Сергей Есенин. Подлинные воспоминания современников - Коллектив авторов

В «Романе без вранья» Мариенгоф приводит забавный диалог:

– А ведь у меня, Анатолий, за всю жизнь женщин тысячи три было.

– Вятка, не бреши.

– Ну, триста.

– Ого!

– Ну, тридцать.

– Вот это дело.

Близкий друг, поэт В. Эрлих передает такие слова Есенина: «Слушай! Как ты думаешь? Почему так бывает? Женщин в этом мире – до черта. А на меня одна шваль скачет?..»

В. Чернявский: «К женщинам из литературной богемы Сергей относился с вежливой опаской и часто потешал ближайших товарищей своими впечатлениями и сомнениями по этой части. С наивным юмором, немного негодуя, он рассказывал об учащающихся посягательствах на его любовь. Ему казалось, что в городе женщины непременно должны заразить его скверной болезнью («Оне, пожалуй, тут все больные»). Их внешняя культурность не рассеивала этого предубеждения».

Из воспоминаний журналиста и прозаика С. Борисова:

«Ту роль, которую играли в жизни Пушкина женщины – романтика любви, пафос “чувственной вьюги”, незабываемые строфы всечеловеческого лиризма, – в жизни Есенина женщина так сильно не сказалась. Кажется, женщины производили на Есенина действие отталкивающее… Были и исключения…

Ведь и себя я не сберегДля тихой жизни, для улыбок.Так мало пройдено дорог,Так много сделано ошибок.

Беда Есенина была в том, что те женщины, которые никли к нему, были далеки ему – слава и внешность привлекали их, а Есенин обманывался или шел на их призывы с затуманенными от вина глазами и безрассудно растрачивал свою душу, свои чувства…

Однажды, встретив его в подвале кафе “Стойло” в кабинете, откуда ушла только что женщина, он, с искаженным от отвращенья лицом, сказал мне:

– Обкрадывают меня, сволочи…

Не о матерьяльном тут шла речь.

И презирал же Сергей этих женщин. Ничего тут, конечно, рыцарского не было, честь их он не щадил, да и не скрывал он этого от женщин…

Помню, летом в 1923 г. я встретил его на Тверской в обществе элегантной дамы. Знакомя меня, он сказал:

– Я ее крыл…

Дама, красная, как помидор, крутила зонтик… Чтобы выйти из замешательства, я начал говорить о каких-то делах…

Сергей бесцеремонно подал даме руку, поцеловал и сказал:

– Ну, до свидания… Завтра приходите.

Когда дама ушла, я начал ему выговаривать.

– А ну их к черту, – ответил так, или еще резче, Сергей, – после них я так себя пусто чувствую, гадко…»

Поэт В. Чернявский: «С женщинами, говорил он, ему по-прежнему трудно было оставаться подолгу. Он разочаровывался постоянно и любил периоды, когда удавалось жить “без них”; но зато, если чувственная волна со всеми ее обманами захлестывала его на время, то опять-таки по-старому – “без удержу”. Обо все этом он говорил попросту, по-мужски, и смеясь, но без грусти и беспокойства».

Поэт Р. Ивнев: «Есенин имел такой огромный успех у женщин, который как бы затмевал его собственные чувства».

А. Мариенгоф: «Обычно любят за любовь. Есенин никого не любил, и все любили Есенина».

С гражданской женой Анной Изрядновой поэт познакомился в 1913 году в типографии «Товарищества И. Д. Сытина», где Изряднова служила корректором, а Есенин – посыльным, а потом подчитчиком, помощником корректора. Сняли квартиру в Москве, около Серпуховской заставы, и через год родился сын Юрий. Все последующие браки будут похожи на этот: отсутствие какого-либо интереса к семье, неумение вести совместную жизнь, неумение строить длительные отношения. Расставшись с Изрядновой, Есенин поддерживал с ней дружеские отношения, навещал ее в трудные минуты своей жизни. В последний раз они виделись осенью 1925-го, незадолго до его поездки в Ленинград. Воспоминания Изрядновой – простые, честные, без украшательства и самолюбования, краткие – как и ее жизнь с Есениным. О самой Изрядновой оставила воспоминания Татьяна, дочь Есенина и Зинаиды Райх: «Анна Романовна принадлежала к числу женщин, на чьей самоотверженности держится белый свет. Глядя на нее, простую и скромную, вечно погруженную в житейские заботы, можно было обмануться и не заметить, что она была в высокой степени наделена чувством юмора, обладала литературным вкусом, была начитана. Все связанное с Есениным было для нее свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему был ей совершенно ясен – оберегать. И вот – не уберегли. Сама работящая, она уважала в нем труженика – кому как не ей было видно, какой путь он прошел всего за десять лет, как сам себя менял внешне и внутренне, сколько вбирал в себя – за день больше, чем иной за неделю или за месяц…»

