Мандустра - Егор Радов

Туго застегнутый на молнии, я шел мимо плакатов, призывающих использовать новую модель презервативов, которые надеваются на все тело и являются неким тонким комбинезоном, а также мимо навязшего в зубах и глазах изречения, написанного почти везде, и гласящего: «Свежий воздух — источник заразы». Не знаю, насколько это так. Например, мой друг Марк, к которому я направлялся в гости, никогда не использовал презервативы и противогазы, общаясь с женщинами, и постоянно вдыхал свежий воздух, совершенно не пугаясь новых болезней, но, возможно, ему уже наплевать, так как он, наверное, имеет полный набор всего, что настигло человечество в последнее время. Однако он был всегда бодрым и свежим: и некоторые дамы пугаются одного только его вида, его мрачных глаз и незащищенных участков тела. И мы тоже немного боимся его и ждем его смерти, которая, по нашим подсчетам, уже должна была наступить, но почему-то задерживалась, словно уважала его презрение к своей женской особе.

Я шел и вдруг почувствовал озноб — это просто приступ достаточно легкой болезни волосянки, которая совершенно безвредна и выражается в периодических ознобах, а иногда переходит в насморк. Заражение ею происходит посредством контакта волос, поэтому некоторые, особенно люди старшего поколения, бреются наголо, если они еще не лысы, или носят парик, поскольку очередной приступ волосянки добавляет неприятные секунды в их и без того безрадостное существование.

Озноб прошел, и я продолжил путь.

Обходя алчущих и страждущих жителей, которые просили что-нибудь съестное, я вошел в винный магазин. Продавец вежливо повернул ко мне противогазную голову. Я вытащил из сумки три месячных талона на водку и протянул ему. Он кивнул, выставляя бутылки, потом снял противогаз, продемонстрировав задерганное и насмешливое усатое лицо.

— У нас все чисто, — сказал он мне. — А вы слыхали о случаях заболевания копцом — новой болезнью, завезенной из Польши? Заражаются прямо в домах, бактерии, как тараканы, проникают во все поры…

— Копец? — переспросил я, сняв респиратор.

— Да, копец. Заражение через воздух, смерть через два года. Завез какой-то еврей, его четвертовали вчера на площади Победы. Больных-то всех усыпили, но кто знает…

— Да уже все едино! — отмахнулся я. — А вы чем болеете?

— У меня клей в крови и СПИД.

— Тогда вам, конечно, есть чего бояться — лет пять-десять вы можете протянуть, если все будет нормально.

Продавец заулыбался, потом спросил:

— А что у вас?

И я, сделав страшное лицо, ответил:

— У меня ничего не было, а сейчас вот почему-то чешется левая ягодица.

Продавец резко помрачнел.

— Да это же копец и есть! — заорал он, быстро надевая противогаз и выталкивая меня вон.

— Стоять! — крикнул я ему, показав, что при совместной борьбе обязательно заражу его, дунув в лицо. Продавец застыл в жалобной позе.

Я подошел к двери, усмехнулся и сказал:

— Не волнуйтесь, я пошутил, у меня тоже СПИД.

Продавец недоверчиво снял противогаз, но потом, задумавшись, вынул револьвер.

— А ну-ка, — сказал он. — Убирайся! Шутник нашелся…

Я вышел, помахав ему ручкой. Так я развлекался иногда, когда у меня бывало грустное настроение. Но сейчас мне не стало особенно весело, потому что он был прав, а я вел себя, как школьник, который только только начал проходить венерические болезни.

И я шел дальше, позвякивая водкой, как прокаженный, предупреждающий о своем нездоровье. В конце-концов можно наплевать на все, и меня ждет вечеринка, и возлюбленные друзья хотя и сократят мою жизнь еще на какие-то месяцы или годы, внесут в меня радость быть легким, словно в золотой каменный век, когда волосатый человек, почувствовав недомогание, не мог понять в силу своего узколобия, что оно означает гнусную и опасную болезнь, а продолжал вести суровую и насыщенную жизнь, полную удовольствий и приключений, и погибал в когтях саблезубого тигра или от клыков мамонта, как настоящий мужчина.

Я очутился перед дверью в квартиру Марка, за которой слышались радостные покрикивания. Дверь открыл Марк, он был одет в плавки, и его мощные бицепсы мужественно посверкивали в свете коридорной лампочки.

