Поцелуй или смерть - Дей Кин

Менделл сидел неподвижно, стараясь совладать со своими нервами, но они не выдержали, когда закричал попугай:

— Осторожней! Не сообщайте ваших имен, парни! Внимание! Вот флики!

Менделл поднял глаза на птицу. Черной материи на клетке не было. Но ведь он видел, как Галь накрывала клетку! Больше он не мог вынести! Рывком вскочив, он ударом кулака смахнул клетку с подставки. Вместе с кричащим попугаем клетка пересекла комнату и влетела в будуар Галь, сшибая по пути флаконы с духами и другой косметикой, которые разбились об пол. Оставляя на полу мокрые следы босых ног, Галь с криком выскочила из ванной. С нее стекала вода.

— Барни! — Она прижала руку к губам. — Барни, что случилось?

С напряженными мускулами и тяжело дыша, Менделл повернулся к ней.

— Разве я не видел, как ты накрывала эту клетку?

— Я этого не помню, Барни, — заплакала Галь. — Умоляю тебя, не сердись. — Она подняла клетку и поставила ее на место. — Я ее сейчас же закрою. — Она подобрала черную материю и накинула ее на клетку, плача так сильно, что с трудом могла говорить: — Я… не знала, что нельзя сюда было привозить птицу. Она заставила тебя вспомнить о той ужасной истории… Барни, я очень огорчена из-за этого…

Попугай еще немного покричал, потом затих. Менделл снова сел на кровать, обхватив голову руками. Галь взяла бутылку виски со стола и налила в стакан добрую порцию.

— Возьми, выпей, прошу тебя, Барни!

Менделл выпил, чтобы доставить ей удовольствие. Галь поставила бутылку на стол и села рядом на кровать. Она казалась совсем маленькой и испуганной.

— Барни, теперь ты чувствуешь себя хорошо?

— Нет, дорогая, я этого не думаю, — Менделл покачал головой. — Боюсь, что я болен, очень болен. — Он решил высказаться раз и навсегда. — Послушай, ты помнишь, когда я уезжал? Тот день, когда меня поместили в клинику?

— Да, — очень тихо ответила Галь.

— Сколько я оставил денег, чтобы ты досылала моей матери?

Галь в смятении смотрела на него.

— Барни… я не понимаю, что ты хочешь сказать. — Ее глаза наполнились слезами. — В тот момент я спросила тебя, не хочешь ли ты посылать каждую неделю чек твоей матери, но ты ответил «нет», что в этом нет необходимости, что ты для нее все устроил…

— Я так сказал?

— Да.

— Я не давал тебе восьмидесяти семи тысяч долларов и не просил тебя посылать ей каждую неделю по семьдесят пять долларов, пока я буду в клинике?

— Нет.

Менделл боролся с виски, которое ударило ему в голову.

— Хорошо, это решает все.

— Что?

— Все. Я сумасшедший, и меня надо запереть в клинику. Я был там два года. Доктора зря выпустили меня, я нуждаюсь в лечении. — Он потер щеки. — А для тебя будет лучше, если ты завтра сядешь в самолет и улетишь на Бермуды… или куда угодно, лишь бы подальше от меня.

— Но почему, Барни?

— Потому что я проклят. Твой отец и ты хорошо относились ко мне, но я не желаю больше утруждать вас своей особой и вовлекать в свои неприятности.

— В какие неприятности?

— В те, в которых я нахожусь. Твой отец не должен был обманывать инспектора Карлтона. Ему надо было дать увезти меня. Я — сумасшедший, и они не убьют меня. Все, что они могут со мной сделать, — это поместить меня в другую клинику с более солидными решетками.

— Нет, — рыдала Галь, — нет, я предпочитаю видеть тебя мертвым, чем заключенным в такое место. Слышишь?! Я предпочитаю видеть тебя мертвым!

— Да, я тебя слышу, — ответил Менделл.

— Ты убил эту девушку?

— Не знаю. — Менделл закурил другую сигарету и сильно затянулся. — Я начинаю спрашивать себя об этом. Учитывая, что только что произошло, это уже кажется возможным.

— Барни, что же ты собираешься сделать? — Галь взяла его за руку. — Куда ты считаешь нужным пойти?

— Сдаться полиции.

Он протянул руку, чтобы взять белье, но Галь вырвала его из рук.

— Нет! — Она скомкала белье и отбросила его подальше от кровати. — В таком случае, ты никуда не пойдешь, нам нужно поговорить обо всем этом.

— О чем ты хочешь поговорить? Завтра утром мне не станет лучше.

— Ты теперь не уверен, что ты ненормальный.

— Но, тем не менее, я очень похож на такового.

Галь прижалась мокрой щекой к груди мужа.

— Барни, прошу тебя, ради меня!

Менделл обнял ее, и его напряженные нервы немного расслабились. Глухие рыдания потрясли его всего.

