Морана (СИ) - Кулаков Алексей Иванович

Бух!

Едва не отбив ладонь о скрипнувшую от удара столешню, директриса спокойно напомнила пионерскому активу:

— У вас была возможность высказаться. И будет. Сейчас я слушаю Морозову!

Слегка шевельнув ладонями в жесте «ну вы сами все видите», блондиночка продолжила:

— Не посоветовавшись со старшими товарищами, воспользовавшись отсутствием Галины Ивановны и тем, что замещавшая ее Зося Брониславовна была очень занята — вожатые устроили судилище, на котором дружно требовали от меня повиниться и принять все их условия.

— Какие еще условия? В протоколе собрания этого нет!

— На которых они соглашались простить и забыть все мои мнимые прегрешения. Когда я отказалась это делать, вожатый Тупиков поставил перед председателем Совета дружины Морошкиным вопрос о моем исключении и последующем бойкоте — за что почти все присутствующие пионеры и проголосовали.

Сжав губы, Липницкая вновь взяла в руки протокол товарищеского суда и сделала вид, что перечитывает, выигрывая тем самым время для размышлений. Ну и заодно немного успокаиваясь.

— Понятно. Александра, а мне ты можешь ответить на вопросы, которые тебе задавали на товарищеском суде? Хочу прояснить для себя некоторые… Моменты.

— Конечно.

Секретарша Зося Брониславовна тут же очень выразительно занесла карандаш над чистой гладью нового листа.

— Почему ты отказывалась от закрепления к одной из младших групп? Быть пионеркой-наставницей у октябрят не только почетно, но и дает очень полезный опыт организаторской работы.

— Я учусь с утра и до шести-восьми часов вечера — то есть ребята и девчата видели бы меня только поздним вечером, или в воскресенье. Это ведь уже не настоящее наставничество, а так, для галочки — очковтирательство в чистом виде.

— Н-да. А напомни-ка нам всем, где и чему ты учишься?

— Великий Ленин завещал нам учиться военному делу настоящим образом, что я и делаю на курсах ОСОАВИАХИМ. Кроме того, посещаю лекции в Медтехникуме, и конечно, обязательно присутствую на всех важных контрольных и диктантах в школе.

Нехорошо покосившись на пионерских вожаков, Липницкая вновь опустила глаза на россыпь серо-желтых листов протокола.

— Хорошо, быть закрепленной ты не могла. А что насчет помощи отстающим в учебе девочкам? Ты ведь у нас отличница, а подтягивать троечниц можно и по вечерам.

— По вечерам у меня самоподготовка, выполнение домашних заданий и гимнастика. Но, к примеру, соседкам по спальне я с «домашками» всегда помогала — когда они сами ко мне подходили.

— Понятно. Так, отказалась рассказывать о поездке в Ковров и знаменитых оружейниках… Почему? Ребятам это было бы не только интересно, но и полезно для общего кругозора.

— Меня еще до поездки предупредили, что болтун — находка для врагов. И уже в самом Коврове это еще раз повторили другие товарищи из того же наркомата. Оружейный завод предприятие режимное, на нем чего не коснись — военная тайна… И работающих там людей это тоже касается.

Покивав, директриса «припомнила»:

— Да-да, что-то такое товарищ из НКВД говорил и мне.

Комсомольский и пионерский актив уже открыто запереглядывался и встревожился.

— Что же, это мы тоже разъяснили. Далее: не носишь пионерский галстук, и… Гм-гм, Александра, ну уж действительно, куда это годиться! Как ты могла прожечь в нем дыру? Это же не просто какая-то вещь: это символ, олицетворяющий единство нашей партии, молодого комсомола и юной пионерии!

Все присутствующие с осуждение уставились на советскую школьницу, допустившую чуть ли не святотатство: та же с раздражающим спокойствием пояснила:

— Один ученик ФЗУ договорился с цеховым мастером и устроил мне экскурсию по авторемонтному заводу. Обычно на таких занятиях я снимаю галстук, но так как вожатый Тупиков неоднократно делал мне замечания о моем ненадлежащем виде, я перестала это делать, и во время прохода мимо сварочного поста попала под искры — которые и повредили-прожгли ткань.