— Привет! — весело крикнул Марк, когда я снял респиратор. — Присоединяйся! У нас сегодня сюрприз — абсолютно чистая девочка!

Я увидел человеческую фигуру в комбинезоне, стоявшую в центре недоверчиво осматривающих ее людей.

— Не может быть… — сказал я.

— Может! — закричал Марк, выпив шампанского. — Она — девственница, желающая выйти замуж. Она ищет абсолютно чистого мальчика! Это не ты, случайно?

— Нет, что ты, — смущенно сказал я. — Ты же знаешь, у меня кобелит.

Кобелит — гнусное заболевание, распространяемое любителями собак и кошек, я заразился им при первом поцелуе со школьной подругой, в которую был влюблен.

— А, кобелит… — сказал Марк, выпив коньяку, — это не страшно. Лет десять у тебя есть?

— Как раз десять.

— Думаю, ей больше и не надо… Правда?

Я услышал небесный голос чистого создания, которое непонятно почему оказалось в нашей гнилой развратной компании:

— Нет, только всю жизнь, и умереть в один день!

— Ну, уж умереть в один день — это не так сложно, если ты заболеешь кобелитом, как и любимый муж… — закричал Марк, подпрыгивая. — Решайся, ненаглядная!

Я прошел в комнату с намерением выпить чего-нибудь. Настроение испортилось, но тут я ощутил сильный удар в спину.

Я обернулся, это был Марк.

— Куда же ты? — спросил он. — Сейчас мы посмотрим на нее. Я привез специальную герметическую камеру из стекла, и она, находясь в ней, будет парить между нами, как Мадонна, благословляя наши грехи!

Он выпил водки.

Я вернулся.

Фигура в комбинезоне вошла в камеру и сняла противогаз.

Признаться, я думал, что она будет красивей. Ей было года двадцать два, и неумолимые прыщи — спутники девственности — сильно портили не такое уж миловидное лицо. Но я увидел румянец — это был румянец здоровья — и этого было достаточно, чтобы возжелать ее, тем более что нельзя было ничего с ней делать: она сняла комбинезон и стояла в красивом платье, и мы все — даже наши больные дамы — ласкали ее страстными взглядами, словно надеясь на что-то.

Она действительно стояла в камере, как в райском облаке, и я уже почти не замечал прыщей и лошадиного носа — ведь, возможно, и сама Мадонна выглядела не лучшим образом, а ее возжелал сам Господь!

— Нет уж, подружка, — раздался голос Марка, — раздевайся до конца, чтобы полностью смутить нас!

— Что вы!.. — возмущенно крикнула из камеры чистая девочка.

— Давай, давай, а то мы начнем тебя заражать…

— Я заявлю на вас! — заплакала она. — Вас всех расстреляют!

— Нам все равно, — пусто сказал Николай.

— Я могу тебе помочь, — сказала Ксения, гнусно хихикнув.

Девочка залилась слезами. Но выхода не было. Она огляделась по сторонам, словно проверяя, не подглядывают ли за ней, и стала снимать платье через голову. Под платьем были трусы и лифчик.

И тут какой-то Петров с почти уже провалившимися ушами из-за третьей стадии триховонита, грозно встал перед нами и закричал:

— Уйдите все отсюда, гнусные люди! Я буду защищать ее до последнего, даже если мне придется подцепить копец!

— Что это с ним? — недоуменно спросил Марк.

— Чем ты нам угрожаешь? — пискляво завопила Ксения. — Свой триховонит можешь засунуть себе в задницу, он никого не пугает. А приятного зрелища мы из-за тебя не лишимся. Я восемь лет не видала голой девственницы. Так что проваливай, безухий кретин!

Петров озирался, будто его затравили. И тут, увидев у стены полуразвалившегося Ивана Ильича, который болел всем, он подскочил к нему и страстно стал целовать гнойные губы. Потом, не ограничиваясь этим, Петров разорвал штаны довольного Ивана Ильича и несколько раз лизнул остатки мужского члена, распространявшего мерзкий запах.

— Вот так вот! — победительно крикнул Петров. — Кто на меня?!

Петров постоял еще с минуту в полной тишине, потом рухнул, повернулся и умер.

— Козел, — сказал Марк, — он забыл, что при сочетании вирусов триховонита и пердянницы, например, наступает мгновенная смерть. Уберите его куда-нибудь.