Одно сердце на двоих - Анастасия Киселева

— Готовы? — Фалитта оглянулась на попутчиков и решительно распахнула дверь, выходя наружу.

Остальные последовали за ней, и только Юни на миг задержалась на пороге, тихо шепнув.

— Я вернусь, моя равнодушная сказка!

Разговор затих, так и не начавшись. Эльф растянулся на своем плаще, бездумно глядя в высокое небо. Дракон сложил крылья и нахохлился, погрузившись в тяжелые думы.

Появление запыхавшейся Клэнетеры удивило обоих. Лиорэль подскочил и бросился к супруге. Та сунула ему в руки громоздкий кристалл связи и после этого сообщила.

— Славрод. Просил тебя срочно с ним связаться. Что-то случилось.

Эльф и дракон обменялись недоуменными взглядами, и Владыка начал налаживать связь. Изображение на гладкой поверхности бело-розового кристалла возникло практически мгновенно.

— Где твоя ученица? — Не тратя время на приветствия рявкнул седобородый человеческий маг.

— У себя, — недоуменно ответил Лиорэль.

— Ой ли? — Ехидно пропел старик и тут же заорал. — То есть ты не в курсе, что она натворила?

— Как она могла что-то натворить, — проворчал Владыка. — Если я с нее глаз не спускаю?

— Что у тебя произошло? — Дракон изогнул шею так, чтобы собеседник мог его видеть хотя бы частично.

Славрод объяснил. Ящер и Владыки обменялись потрясенными взглядами.

— Считай след, — отрывисто бросил Лиорэль. — Я сейчас проверю во дворце, и Старейший привезет нас.

— Ты же утверждал, что она у себя в комнате? — Нахмурился старик.

— Я уже в этом не уверен, — отрезал эльф и, ничуть не заботясь о впечатлении, которое произведет на подданных, сломя голову помчался через парк.

Глава 5. Все изменивший день

Ноябрьские вечера непроглядны и холодны, особенно, когда от дома отделяют еще несколько десятков километров, по бокам мокрой после недавнего дождя дороги мрачным тоннелем стоит лесополоса, в просветах туч перемигиваются бледные звезды, и нигде не мелькает ни единого теплого огонька, свойственного человеческому жилищу.

Сырость и холод оставались за окном; приглушено светилась приборная панель, в салоне старенькой, но надежной корейской ласточки негромко играл диск с инструментальной музыкой — пустая болтовня ди-джеев сегодня не забавляла, а наоборот, вызывала глухое раздражение. Черная лента трассы ровно ложилась под колеса, рабочий день со всей своей нервотрепкой и суетой закончился, до дома оставалось минут сорок езды, но на сердце Александра лежала странная тяжесть.

День не задался, хоть и мало чем отличался от бесчисленного множества таких же точно серых и безликих будней. Видимо, сказывалась осенняя хандра: даже самая малозначительная мелочь вызывала досаду и раздражение. Не в первый раз начальник перекидывал на Александра малоперспективный проект и требовал результата; и раньше частенько доводилось часами вести переговоры по телефону и мотаться за полсотни километров в соседний городок на встречу с партнерами, возвращаясь к семье затемно. Просто сейчас это как-то особенно утомляло.

Дома также не все было гладко. Жена который день методично намекала, что в отпуск стоит лететь не в относительно бюджетную Турцию, а в экзотический Таиланд, где недавно отдыхала ее сотрудница, вернувшаяся оттуда в диком восторге. Сам же Александр разницу между этими двумя странами видел только в условном денежном эквиваленте, что там, что там — немалом: море везде одинаковое, а пиво одинаково поганое.

Единственная дочурка тоже не радовала. Александр давно перестал считать, сколько денег улетает из семейного бюджета на всевозможные кофточки, сумочки, юбочки, сапожки, босоножки, косметички — список можно было продолжать до бесконечности. Слава богу, хоть на кафе и кино тратился Маруськин молодой человек, и Александр, искренне сочувствуя парню, радовался, что у него самого дочка, а не пацан. С другой стороны, радость тоже была относительная: о том, что последняя сессия сдана с тремя тройками и двумя пересдачами, Машка уже забыла, и теперь вовсю клянчила новый телефон, даром, что ее нынешней трубке еще и полугода не исполнилось. Все, уже устарел, уже не модный, подружке вон подарили, а Машеньке отставать нельзя — засмеют в молодежной тусовке. Александр чувствовал себя дойной коровой, быком, которого впрягли в плуг, и теперь он должен его тащить-тащить-тащить. Пока не упадет.

Возвращаться домой не хотелось. Продолжать это бессмысленное броуновское движение под названием жизнь не хотелось. Ничего больше не хотелось…

Впрочем, иногда отношение к собственному существованию способно радикально поменяться за считанные секунды. Особенно когда свет фар выхватывает массивную черную тушу прямо перед капотом машины. Был ли это дикий лось или медведь, или, что более вероятно, отбившаяся от стада и заплутавшая буренка — Александра сейчас интересовало в самую последнюю очередь. Когда мозгу хватает мгновения, чтобы понять — на такой скорости размажет по дороге вместе с препятствием, хандра и апатия слетают молниеносно. Руки судорожно выкручивают руль, любимую корейскую ласточку, которая ничего страшнее случайной царапины не знала, заносит, и машинка летит на обочину, как будто у нее не колеса, зажатые тормозами, а свободно вращающиеся шариковые ролики.

У Александра не мелькала перед глазами вся его короткая тридцатишестилетняя жизнь: он был слишком для этого занят. Мужчина выворачивал руль, дергал то газ, то тормоз, пытался как-то замедлить, выровнять автомобиль, и единственным его воззванием к высшим силам было «мать-мать-мать!». Когда низкая ветка дерева вместо того, чтобы с хрустом обломиться, играючи срезала с машины крышу, «мать-мать-мать» перешло в совершенно нецензурную форму. Наконец, автомобиль с душераздирающим треском затормозил-таки в кустарнике, ремни безопасности не выдержали очередного резкого рывка, и водитель с воплем вылетел наружу.

В себя Александр пришел все в тех же кустах. Закинуло его далековато — обломков ласточки видно не было. Трассы тоже, констатировал мужчина, с кряхтением поднявшись. После незапланированного полета все тело ломило, болели многочисленные ссадины и ушибы, острые ветки исцарапали руки и шею, стильный деловой костюм превратился в рваную грязную тряпку, не подлежащую восстановлению. Зато обошлось без переломов и серьезных травм. Благодарить за это высшие силы Александр, правда, не стал, предпочтя емко и с чувством высказаться по поводу происшествия.

Пока водитель валялся в отключке, ночной мрак успел смениться предрассветной серой хмарью. В глубине лесополосы звонко щебетали какие-то пташки, которым, по уму, давно следовало залечь в спячку, или что там обычно птицы делают на зиму. Да и дыхания подступающей зимы почему-то здесь не ощущалось. В городе давно было сыро и серо, редкие не облетевшие тополя уныло шуршали сухой листвой, хрупкой и ломкой, и уже даже самая закаленная молодежь обрядилась в яркие пуховики, пытаясь буйством цвета отогнать ноябрьскую хандру.