполняли воздух резкими ароматами, а щебечущие птицы порхали меж деревьев – пернатые и мохнатые, ибо в Соседстве несть числа двуногим видам.

Только раз, где-то на самом верху перевала, Эдвард ощутил знакомое чувство виртуальности, но очень слабое. Там стояла древняя замшелая молельня – неровные стены, окружавшие полуразрушенное временем и непогодой изваяние женщины, должно быть, одну из ипостасей Эльтианы, Владычицы. Его спутник задержался, чтобы вознести молитву; Эдвард старался держаться подальше от изваяния, хотя сомневался, чтобы на столь слабом узле обитало какое-нибудь божество. Дальше они продолжали свой путь без помех.

Накануне он остановился на ночь на одинокой ферме в горах и предложил отработать несколько часов в обмен на ужин и кров. Он нарубил дров и подоил коз. Он натер волдыри на руках, и его несколько раз лягнули, но он чувствовал себя совершенно счастливым. Еда была вкусной и сытной, а мягкое сено – благоуханным. Старшая дочь хозяина предлагала ему больше, чем того требовало простое гостеприимство, и слегка надулась, когда от ее услуг отказались, но во всех остальных отношениях все обошлось. Харизма пришельца снимала изрядную часть проблем; молодость и честный труд обеспечили ему отдых и покой.

Да, со времени отъезда из Парижа он пережил две любопытные недели.

– …таргианцы, – буркнул коробейник. – …в Наршленд как… во время гона!

– Чертовы ублюдки, – согласился Эдвард.

Между Джоалией и Таргией назревала война, но от этой войны он должен был держаться подальше. Увы, возраст у него был самый подходящий для того, чтобы ему сунули в руку копье и поставили в строй. Интересно, подумал он, на кого шпионит Гоатоф? Впрочем, вскоре стало ясно, что и Гоатоф то же самое думает о нем, ибо тот начал ткать сеть наводящих вопросов.

Ох, черт, насколько велик соблазн сказать правду! «Я Освободитель, о котором в „Филобийском Завете“ написано, что он убьет Смерть. Я пришелец в этом мире. Когда я спущусь в Соналби, я найду агента Службы, состоящей из пришельцев. Они отправят меня домой. Еще через две-три недели я буду в Англии. Англия находится на Земле. Да, на Земле. Да, всего пару недель я не знал о существовании Соседства. Еще вопросы есть?»

Нет, так не пойдет. Вместо этого Эдвард объяснил, что он книжник из Ринуленда – вейла, расположенного достаточно далеко от этих мест, чтобы объяснить выговор и незнание географии.

Война Джоалии с Таргией – это всего лишь одна война. Есть и другая, куда более древняя, в которую он тоже не должен ввязываться. При всей своей одиозности Тион все же не настолько мерзок, как остальные в Палате – Зэц и его союзники. Судя по всему, Тион затеял заговор против других членов Пентатеона – Прародителя, Мужа, Владычицы, Девы. В этом и состояла Большая Игра, в которую играли пришельцы, дабы развеять скуку бессмертия. Каким бы порочным он ни был, но Покровитель искусств не использовал убийства для пополнения своего запаса маны. К тому же он вроде бы держал своих подчиненных под контролем. Совершенно очевидно, он не состоял членом Палаты, иначе он ни за что бы не позволил Освободителю отправиться дальше, навстречу предсказанной судьбе. Может, он не одобряет Зэца из этических соображений или его просто не устраивает собственное зыбкое положение в Большой Игре?

Война Службы с Палатой – третья война. Где-то в каком-то месте, носящем название Олимп, организация, которую разыскивал Эдвард, пыталась что-то сделать с вопиющей несправедливостью господствующей религии, чем хоть немного облегчить положение угнетенного, запуганного населения. Новый вариант Бремени Белого Человека. Его отец сочувствовал этому, а все, что поддерживал отец, заслуживало поддержки и со стороны Эдварда.

Но и эта война не его, что бы там ни предсказывал «Завет». Его долг – сражаться в четвертой войне.

Он не должен – просто не может – остаться здесь, играть роль миссионера в этом чуждом ему мире, пока друзья его гибнут за Англию. Казалось, он так и слышит голос Алисы, нашептывающий: «Романтически настроенный идеалист с горящими глазами». Он усмехнулся. Что ж, придется побыть пока идеалистом!

Поворот дороги – и перед ним опять долина, обрамленная скалистыми склонами. Просто дух захватывает! Блеснула речная гладь.

– Тоже Суссуотер? – спросил он.

– Нагуотер, – нахмурился коробейник.

Нет, ну это уже решительно абсурд! Суссуотер тек на запад. Дорога некоторое время шла вдоль реки, уклонившись в сторону только тогда, когда ущелье сделалось слишком узким. Теперь же и дорога, и река вырвались на простор. Это совершенно точно та же самая река!

Однако Гоатофу Коробейнику эта река так же явно представлялась совсем другой, так что у каждого из них была теперь своя река. Странные, однако, здесь географические принципы – еще одно неожиданное препятствие на пути изучения языка… или языков.

– А эти горы? Как они называются?

На этот раз в покрасневших от яркого солнца глазах коробейника вспыхнуло откровенное недоверие.

– Ясное дело, Нагволл!

Несколько шагов Эдвард обдумывал это. Для того чтобы задать следующий вопрос, ему пришлось прибегнуть к помощи жестикуляции.

– Нагволл с этой стороны. А с другой стороны как называется?

– Там – Джоалволл. – Коробейник махнул своей палкой на север, потом на юг. – А там – Лемодволл.

– А посередине как называются?

Этот вопрос привел старика в совершенное замешательство.

– А с какого перевала ты смотришь?

Чтобы название перевала зависело от того, с какой стороны на него смотреть? Впрочем, если горы окружают тебя со всех сторон, какой смысл классифицировать их? Это все равно что давать имя каждой рыбешке в бескрайнем море.

Черт, ну почему это Соседство так обескураживающе интересно?

День уже клонился к вечеру, когда он добрел до Соналби. Он сбил пальцы, и ноги его болели от усталости, и Соседство уже не казалось ему таким захватывающим, как утром. Коробейник остался торговаться на отдаленной ферме, так что последние два часа он шел один.

Нагвейл заметно отличался от остальных вейлов. В то время как в Суссвейле царили тропики, а сады и фермы заполняли всю долину от края до края, здесь равнина представляла собой полупустыню. Колючая трава, изрядно пощипанная скотом; редкие колючие деревья. Здесь не было ни заборов, ни живых изгородей; дома собирались в небольшие поселения, что-то вроде ранчо. Из промыслов он пока заметил только скотоводство. Основной породой скота являлись долговязые безволосые твари, своей угловатостью напоминавшие верблюдов, только без горбов. Самцы щеголяли замысловатыми ветвистыми рогами и имели довольно угрожающий вид. Хорошо еще, что никто из них не подходил близко к дороге.