Первой официальной женой Есенина стала Зинаида Райх. Познакомил их поэт Алексей Ганин, в марте 1917-го пригласивший в поездку по Вологодчине. Там же, в церкви Кирика и Иулитты, в деревне Толстиково Вологодского уезда, Есенин и Райх спешно обвенчались. «Вышли сто, венчаюсь. Зинаида», – отправила она тогда телеграмму отцу.

В. Чернявский вспоминал: «Жили они без особенного комфорта (тогда было не до того), но со своего рода домашним укладом и не очень бедно… И он и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начавшуюся голодовку, приветливыми хлебосолами. По всей повадке они были настоящими “молодыми”… Мне впервые открылись в нем черточки “избяного хозяина” и главы своего очага. Как-никак тут был его первый личный дом, закладка его собственной семьи… У небольшого обеденного стола близ печки, у которой мы трое по вечерам за тихими разговорами (чаяниями и воспоминаниями) пекли и ели с солью революционную картошку, нередко собирались за самоваром гости».

А. Мариенгоф: «Зинаида сказала ему, что он у нее первый. И соврала. Этого – по-мужицки, по темной крови, а не по мысли – Есенин никогда не мог простить ей. Трагически, обреченно не мог. <…> Всякий раз, когда Есенин вспоминал Зинаиду, судорога сводила его лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки:

– Зачем соврала, гадина!»

«Они стали мужем и женой, не успев опомниться и представить себе хотя бы на минуту, как сложится их совместная жизнь», – пишет в воспоминаниях дочь Райх и Есенина Татьяна. Райх была хорошей женой – да у Есенина и не было плохих, – старалась наладить быт, чтобы он мог писать стихи и ни о чем не тревожиться. Правда, с переездом из Петрограда в Москву начались финансовые и бытовые трудности, а затем и семейные ссоры. Есенин пил, скандалил, часто сбегал, как и от Изрядновой.

М. Левин: «Иногда он исчезал на несколько дней и пропадал неизвестно где с неизвестными людьми. Это было время его дружбы с Анатолием Мариенгофом, Вадимом Шершеневичем, Александром Кусиковым и другими представителями литературной богемы Москвы того времени. Зинаида мирилась с этими чертами его характера, но ей было трудно, очень трудно, и об этом она часто рассказывала моей жене».

Т. Есенина: «Безусловно, судя по рассказам матери и ее подруги – Зинаиды Гейман, сыграли роль и “друзья” отца из группы «мужиковствующих», неприязненно относившихся к моей матери. Она и сама относилась к ним с неприязнью, видя их тлетворное влияние на отца. Видимо, сыграла во всем этом деле роль и нерусская фамилия матери – Райх, которую она получила в наследство от отца – моего деда. “Мужиковствующие” настаивали на еврейском, нерусском происхождении, в то время как мать у нее была русской, даже вышедшей из захудалого дворянского рода (Анна Ивановна Викторова). Отец матери – Николай Андреевич Райх – железнодорожник, выходец из Силезии. Национальная принадлежность его затерялась в метриках прошлого века».

У пары родилась дочь Татьяна, затем, уже после разрыва, сын Константин. 19 февраля 1921 года Есенин подал заявление в суд города Орла: «Прошу не отказать в Вашем распоряжении моего развода с моей женой Зинаидой Николаевной Есениной-Райх. Наших детей Татьяну трех лет и сына Константина одного года – оставляю для воспитания у своей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписываюсь. Сергей Есенин».

Они еще изредка встречались, когда он навещал детей, уже после замужества Райх с Мейерхольдом, потом и на съемной квартире, где бывшая жена стала ему любовницей. «Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаида Райх и Дункан. А остальные… Ну, что ж, нужно было удовлетворить потребность, и удовлетворял <…> Как бы ни клялся я кому-либо в безумной любви, как бы ни уверял в том же сам себя, – все это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это искусство». Кстати, «бьет – значит любит», это тоже о Есенине. «Я двух женщин бил, – признавался он, – Зинаиду и Изадору – и не мог иначе. Для меня любовь – это страшное мучение, это так мучительно». А. Мариенгоф: «Вот ее, эту женщину с лицом круглым и белым, как тарелка, эту женщину, которую он ненавидел больше всех в жизни, ее – единственную – он и любил».