Шипи и квакай, и пищи на весёлую луну ! - Глеб Раздольнов

И губернатор, и туповатый охранник зашлись в хохоте.

- Сейчас, - уже надуманно давясь смехом, произнес Лярвин, - сейчас, капитан, будут тебе объяснения!

Он бухнулся в старинное шикарное кресло-качалку с круглыми подлокотниками, а Саврасычу дал знак. Тот навел на Петра внушительного размера пистолет с дулом невероятного калибра.

- Отечественная разработка, - пояснил не без гордости Павел, сумасшедший калибр, безумные пули. Слона разрывает на куски, человека в окрошку. Так что не дергайся, Петь, разберемся с миром.

По виду Саврасыча, по его излишней напыщенности, комичной расторопности в выполнении приказа, Петр понял, что бывший коллега все же сомневается в справедливости своих действий, отсюда и хвастовство новым оружием. Какая к лешему разница, что там за пули. А демонстрация силы есть компенсация собственной неполноценности, вспомнил Петр фразу институтского преподавателя психологии.

И еще припомнил - в любой, самой напряженной ситуации, необходимо отстаивать инициативу, не давать визави собой командовать - моральный успех обеспечивает успешный выход из конфликта. За годы службы он не раз убеждался в справедливости психологических установок. Поэтому продолжил атаку.

- Потрудитесь припомнить, господин губернатор, где вы находились вчерашней ночью?

Полковник ухмыльнулся. Милиционер решил, что услышит сейчас что-то вроде "вопросы здесь теперь задаю я..." или " Давай-ка Саврасыч пусти ему зарядом по яйцам...", но хозяин игриво ответил:

- Тут и находился, вот в этом кресле находился.

- Прекрасно, - решил Смоковницын, - просто прекрасно. Его долгая оперативная практика утверждала однозначно, если после решительной угрозы, объект все же вступает в разговор, а тем более дает членораздельный ответ, неважно правдивый или лживый, главное - отвечает, не все, ой, далеко не все потеряно, потому что наступление противника на грани срыва, он поддался на беседу, а значит угроза его не столь решительна, насколько заявлена. Но все же необходимо быть осторожным, предельно осторожным.

- Вам полковник известна марка коньяка "Вайнах"? - настойчиво продолжал Смоковницын допрос под дулом пистолета.

- Ну...- коротко сказал собеседник.

- Хорошо, что известна, - опер даже позволил сделать себе шаг в сторону, желая уйти от оси прямого выстрела, но Саврасыч не отпускал его с мушки. - тогда, мой дорогой губернатор, припомните, где и когда, а особенно с кем вы употребляли этот напиток?

- Нет, он издевается! - Лярвин выскочил из кресла, - давай кончать этого пидара таежного. Я с Чечни ненавижу вашу тупую мерзкую контору, а ты он вплотную подошел к Петру, глянул ему прямо в глаза, - ты служитель дерьма! Для чего тебе мои ответы, вы давно решили там, у себя в комитете, загнать решили меня! Зачем сюда пришел, издеваться? Продажная сука! Кончай его, Саврасыч!

А это уже может быть реально, решил Смоковницын, нельзя терять темп беседы, пока говорим не пристрелят.

- Ошибаетесь, - не быстро, но ритмично, стараясь попасть в такт полковничьей речи, произнес он. Главное поддерживать постоянный ритм разговора, не давать времени на усиление агрессии. - ошибаетесь. Я не связан с ФСБ, скорее напротив, как и вы чужд этой службе.

- Ой ли, - блеснул черным зрачком собеседник, - тебя послали прозондировать обстановку, обнюхать атмосферу, когда брать меня лучше. Кто звонил? Начальник? Или прямо из Кремля? Что за крокодилы, ежи... или что там еще?

Смоковницын искренне расмеялся. Пришось коротко рассказать про Веню.

- А животные, животными мы в Чечне кодировали в телефонах имена абонентов. Все местные - шакалы, армейские - псы, наши, ментовские крокодилы. И по номерам, у меня был номер - "крокодил - 17". Вы должны знать, сами там были.

- Ерундень какая, угрюмо сказал полковник, - ничего подобного не делали, звонили, как обычно. Там и связи нет нигде. Не прозвонишь особо.

- Это верно, - согласился Петр, - связь, конечно, паршивая, все больше по рациям или по спутнику. Но в последней командировке уже поставили кое-где станции, так что появилась необходимость скрывать номера, мало ли к кому трубка попадет.

Игорь Парисович глядел на гостя неодобрительно и сердито. Последний понимал, что нельзя допускать больших пауз в разговоре, необходимо педалировать положение, терпеливо и последовательно склонять противоположную сторону к своему мнению. Но как назло мысли спутались, вдруг возникшая в голове спасительная фраза так и провисла где-то на переферии мозга незаконченной, драгоценные секунды бесстыдно ускользали прочь, а Петр вновь превращался в ничем незащищенного подопытного кролика.