— О, дорогая, — стонал он, — я не хочу, чтобы все так было…

— Я это хорошо знаю, Барни.

— Верно, — продолжал он рыдать, — я ошибся. Я, который всегда действовал так, как надо.

— Я знаю, — прошептала Галь.

— Я старался хорошо боксировать. Я останавливался, когда арбитр приказывал мне. Я интересовался своей работой. Я заботился о ма…

— Я знаю, знаю. — Галь погладила его по мокрой от слез щеке.

Его сломанный нос мешал ему, и он похлопал себя по нему.

— Мне хотелось эту шлюху в баре… блондинку, про которую говорят, что я ее убил. У меня было невыносимое желание, но я сказал ей «нет». Потому что этого не следовало делать… Потому что я не хотел другой женщины, кроме тебя…

Галь толкнула его на кровать.

— Барни, растянись, отдохни. Все кончится тем, что мы вылезем из всего этого…

— Каким образом?

— Не знаю. — Галь снова налила большой стакан виски и протянула ему. — Выпей и постарайся расслабиться. Я погашу свет, лягу рядом с тобой и обниму тебя. — Она взяла у него из рук сигарету. — Хочешь другую?

— Да, пожалуйста.

Галь прикурила сигарету и сунул ее ему в губы. Потом она погасила свет и легла рядом с ним — маленькая, нежная и теплая. Она провела рукой по его волосам.

— Теперь тебе лучше, Барни?

— Да, немного лучше.

Он лежал на спине в темноте и пускал дым к потолку. Мечта прекрасна, пока она не стала явью. Мальчуган со скотобоен преуспел. Барни Менделл, сын Барни и Марты Менделл, племянник Владимира, проделал свой путь наверх и женился на девушке из высшего общества, такой же красивой, как и богатой. После чего они жили счастливо… Это невероятно.

Если он и не уверен, что совершил убийство, но его признают виновным, он все равно получит пожизненное заключение. В клинике… Он это заслужил, он подвел Галь и ее отца. Он сделал так, что его мать страдала от голода. Он был плохим товарищем для Розмари, Пата и Джона. Он на самом деле таков, каким его обрисовал Джой Мерсер. Он неподобающим образом вел себя со всеми теми людьми, которые так хорошо относились к нему…

Пальцы Галь покинули его волосы и стали прогуливаться по его груди. Ее голос был таким тоненьким в тишине ночи.

— Почему ты не обнимешь меня, Барни? Это, может быть, пошло бы тебе на пользу.

— Нет, — ответил Менделл, — не надо, прошу тебя.

Он не хотел Галь. Он не хотел ничего на свете.

Единственное, чего он хотел, — умереть.

Глава 17

Сделав выпад левой в лицо Джою Мерсеру, Менделл сильно ударил правой в бок Уоллкотту… Потом, отступив на недосягаемое для кулаков противников расстояние, он продолжил боксировать. Втянув носом воздух, он снова бросился всем весом уже на Холлиста.

«А я неплохо справляюсь», — подумал он.

Потом Барни обнаружил, что грезит, но даже для сна это было необычно. Менделл пытался проснуться, но ему это не удавалось. И потом, почему на ринге слой снега толщиной в пятьдесят сантиметров и снег продолжает падать в свете больших прожекторов? Менделл понял, что проводит бой на открытом воздухе в Комиски-парке. Инспектор Карлтон занимался хронометражем, а лейтенант Рой был одним из судей.

— Как я веду бой? — спросил он у Роя.

— Я не уполномочен это сообщать вам, — покачал тот головой.

Менделл бросил вперед левую и промахнулся. Потом, ослепленный; так как Джерси Джон напал на него, Барни сжал кулаки и посмотрел на толпу. Ма, Розмари, Пат, Джой, Джон, мистер и миссис Хершельмеер и миссис Файнштейн — вся банда из Келли-бара, все бывшие его соседи — сидели вокруг ринга и вопили:

— Вперед… убей его, Барни… перебрось через канаты… О! Он крепок… этот поляк!

Менделл был полон гордости. И Джой кричал громче всех. И это после всех ужасов, которые он писал про него! Менделлу стало хорошо. Он оттолкнул Уоллкотта, кинул его на канат и нагнулся над ним с нацеленными кулаками, но в этот момент между ними просунул свое тело арбитр и пробормотал:

— Я всегда хотел заняться любовью с боксером тяжелого веса. Не поднимемся ли в вашу комнату?

Когда Барни открыл рот, из него вылетела большая синяя муха. Менделл испуганно оглянулся. Ему почти невозможно было дышать: назубник мешал ему. Он попытался его выплюнуть и снова почувствовал боль — его лицо ударилось о металл. Менделл медленно приходил в себя. Он перекатился на бок, импульсивно дыша, а попугай начал кричать:

— Осторожно! Не называйте своих настоящих имен, парни! Осторожнее! Вот флики!