Мой принц - Лидия Чарская

Когда Евгения Львовна Дашковская со своей сестрою подъезжают к дому в Кузнечном, где я живу, я неожиданно получаю приглашение от антрепренерши участвовать у нее на Пороховых еженедельно, а летом поехать с ее труппой играть в ее театре, в дачной местности на станции Сиверской.

Я, разумеется, радуюсь такому приглашению и даю свое согласие.

«Какой славный заработок впереди и сколько практики в одно и то же время! — размышляю я. — Милая Брундегильда, вы родились положительно под счастливой звездой!»

У нас на курсах событие. Боб Денисов оказался настоящим прорицателем: Маруся Алсуфьева и Борис Коршунов — невеста и жених.

Их дружба укрепилась за последнее время и перешла в тихую привязанность. Они преследовали одну и ту же цель, горели одной и той же любовью к искусству. Милая, веселая, как птичка, всем всегда довольная Маруся, обладающая таким легким характером, сумела успокоить всегда угрюмого, раздражительного, общего баловня Борю. Его талант и ум так захватили душу девушки, что тяжелый характер и раздражительность юноши не пугали ее.

Сказали «маэстро» об этой свадьбе.

Тот скептически покачал головою.

— Учились бы лучше, курсы кончили, а то свадьбы затеваете. Вот по окончании школы поженились бы — это другое дело. Впрочем, — прибавил он, — давай вам Бог счастья. Только разрешит ли начальство!

Ходили к управляющему школой — тот разрешил.

Свадьбу назначили на самое ближайшее время, чтобы не задерживать подготовки к экзаменам. Это была очень оригинальная свадьба. У жениха и невесты, кроме курсовых стипендий, ничего нет. Придется жить на пятьдесят рублей в двух маленьких, точно игрушечных, комнатках на одной из самых отдаленных улиц Васильевского Острова. Но эти игрушечные комнатки мать Маруси и родители Бориса убрали, как бонбоньерки.

Накануне свадьбы Боб Денисов и Костя Береговой метались в поисках фраков, так как были приглашены держать венцы в качестве шаферов над головами жениха и невесты.

Султана, воспользовавшаяся танцевальными туфлями Лили, приставала к Ольге, чтобы та принесла ей свое белое платье.

— Нэ бойся ты, ради Бога: отдам, как толку Маруса женытся на Борысе, так и отдам, — убеждала она, то и дело ударяя себя в грудь рукою.

В день свадьбы, после лекции, Костя и Боб торжественно облачились в раздобытые фраки, причем Костя утонул в своем новом одеянии с головой, а Бобу его костюм доходил чуть ли не до колен. Они долго щеголяли в таком виде по «музыкальной», пока счастливый жених, осмотревший их критическим оком, не взъерошил свою красивую густую шевелюру и не произнес трагическим голосом:

— Невероятно мерзко. Вы не шафера, а оборванцы какие-то! — И, неожиданно хлопнув себя ладонью по лбу, прибавил:

— Придумал! Придумал! Обменяйтесь вашими фраками.

— То есть как это обменяться? — недоумевает Береговой.

— Ах, что за бестолковщина, право… Ну, фраками обменяйтесь, — раздражается Боря.

Обмен совершается в курильне к общему удовольствию. Теперь фраки пригнаны отлично, и никто не скажет, что они с чужого плеча.

После занятий с «маэстро» едем одевать невесту. Ровно в шесть назначено венчание.

Я, Ольга, Саня и Лили с Ксенией сразу наполнили своим говором уютную небольшую квартиру Марусиной матери.

Маруся совсем не похожа на взрослую барышню-невесту. Тот же милый ребенок выглядывает из-под белой фаты и флердоранжевого венца.

В церкви Бобу непременно хочется надеть ей венец на голову.

— Это к счастью. Примета такая, — шепчет он, когда юная невеста в знак протеста отчаянно мотает головой.

Маленькому Береговому ужасно трудно держать венец над высоким Борисом. И рукав у фрака зловеще трещит, когда он силится выше поднять руку.

Но кто себя чувствует убийственно — так это Султана. В белом платье Ольги, которое ей неимоверно узко, красная и расстроенная, потому что туфли с крошечных ножек Лили страшно жмут ей ноги, она то и дело дергает меня за платье.

— Скоры кончать будут? Скоры? А то сапогы лопнут, что хорошаго! — шепчет она так громко, что кругом немногие приглашенные оглядываются и улыбаются.

А венчанье идет торжественно, несмотря на скромную группу гостей и на полупустую церковь. Все свечи горят у икон. Все светильники зажжены. Небольшая церковь сияет огнями и блеском образов и паникадил.

