Интеллигент - Георгий Константинович Левченко

прошу.

Шатохин

А ты ведь знаешь, ранее без жалоб

На самочувствие я обходился.

Внутри как будто что-то вдруг сломалось,

И я боюсь, не просто неприятность

Доставит мне грядущий разговор,

А нанесёт болезненный урон.

Олеся Вячеславовна

Не думаю, что станет он хамить.

Шатохин

Уж лучше хамство, чем его всегдашний

Весёлый и проникновенный взгляд.

Страшусь, что скажет он такое слово,

Без злобы, без презренья и нытья,

Что я останусь беззащитным просто

Пред доводами этого ума,

А он лишь усмехнётся и уйдёт.

Он сам уйдёт, не я его уволю.

Олеся Вячеславовна

Так тем и лучше.

Шатохин

Нет не лучше тем.

Уйдёт он с чем-то мне непостижимым,

А мне в удел – лишь душный кабинет,

Сидеть червём и об одном лишь думать:

Что тщетно бьюсь я между серых стен,

Что нет в душе моей ни капли сути,

Что ничего достигнуть не могу

Ни на работе, ни в семье, науке,

И что ничем навечно остаюсь.

Олеся Вячеславовна

Не надо драм, они сейчас не к месту.

Не будет всё так патетично с ним.

Шатохин

Да, ты права, дурное самочувствье,

Наверное, причина мыслей сих.

Сцена 35

(кабинет)

Прозоров

Ну что, давайте, добивайте, Юрий.

За этим ведь позвали вы меня?

Шатохин

Иван, вы обстоятельства поймите,

Они сложились так, что вам никак

Нельзя здесь оставаться на работе.

Прозоров

Не понимаю, но не беспокойтесь,

Упрёков я в ваш адрес не скажу.

Предполагаю, что сие решенье

Исходит не от вас, а от неё.

Шатохин

Вы осознали, что нелепо будет

Работать в подчинении моём?

Прозоров

Нет, я не вижу, в чём же здесь нелепость,

Ведь я вдруг оказался в дураках,

Но вместе с тем я сам не увольняюсь,

Так значит есть причина оставаться.

Шатохин

Но какова она? Скажите честно.

Прозоров

Нет, не скажу, останутся при мне

Мои мотивы, разъясню другое.

Вы знаете, мне горько не с того,

Что я рогат, и даже не постольку,

Поскольку увольненью обречён –

Я самолюбием не угнетаюсь,

А равно без работы не останусь, –

Но сердце гложет смутное волненье,

Что я сознательно себе наврал

О чувствах к ней, к Олесе, для чего

Смешно искать любое оправданье.

Я помню, как признался ей в любви,

Какие речи к ней держал серьёзно,

Не зная и не ведая того,

Поймёт ли всё, о чём душа моя

Кричала в те прекрасные мгновенья.

И поняла! …Точнее, сделав вид,

Что ей доступны были откровенья,

Которые лились из уст моих,

Она меня, казалось, приняла,

Каков я есть, и зрело полюбила.

Я говорил о счастье и о том,

Что все мы жалки, беззащитны, слепы,

Бредём чрез вечность, и для нас любовь –

Тот путеводный луч, что позволяет

Найти себя и место в жизни сей,

И лучшее, что есть от века в ней –

Людское счастье. Я уверен был,

Что нас связало высшее познанье,

И ложь, предательство пред ним смешны,

Что меж собой согласны мы во всём

И жизнью настоящею живём,

Не опасаясь мнения толпы,

Провалов, неудач и даже смерти,

Ведь вдруг случись трагедия с одним,

Другой спокоен будет, у него

Воспоминанья дружбы сохранятся,

Любви и счастья, ценностей таких,

Пред коими любое меркнет горе.

Я честен был всегда с женой, она,

Как оказалось, тешилась тенями,

Которые тех могут увлекать,

Кто, как подросток, мало понимает,

Чего ценнее в жизни не бывает.

И это горше всяких оскорблений.

Сейчас мне кажется, что человек,

Которого любил я и который

Мне счастья подарил на краткий век,

Лишь рядом пребывая каждый день,

Не просто отошёл к кому другому,

А умер, и не так, как чаял я,

Оставив от себя воспоминанья

О прожитых в согласии годах,

Она и их отняла у меня.

И вы теряли близких вам людей,

Вы вспомните, какой жестокий гнёт

Порочной безысходности встаёт

В душе и теле, видится в предметах,

Что раньше связывали с ними вас,

Как неестественно смотреть вокруг,

Не находя привычного лица,

Как будто тихо ты сошёл с ума,

Иль худшее случилось из чудес.

Я вижу, понимаете меня,

Но вас хочу ещё предостеречь.

Причина не в Олесе, так бывает,

Вы сами ожидаете от ней

Того, что дать она не в состоянье.

Остерегитесь. С вами мы почти

Одной и той же крови, я вас вижу

И понимаю сердцем и умом.

И напоследок. Лишь о том жалею,

Что не моё дитя увидит свет,

Мне даже в этом утешенья нет.

Шатохин

Как смеете с такими вот речами

Ко мне входить? Не мальчик я уже,

Я понимаю, что важнее в жизни.

И хватит мне болтать тут о любви!

Прозоров

Как знаете. Счастливо оставаться.

(подаёт заранее написанное заявление)

Лишь ваша подпись и уволен я.

Шатохин

Прощайте, Прозоров, скучать не стану.

(наедине)

О господи, как ноет голова…

Зачем она так истово желала,

Чтоб пережил я этот разговор?

Какой хороший человек, сколь много

Ему возможно в жизни совершить,

Какой он искренний, какой спокойный,

А хуже для меня не может быть.

Эх, если б он сейчас кричал, ругался,

Я с лёгким сердцем бы прогнал его.

А так?… А так внутри одно смятенье,

Как будто выгнали как раз меня,

И гложет сердце хаос, безысходность.

В кого ж в итоге превратился я?

Сцена 36

(набережная)

Шатохин

В годы юности часто бывало,

Я любил оставаться один.

Для чего? Уж сейчас не припомню.

Чтоб подумать о собственной жизни?

Чтоб её упорядочить? Чтобы

Бодрость духа потом ощутить?

Чтоб понять, что инерцию мира

Можно воли своей подчинить?

И, защиту сыскавши в раздумьях

О подвластности жизни моей

Лишь деяниям собственным, после

Возвращался я в мир обновлённым.

Но сейчас я не чувствую власти,

Не хозяин своей я судьбы,

От меня все чего-то желают,

Но не ведомо, что же конкретно.

Не могу отыскать и ответа,

Что снедает мне душу отныне,

Есть ли в жизни моей обретенье,

Чья была бы бесспорная ценность.

Я работаю тем, кем хотелось,

У меня молодая жена,

Но ни труд и ни дом мне достатка

Не дают ощутить ни на миг.

Я тружусь над вещами, которым

День иль два суждено пережить,

Не назвать их предметами даже,

Это призраки, видимость лишь.

Как бесплодное зиждил я нечто,

Утешаясь наукой досель,

Так теперь созидаю ничто,

Но с серьёзнейшей миной в лице.

А в глазах – лишь бессмысленность