Порозовев, командир второго отряда возмущенно подскочил:

— А сразу этого нельзя было сказать?!? Развела тут секретов на пустом месте, а я еще и виноватым оказыва…

Бах!

Едва не прикусив язык от неожиданного хлопка директорской ладони по многострадальному столу, вожатый сел обратно и уже с места выдал еще одну тайну Морозовой:

— И учеников этих я знаю: ты им за деньги портреты рисуешь!!!

Получив локтем по ребрам от председателя Совета дружины, правдоруб резко замолк и нахохлился.

— Александра, это правда?

— Что рисую — правда, Галина Ивановна. Вы же знаете, мне нужна практика. То, что делаю это за деньги, очередная гнусная ложь.

Дернувшемуся Тупикову тихо напомнили о дисциплине, причем в то же самое ребро.

— Мальчики старшего возраста иногда просят нарисовать своих девушек, или групповые портреты с друзьями. Взамен… Ну, например, мне для художественной гимнастики нужны были небольшие булавы, обруч и лента. Потом попросила сделать полочки на стены в нашу спальню — девочкам и мне стало неудобно хранить библиотечные книги и учебники в прикроватных тумбочках. Недавно понадобилось переделать раскроечный стол в кабинете труда…

— Достаточно, я поняла.

Собрав в аккуратную стопочку разлетевшиеся из-за удара по столу листы протокола собрания, Липницкая ожгла взглядом председателя Совета дружины и комсорга, после чего перешла к последнему вопросу, который ее интересовал:

— А что там за история с рукоприкладством. Ты и правда ударила Егора?

Пострадавший резко покраснел и уткнулся взглядом куда-то в пол.

— Да.

— Давай-ка поподробнее, а то тут все невнятно описано. Тупикова я уже выслушала, теперь давай узнаем, как это выглядело с твоей стороны. Я правильно понимаю, что между вами была какая-то ссора?

Вожатый второго отряда покраснел еще больше.

— Нет, ссоры не было, хотя в последний год он уделял мне как-то уж слишком много внимания. Постоянно караулил в фойе, останавливал под глупыми предлогами для невнятных и непонятных разговоров…

— Неправда!

Примерившись хлопнуть в третий раз, администратор детдома внезапно пожалела свою ладонь: все же она у нее была не казенная, и уже едва заметно ныла.

— Егор, еще одно слово без разрешения, и ты выйдешь за дверь. Александра, продолжай.

— Всему этому есть много свидетелей. Что касается того, почему я его ударила: в тот вечер я, как и обычно, занималась гимнастикой в нашем спортзале, закрыв его изнутри. Занятия я провожу легко одетой, в одном нижнем белье. Поэтому когда Тупиков открыл дверь другим ключом и зашел внутрь, я невольно сбилась и совершила неправильный выход из… Того, чем занималась. В результате, у меня пошла носом кровь, которая начала капать на тренировочную одежду: отмахнувшись от начавшего меня лапать вожатого, я переоделась и ушла. А на собрании отряда мне поставили в вину то, что я его избила чуть ли не полусмерти…

— Не лапал я тебя, больно надо!

— Так, встал и вышел.

Багровый пионервожатый излишне резко подскочил и почти выбежал за дверь, провожаемый сложными взглядами тех, кто оставался. Особенно комсорга и его молчаливой помощницы: они уже поняли, что сильно недоглядели за младшими товарищами, и теперь напряженно размышляли, как сильно им за это прилетит.

— Если надо, я могу сходить и принести майку: кровь залила ее от груди до середины живота.

— В медкабинет обращалась?

— Утром в школьный: мне там померили давление и нанесли йодную сеточку. В поликлинике ее повторили и выписали справку о легком растяжении связок и ушибе для инструкторов ОСОАВИАХИМ.

Моргнув и переглянувшись с верной секретаршей, почти без участия сознания покрывающей очередной лист стенографическими значками, Галина Ивановна с легким беспокойством уточнила:

— Каком еще растяжении и ушибе?!?

Молча встав и стянув ветровку, блондиночка осталась в черной безрукавке и тонкой ситцевой кофточке под ней: закатав левый рукав, девушка предъявила детдомовской администрации и прочей интересующейся общественности шикарный синяк, отчасти прикрытый парой витков намотанных на него фиолетовых бусин.