Банда 2 - Виктор Алексеевич Пронин

оторванной голове. — Да, а голову-то пришили? — спросил Пафнутьев, все еще радуясь пойманной мысли.

— Да... Пришили... И человек жил... Должен вам сказать, что сие есть...

— Спасибо! Я уже понял, что сие есть тайна великая и непознаваемая. Это еще что! Я вот недавно встречался с человеком, у которого после автокатастрофы голова, вроде бы и уцелела, а вот мозги отшибло начисто!

— О! — эксперт пренебрежительно махнул красной, шелушащейся от частого мытья ладошкой. — Это на каждом шагу!

— Вы так думаете? — шало спросил Пафнутьев, — ему стало совсем легко. Теперь он знал, что делать дальше, кому звонить, с кем встречаться, какие вопросы задавать.

— Мне так кажется, — осторожно поправил эксперт. — Быть совершенно в чем-либо уверенным, — начал он, но Пафнутьев непочтительно его перебил.

— Это прекрасно! — воскликнул он. — Это просто замечательно! Послушайте меня, пожалуйста... Через час я приведу сюда одного человека, вашего коллегу...

— Он тоже вскрывает трупы?

— Нет, он вскрывает живых людей. И вы ему покажете этого гражданина, — Пафнутьев кивнул в сторону тела. — И ответите на два-три вопроса, если они у него возникнут. Договорились?

— С большим удовольствием.

— Да? — удивился Пафнутьев. — Ну что ж, если с удовольствием, то тем более. До скорой встречи!

* * *

Овсов внимательно осмотрел новое ранение, молча выслушал пояснения эксперта, который при разговоре с коллегой позволил себе быть немного разговорчивее, смелее в предположениях. Время от времени Овсов настороженно взглядывал на стоявшего в сторонке Пафнутьева.

— Мне все ясно, — произнес, наконец, Овсов. — Спасибо. Полностью с вами согласен, — он чуть заметно поклонился в сторону эксперта. — Хорошая профессиональная работа, — добавил Овсов.

— Всегда рад, — лицо эксперта сморщилось в какой-то странной улыбке, показавшейся Овсову не столько радостной, сколько страдальческой. Будто он похвалил его совсем не за то, за что тот ожидал услышать.

Выйдя из стылого помещения морга, Овсов догнал Пафнутьева на дорожке и они вместе вышли на слепящее солнечное пространство, где разогретый ветерок чуть шевелил пыльные листья, а по дорожкам ходили живые люди. Некоторое время они шли молча, выдыхая из себя сырой воздух мертвецкой, пока Овсов не нарушил, наконец, молчание.

— Я знаю твой вопрос, — сказал он.

— И каков ответ?

— Утверждать не могу... Но очень может быть. Во всяком случае не исключено.

— Чуть подробнее, пожалуйста.

— Можно... — Овсов опять помолчал. — Удар ножом в спину, нанесенный моему Зомби и удар, который я только что видел... Вполне возможно, что нанесены они одним человеком.

— А если к этому прибавить, что оба эти печальные события как-то связаны с машинами... — продолжил Пафнутьев. — Там автоавария, здесь автоугон...

— К медицине это, естественно, никакого отношения не имеет, но вероятность совпадения увеличивается.

— А если учесть... — начал было Пафнутьев, но хирург нетерпеливо перебил его.

— То вероятность увеличится еще больше.

Пафнутьев не стал повторять свой вопрос, почувствовав, что Овсов отвечает неохотно, занятый своими мыслями, Солнце перевалило за полдень и его лучи сквозь полупрозрачную желтую листву били прямо в глаза. Можно было сойти на боковую дорожку в тень, но после посещения морга, после тех жутковатых впечатлений, — которые получили там, и Пафнутьев, и Овсов невольно сворачивали на залитые Солнцем дорожки" стремясь побыстрее освободиться от тягостных картин. Навстречу попадались прохожие,: они толкали их, протискивались между Овсовым и Пафнутьевым, но тех это ничуть не раздражало, — все-таки это были живые люди.

