Тень ветра - Карлос Сафон

— Например?

Консьержка с заговорщическим видом изогнула бровь и незаметно осмотрелась по сторонам:

— Мальчик был не от шляпника.

— Хулиан? Вы хотите сказать, что Хулиан не был сыном сеньора Фортуня?

— Так француженка говорила Висентете, не знаю уж, с горя ли или еще почему. Та рассказала мне об этом через много лет, когда они здесь уже не жили.

— А кто же тогда был настоящим отцом Хулиана?

— Француженка ей не сказала. Может, и не знала. Эти иностранки, они такие…

— Думаете, муж ее за это бил?

— Да кто его знает. Ее трижды отвозили в больницу — слышите? — трижды. А этот негодяй трубил на весь белый свет, что она сама виновата, что она пьяница и ударяется обо все подряд в доме, как к бутылке приложится. Но я-то знаю. Он вечно скандалил с соседями. Моего покойного мужа, да будет земля ему пухом, он как-то обвинил в краже в своем магазине, мол, все мурсийцы воры и бродяги, но мы-то, представьте, из Убеды…

— Так вы, наверное, узнали и эту девушку на фотографии, рядом с Хулианом?

Консьержка снова сосредоточилась на снимке.

— Никогда не видала. Очень симпатичная.

— Судя по фотографии, они похожи на жениха и невесту, — предположил я, в надежде, что это оживит ей память.

Она протянула мне снимок и покачала головой.

— Я в этих снимках не разбираюсь. Вообще-то у Хулиана, кажись, не было невесты, ну дак если бы и была, он бы мне не сказал. Я ведь не сразу узнала, что моя Исабелита с ним крутила… вы, молодежь, никогда ничего не рассказываете. Это мы, старики, болтаем без умолку.

— А вы помните его друзей, кого-нибудь из тех, что приходил сюда?

Консьержка пожала плечами:

— Уж столько времени прошло. И потом, знаете, в последние годы Хулиан редко здесь бывал. Он подружился в школе с юношей из хорошей семьи, Алдайя, представьте себе. Сейчас о них уже не говорят, а тогда упомянуть их было все равно что королевскую семью. Куча денег. Я знаю, потому что иногда они присылали за Хулианом машину. Вы бы видели, что за машина! Такая и Франко не снилась. С шофером, вся сверкает. Мой Пако, который в этом разбирался, называл ее «ролсрой», или что-то в этом духе. Так-то вот.

— Вы не запомнили имя этого друга Хулиана?

— Знаете ли, с фамилией Алдайя имена уже не нужны, вы ж понимаете. Помню еще одного мальчика, немного шалый был, звали его Микель. Небось тоже одноклассник. Но что у него за фамилия была и как он выглядел, не скажу.

Казалось, разговор зашел в тупик, и я боялся, что консьержке не захочется его продолжать. Я решил спросить, что подсказывала интуиция:

— Живет ли кто-нибудь сейчас в квартире Фортуня?

— Нет. Старик умер, не оставив завещания, а его жена, насколько я знаю, все еще в Буэнос-Айресе, она даже на похороны не приехала.

— А почему в Буэнос-Айресе?

— Думаю, чтобы быть от него как можно дальше. По правде, я ее не виню. Она все поручила адвокату, очень странному типу. Я его никогда не видела, но моя дочь Исабелита, которая живет на шестом в первой квартире, как раз этажом ниже, говорит, что иногда он, поскольку у него есть ключ, является ночью, часами ходит по квартире, а потом исчезает. Как-то она даже сказала, что слышала стук женских каблуков. Ну, что вы на это скажете?

— Может, это тараканы, — предположил я.

Она посмотрела на меня в полном недоумении. Вне всяких сомнений, тема была для нее слишком серьезной.

— И за все эти годы никто больше в квартиру не входил?

— Крутился здесь один тип весьма зловещей наружности, из этих, что все время улыбаются и хихикают, но в каждом слове подвох. Сказал, что он из криминальной бригады. Хотел осмотреть квартиру.

— Он объяснил зачем?

Консьержка отрицательно покачала головой.

— Вы запомнили, как его зовут?

— Инспектор такой-то. Я даже не поверила, что он полицейский. Что-то тут не так. Видать, какие-то личные счеты. Я отправила его на все четыре стороны, сказала, что у меня нет ключей, и, если ему что-то нужно, пусть звонит адвокату. Он ответил, что вернется, но больше я его здесь не видела. Да и слава богу.

— А вы, случайно, не знаете имени и адреса этого адвоката?

— Это вам следует спросить у управляющего, сеньора Молинса. Его контора здесь, неподалеку, улица Флоридабланка, 28, второй этаж. Скажите ему, что вы от сеньоры Ауроры, то есть от меня.