И как хороша эта юная брачующаяся пара, с такой надеждой и радостью, так бесстрашно глядящая в свое будущее! Он — умный и благородный, с печатью одухотворенности и бесспорно недюженного, крупного дарования на лице, она — такая юная, светлая, горячо верующая в свои силы и духовную силу своего избранника, — как они счастливы!

Смотрю на них, внимательно прислушиваясь к молитвам, и вспоминаю свое собственное венчание…

В двух комнатах-бонбоньерках настоящий пир. «Молодые» точно играют в хозяев. У них и хозяйство точно игрушечное: крошечная посуда, миниатюрные кукольные чашечки и мебель точно для ребят. Но у «молодого» смелые планы в жизни. У него «орлиные крылья», как выразился Боб. Это видно из его речи, которую он произнес, вскочив на высокий табурет.

Он поведет свою избранницу Марусю в чудесный храм искусства, где горят неугасимые огни и стелется к небу голубой фимиам славы, где цветы и радость, где нет ни горестей, ни печали.

О, он красиво говорил в тот вечер, этот талантливый Борис!

Султана сильнее, чем когда-либо, ударяла себя в грудь и вскрикивала от восторга:

— Эты хорошо! Эты хорошо! Очень хорошо эты! — И в результате, от прилива восторга, разбила крошечную и хрупкую тарелочку для фруктов.

Мы поздно разошлись в тот вечер.

Уходя и толкаясь в маленькой прихожей, мы все обратили внимание на более чем легкий костюм Султаны: тоненькая осенняя драповая кофточка в такую стужу!

— Ведь этак немудрено воспаление схватить! — возмущается Вася Рудольф. — Подписку нам, что ли, сделать на покупку для нее теплого пальто.

— Подписку! А разве она деньги возьмет? — шепчет «молодая», пользуясь случаем, когда болгарка скрылась за дверью.

— А сапоги чужие ведь она носит и ест чужие обеды без спросу, — замечает Береговой.

— И картошки тоже, — добавляет Крымов лукаво. Вася Рудольф мгновенно краснеет.

— Нет, подписку сделать необходимо. Собрать денег и, чтобы она не знала от кого, послать ей, — говорит он тоном, не допускающим возражения.

— Ладно. У меня два рубля на восемь дней. Все равно не дожить до отцовской присылки. Жертвую один, — машет рукою Боб.

— За мной рупь — целковый считайте, — вставляет Федя.

— Собственно говоря… собственно говоря, я не прочь… но… — и, после усиленного копошения на дне своего кармана, Костя вытаскивает какую-то мелочь и, отсчитав на ладони, передает ее Рудольфу.

Мы все даем, сколько можем. Рудольф лезет в кошелек. Чувствуем все, что он даст много, гораздо больше, чем все мы.

«Молодые» сговариваются между собою и исчезают куда-то, а через минуту Маруся приносит белый конвертик и вручает Васе.

— От нас, — говорит она просто и улыбается.

Выходим на улицу по обыкновению гурьбою. Впереди, далеко перед нами, при свете фонарей, маячит высокая фигура в белом Ольгином платье и драповой кофточке.

— Вася, — говорю я, обращаясь к Рудольфу, — если она когда-нибудь узнает, что ты участвовал в складчине, да еще, кроме того, явился главным зачинщиком этого дела, ее самолюбие будет страдать. Тебе необходимо помириться с нею.

— Необходимо, — подтверждают все.

— Да?

Глаза у Рудольфа растерянные и смущенные. Он никак не ожидал подобного оборота дела. Корректный и благовоспитанный немчик до сих пор не может простить Султане ее скандала с ромовым пирожным.

— Иди, иди, брат, и мирись, как знаешь, — подталкивает его Володя Кареев.

— В самом деле, Вася Рудольф, что тебе стоит, а это будет красиво и благородно, — вступается Лили Тоберг.

— Конечно, — вторит ей Шепталова.

— Правда? А ты, Саня, что скажешь? — обращается он к Орловой, авторитет которой признает весь наш курс.

Она серьезно смотрит на него.

— Конечно, догони ее и протяни ей руку.

— Аминь! Да будет так! — басит Боб и вдруг с патетическим ужасом прибавляет:

— Лорды и джентльмены, а что если она вцепится в него?

Мы хохочем. Вася мчится галопом по тротуару и кричит во все горло:

— Султана! Подожди! Мне надо тебе что-то сказать!

Болгарка неожиданно останавливается посреди тротуара.

— Ну, кончено теперь. Погиб во цвете лет наш Василий, — острит Федя.

— Нда-а. Покажет она ему картошку, — соглашается Боб.

Но все опасения напрасны. Они возвращаются к нам, мирно разговаривая, как ни в чем не бывало. И все вместе мы продолжаем путь.