— Еще вопрос, — проговорил Пафнутьев; сосредоточенно глядя себе под ноги. — К тебе ведь каждый день попадают покалеченные, растерзанные, порезанные... Скажи, Овсов, подобных ран среди всего этого множества не встречается?

— Так, чтобы вот до, полного Подобия... Нет. Не помню.

— Но эти два случая похожи?

— Сам видишь, — Овсов укоризненно посмотрел на следователя, как на бестолкового ребенка, который изводит взрослых вопросами, не имеющими ответов.

— Прости, Овес, я понимаю, что своими глупыми вопросами испытываю твое бесконечное терпение, отрываю от важных дел и от приятного общения с приятными особами... Но ты сам вовлек меня в это дело, поэтому терпи. Знаешь, так хочется получить хоть слабое подтверждение собственных подозрений... Даже от человека, который о твоих подозрениях ничего не знает.

— Почему же не знаю? — Овсов обиженно пожал тяжелыми плечами, обтянутыми белым халатом. — Знаю я все твои подозрения. Могу даже вслух произнесть... Тебе пришла в голову шальная мысль, — он опустился на деревянную скамейку, стоящую на самом солнце и пригласил Пафнутьева присесть рядом. — Тебе пришла в голову мысль о том, что в городе действует крепко сколоченная банда, которая занимается угоном машин. Всех, кто оказывает малейшее сопротивление, кто может что-то сказать, кто что-то увидел или услышал, банда безжалостно убирает. Причем, не просто убирает с дороги, нет, они ведут себя куда круче — убирают из жизни. Я правильно понимаю? — Овсов откинул голову на разогретую спинку и закрыл глаза.

— Говори, Овес, говори, — быстро произнес Пафнутьев. — Только не останавливайся. Продолжай.

— Так вот, есть, очевидно, в этой банде некий... Ну, скажем, мясник, если ты мне позволишь так его назвать... Есть у мясника коронный номер — удар ножом сзади, в спину" чуть повыше пояса и чуть пониже ребер. Печень, почки, селезенки... Все приводится в полную негодность и человек умирает в течение пяти минут, не успев ничего сказать о том, что видел, что слышал, что произошло у него на глазах.

— Овес, ты снял с меня тяжкий груз. Теперь я могу считать, что мои бредовые подозрения не столь уж и бредовые. Они разумны, обоснованны и могли прийти в голову человеку действительно талантливому.

— Это ты о себе? — усмехнулся Овсов.

— И о тебе тоже.

— Спасибо, Паша... А знаешь, я вот подумал, — медленно проговорил Овсов, словно преодолевая внутреннее сопротивление. И Пафнутьев тут же смолк, по опыту своей работы зная, что ни в коем случае нельзя перебивать человека, который заговорит вот так — отрывисто, негромко, словно советуясь с самим собой. — А знаешь... — повторил Овсов и опять замолчал.

— Говори, Овес, говори, — осторожно произнес Пафнутьев. — Я внимательно тебя слушаю.

— Мне кажется, этот тип...

— Ты говоришь о мяснике?

— О нем... Мне кажется, что он очень сильный физически... Кроме того, он невысок ростом и, следовательно, широкоплечий... Возможно, занимался каким-то физическим видом спорта... Спорт, который развивает силу, реакцию, умение обращаться с человеческим телом...

— Есть такие виды спорта? — тихо спросил Пафнутьев.

— Бокс, борьба, карате... Мало ли... — беззаботно усмехнулся хирург. Пафнутьев знал, что слова, произнесенные вот так, бездумно, словно в какой-то проговорке, чаще всего и таят в себе истину. И предсказать будущие события можно только в такой вот проговорке. А тужась, пуча глаза и надсадно пытаясь что-то в себе или в другом увидеть... Это бесполезно. Поэтому Пафнутьев всегда