От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - Александр Яковлев

В целом президентские выборы в США банально похожи одни на другие. Их рутина — не более чем порядком приевшиеся спектакли, рассчитанные на нетребовательное к подлинным принципам демократии сознание, на вкусы, воспитанные шоу-бизнесом. Сгустки лицемерия и ханжества. Празднества обмана и одинаковых улыбок. Монотонное повторение пройденного, столь привычное для американской жизни. Смена команд в Белом доме сама по себе не несет серьезной политической нагрузки. Но если внимательнее всмотреться в политическую жизнь США за более длительный, скажем, послевоенный, период, можно с очевидностью обнаружить заметное поправение, сдвиг в сторону реакции.

Качественный скачок в этом плане обозначили выборы 1980 года, они внесли нечто новое в характеристику партийных перемен. На сей раз выборы оказались заметными с точки зрения продвижения к власти право-консервативной группировки, открыто ориентирующейся на милитаризм, шовинизм и силу в качестве средств политики, на демонстративное оживление идеи мессианской предназначенности этой страны.

Усиление реакционности империализма — явление закономерное, ничего неожиданного в этом нет. Но то, что произошло в США, требует особого и всестороннего анализа. Проигнорировать нынешний крен значило бы не увидеть в какой-то мере нового ракурса, в котором предстает проблема войны и мира в итоге экономического и политического развития цитадели, метрополии империализма в 70—80-х годах. Иными словами, на выборах 1980-го, а затем и 1984 года достаточно выпукло обозначился политический поворот со всеми его образующими факторами, который, будучи сопряжен с механизмом власти и управления, входит в плоть и кровь общего развития страны, что представляет особую опасность и с точки зрения внутренней эволюции этой страны, и с точки зрения воздействия на внешнюю политику, на конкретные позиции США в международных делах. «Неоконсерваторы» в союзе с остальными группировками правых действительно укрепили свои позиции во всем механизме власти и управления. Победивший курс достаточно заглублен в американскую общественную почву, несет в себе повышенный заряд политической силы и влечет долгосрочные последствия. И добавлю, не только для американского империализма, но и империализма в целом, поскольку процесс крутого поправения характерен для всего нынешнего этапа общего кризиса капитализма.

В 80-е годы милитаризм стал и практикой, и политикой, и идеологией, базой интервенционистской стратегии США. Он проник в толщу общественной структуры и государственного механизма, двухпартийной системы. Если Р. Рейган, выступая в Центре стратегических и международных исследований, заявлял, что военная сила прямо или косвенно должна оставаться одним из средств внешней политики Америки[121], то У. Мондейл повторял, по существу, то же самое: «Нам надо быть сильными. Нам надо быть готовыми к использованию этой силы»[122].

Агрессивность американской внешней политики, разумеется, явление неновое. Различные этапы и модификации форм этой агрессивности история фиксирует с тех пор, как США в 1898 году открыли эпоху империалистических войн. Но, пожалуй, еще не было такого уровня эскалации внешнеполитического безрассудства во внешней политике Вашингтона, которым отмечена деятельность администрации 80-х годов. Она унаследовала и довела до состояния истерии неизменный компонент американской внешней политики, ее вектор — антисоветизм.

Господство крайне правых в США сегодня — это дальнейшее укрепление там базы антисоциализма, милитаризма и агрессивности. Победа крайне правых — это углубление, качественное и количественное форсирование гонки вооружений. Победа крайне правых — это институционализация линии Вашингтона на конфронтацию с Советским Союзом, всем социалистическим содружеством. Победа крайне правых — это курс на легализацию инструментария ядерной войны, «звездных войн» как ее новой ипостаси. И нет оснований предполагать возможность принципиально иного развития империалистической идеологии, политики, военной стратегии в их базовых основах.

«Марксисты, — предупреждал В. И. Ленин, — никогда не забывали, что насилие неизбежно будет спутником краха капитализма во всем его масштабе и рождения социалистического общества. И это насилие будет всемирно-историческим периодом, целой эрой самых разнообразных войн — войн империалистических, войн гражданских внутри страны, сплетения тех и других, войн национальных, освобождения национальностей, раздавленных империалистами, различными комбинациями империалистических держав, входящих неминуемо в те или иные союзы в эпоху громадных государственно-капиталистических и военных трестов и синдикатов. Эта эпоха — эпоха гигантских крахов, массовых военных насильственных решений, кризисов — она началась, мы ее ясно видим, — это только начало»[123].