- Ты ж мене проясни, - вопросил иронически губернатор, - ты ж мене разубеди в следующем моменте. Коль ты, парень, не стукач энкэвэдэшный, то че же не испугался прослушки? Ась?

Павлик предупредил тебя, что все здесь пронюхано и прослушано. Все твои секреты, тайны следствия и прочий арсенал - все было б известно там, - он задрал зрачки к потолку, - ни один следак не стал бы допрашивать в таких условиях, ведь так?

А ты - ноль внимания, и, как говорится, фунт презрения. Значит, ты из тех, коль не смутил тебя момент такой, или знал стопроцентно, что фуфло это все, что нет наблюдения, что то же подтверждает факт - перед нами счастливый представитель службы безопасности, или скорее, несчастливый...

- Не паясничайте, полковник, - Петру порядочно надоело находится под дулом гиганта Саврасыча, и он внутри себя решил, ай, будь что будет, иль пан, иль пропал, двум смертям не бывать, а мимо одной не проедешь.

- Не паясничайте! Вы вольны думать, как вам угодно, я не собираюсь перед вами оправдываться. Я делаю свое дело, мне важно получить с вас показания, чтобы продолжить следствие, вы же тут в игрушки играете, пьяным прикинулись, ну для чего это вам? Ну-ка, рассказываете, как было дело? - он даже прикрикнул ненароком, получилось резко, визгливо, но ничего сработало, Саврасыч даже присел от неожиданности.

"Лишь бы не пальнул",- пронеслось в голове у Смоковницына. И он экспрессивно продолжил:

- Если вам есть, что скрывать, то вы постараетесь от меня немедленно избавится, впрочем, я это знал, когда направлялся к вам. Если вы не замешены в убийстве, то объяснитесь, почему на бутылке "Вайнаха" оказались отпечатки ваших пальцев? Вы пили с Крохобором вчера ночью? Отвечайте, пили!

Губернатор изменился и не только в лице, он пригнулся, стал меньше, на спине образовалось нечто, подобное горбу, но уродство это не было уродством маленького беспомощного человечка, согнутого под бременем жизненных обстоятельств, а напротив вся фигура его была целеустремленна, походила на сжатую пружину, на готовность спортсмена выскочить со старта после выстрела сигнального пистолета.

Это была группировка мышц и членов перед прыжком вперед, это была напряженность волчьего тела перед атакой добычи. Петр понял, что переборщил, но было поздно. Ответ последовал незамедлительно.

Лярвин выхватил оружие у своего охранника и разогнувшись в молниеносном скачке оказался прямо перед милиционером, сунул громадное дуло к носу, схватил скользкими, но цепкими пальцами за шею, затряс как погремушку.

- Не сметь! - заорал он в безразмерном бешенстве, - не смей... со мной в таком тоне! Я не верю тебе, что ты чист! Ты заодно с поганой шайкой! Вы все в заговоре против меня...Вы все меня подставляете. Вам крови моей надо, крови... Вампиры!

Он тяжело дышал, разбрызгивал слюну, на губах появилась прозрачная пенная слойка, тело полковника нервно пульсировало, он то раздувался, словно старая жаба, то сдувался как лопнутый шар, лицо было влажным. Петр сменил тактику.

- Я не хотел обижать вас, простите. Давайте, вместе попробуем разобраться, что происходит. Вы не меньше, чем я, заинтересованы в быстром и правильном расследовании, значит, должны рассказать о своих отношениях с Полтинным и... - Петр замолк на пару секунд, выдерживая наблюдательную паузу, стараясь следить за изменениями в облике своего визави, вроде, ничего, успокаивается и тогда милиционер рискнул, швырнул еще одну карту, и об отношениях с Еленой Симон...

На всякий случай Петр попрощался с белым светом, солнечным миром, и несколько, насколько это было возможно в его положении, отстранился назад. Ответом мог служить и точный выстрел, и точный удар в печень.

Ничего не произошло.

Вместо ожидаемого капитаном нового витка агрессии, губернатор осклабился, обмяк, рука с пистолетом безвольно повисла, он вновь плюхнулся в глубокое кресло и пустой взгляд его без всякого выражения застыл. Петр даже слегка покосился в угол, куда вяло глядел подозреваемый, но там была лишь дурацкая безвкусная ваза с пластмассовыми цветами.

Довольно долго обстановка не менялась. Губернатор, казалось забыл о существовании собеседника, он беззвучно сидел в кресле, словно дремал с открытыми глазами, мимика застыла. Саврасыч продолжал мирно охранять вход, закрывая дверной проем гигантской тушей, только глазами шарил по по зале и иногда сталкивался взглядом со Смоковницыным.