Об очевидном антидемократизме американской политической системы говорит и то, что законодательные органы не только не помеха на пути фашизации страны, но и сами являются составной частью этого процесса. В американском конгрессе ультраправые деятели завоевывают все более сильные позиции. Избирательные кампании проходят во все более удушливой атмосфере, когда кандидаты в президенты, сенаторы, губернаторы штатов в палату представителей предпочитают преподносить себя как людей с правыми, реакционными взглядами, все активнее играют на настроениях шовинизма, ультрапатриотизма, американского морального и военного превосходства. При таком развитии событий претензии американских правящих кругов на мировое господство становятся все более зловещими. Человечество оказывается перед опасностью куда более трагической, чем когда-либо прежде.

Одна из характерных черт современного американского общества — ускоренное сращивание, непосредственное слияние двух аппаратов — монополий и государства. Политические посредники оттесняются в сторону, когда это, разумеется, выгодно монополиям. Происходит процесс прямой узурпации государственной власти верхушкой монополий.

Началось это (заметнее, чем в прошлом) во время второй мировой войны, когда под гром пушек было проще и легче перетасовывать государственный аппарат, заполняя его представителями «большого бизнеса». Война закончилась, но процесс захвата исполнительных рычагов государства непосредственными представителями монополий на убыль не пошел.

В правительстве Трумэна, как известно, было немало крупных финансовых воротил или их прямых поверенных. Активное проникновение в правительство «людей монополий» продолжалось при Эйзенхауэре —президенте США от республиканской партии, при Кеннеди и Джонсоне — президентах от демократов. Замену политических машин финансовая олигархия неизменно использовала для комплектования государственного аппарата преимущественно из представителей «большого бизнеса», военщины и высших чиновников монополий. Эти факты достаточно хорошо известны мировой общественности.

В правительстве Ф. Рузвельта министерские посты занимали Эдвард Стеттиниус, сын партнера Моргана, бывшего президентом «Юнайтед Стэйтс стил корпорейшн», Генри Моргентау, биржевой воротила, владелец огромного состояния, миллионеры Форрестол, Эдиссон, Стимсон, Нокс.

Важнейшие посты в кабинете Трумэна занимали: Д. Форрестол — президент «Диллон, Рид энд компания, Ч. Вильсон — президент „Дженерал электрик“, Р. Ловет и А. Гарриман — видные дельцы с Уолл-стрита, П. Нитце — вице-президент „Диллон, Рид энд компани“, С. Саймингтон — тоже крупный делец и др.

После прихода к власти республиканской партии в 1952 году проникновение непосредственных представителей ведущих компаний на ключевые посты в государственном аппарате резко усилилось. Победа Эйзенхауэра, писал В. Лафебер, была «в значительной степени обеспечена набирающими силу проконсулами возвысившейся американской империи, которые частью были выходцами из армии, частью — из бизнеса»[124]. С Эйзенхауэра, можно сказать, начался качественно новый этап захвата ключевых позиций государственного аппарата «большим бизнесом», процесс, получивший в последующие годы дальнейшее развитие. В наше время ультрабогачи на посту министра или его зама — уже скорее правило, чем исключение. К этому тоже привыкают.

Речь пошла не о десятках, а о сотнях постов, которые ведущие группы монополистического капитала решили отдать своим братьям по бизнесу, отстранив от непосредственного управления страной профессиональных политиков, хотя и служивших им верой и правдой. Дельцы, банкиры, предприниматели направлялись во все наиболее важные звенья государственного аппарата, начиная от кабинета министров и кончая многочисленными ведомствами.

Указывая на разницу между правительством, сформированным республиканцами, и предыдущим правительством, авторы книги «Корпорации-миллиардеры» пишут: «Лица, назначавшиеся Трумэном, были в большинстве случаев представителями второстепенных или промежуточных групп и не являлись сами, за некоторым исключением, экономическими магнатами, стоявшими во главе „большого бизнеса“. Затем руководители главных монополистических групп сами заняли министерские кресла в правительстве США. Правительство Эйзенхауэра представляет самое открытое правление монополистов в истории США»[125], Члены правительства, сформированного Эйзенхауэром, занимапи посты и имели официальные связи в 86 крупнейших корпорациях.