— Я вам очень благодарен. А скажите, сеньора Аурора, значит, квартира Фортуня пуста?

— Да нет, не пуста, с тех пор, как старик умер, оттуда никто ничего не выносил. Временами из нее пованивает. Небось крысы развелись.

— А можно было бы взглянуть на нее одним глазком? Вдруг мы найдем что-нибудь, указывающее на то, что стало с Хулианом на самом деле…

— Ой, нет, я не могу этого сделать. Вам надо поговорить с сеньором Молинсом, он за все отвечает.

Я обольстительно улыбнулся:

— Но, полагаю, ключи-то у вас. Хоть вы и сказали тому типу… И не говорите мне, что не умираете от любопытства, желая узнать, что там внутри.

Донья Аурора косо на меня посмотрела:

— Вы сам дьявол.

Дверь приотворилась с громким скрипом, словно надгробная плита, и на нас повеяло смрадным, спертым воздухом. Я толкнул ее, пробуждая ото сна коридор, погруженный в непроницаемый мрак. Пахло гнилью и сыростью, В грязных углах с потолка свисала паутина, похожая на седые пряди волос. Разбитую плитку, которой был выложен пол, покрывало что-то, напоминавшее ковер из пепла. Я заметил нечеткие следы, что вели в глубь квартиры.

— Матерь Божья, — пробормотала консьержка, — да здесь дерьма больше, чем в курятнике.

— Если хотите, я пойду один, — предложил я.

— Как же, так я вас одного туда и пустила. Идите, а уж я за вами.

Закрыв за собой дверь, мы на какую-то секунду, пока глаза не привыкли к темноте, замерли у порога. За моей спиной слышалось нервное дыхание женщины, и до меня долетал резкий запах ее пота. Я чувствовал себя расхитителем гробниц, чья душа отравлена алчностью и нетерпением.

— Стойте, что это за звук? — взволнованно спросила моя спутница.

В сумерках послышалось хлопанье крыльев: кого-то явно вспугнуло наше появление. Мне показалось, что в конце коридора мечется какое-то светлое пятно.

— Голуби, — догадался я. — Наверное, они залетели через разбитое стекло и свили здесь гнездо.

— Терпеть не могу этих гнусных птиц, — сказала консьержка. — Они только и делают, что срут.

— Зато, донья Аурора, они нападают только когда голодны.

Мы сделали еще несколько шагов, дошли до конца коридора и оказались в столовой, которая выходила на балкон. Посередине был полуразвалившийся стол, покрытый ветхой скатертью, напоминавшей саван. В почетном карауле у этого гроба стояли четыре стула и два запыленных буфета, в которых хранилась посуда, коллекция ваз и чайный сервиз. В углу стояло старое пианино, некогда принадлежавшее матери Каракса. Крышка была поднята, клавиатура почернела, а щели между клавишами были едва видны под слоем пыли. Напротив балкона белело кресло с истертыми подлокотниками. Рядом с ним пристроился кофейный столик, на котором лежали очки и Библия в выцветшем кожаном переплете с золотым тиснением — из тех, что дарят к первому причастию. Книга была заложена на какой-то странице алой ленточкой.

— В этом кресле старика нашли мертвым. Врач говорит, он сидел тут мертвый два дня. Грустно вот так умереть, в одиночестве, как собака. Знаете, хоть он такое и заслужил, а мне его жалко.

Я приблизился к креслу, ставшему для Фортуня смертным одром. Рядом с Библией лежала небольшая коробочка с черно-белыми фотографиями, старыми портретами, снятыми в студии. Я встал на колени, чтобы рассмотреть их, не решаясь к ним прикоснуться. Я подумал, что оскверняю память несчастного, однако любопытство взяло верх. На первом снимке была молодая пара с ребенком лет четырех. Я узнал его по глазам.

— Вот видите, это сеньор Фортунь в молодости, а это она…

— У Хулиана были братья или сестры?

Консьержка, вздохнув, пожала плечами:

— Судачили, будто из-за побоев у нее случился выкидыш, но я не знаю, так ли это. Люди любят чесать языками, уж это правда. Однажды Хулиан рассказал соседским детишкам, что у него якобы есть сестра, которую один он может видеть, что она появляется из зеркал, сама словно бы соткана из пара, и живет с самим Сатаной во дворце на дне озера. Бедняжка Исабелита целый месяц мучилась ночными кошмарами. Временами этот мальчишка был как помешанный.

Я заглянул на кухню. Стекло маленького окошка, выходившего во внутренний дворик, было разбито, с улицы доносилось нервное и враждебное хлопанье голубиных крыльев.

— Во всех квартирах расположение комнат одинаковое? — спросил я.

— В тех, что под номером два и выходят на улицу, — да.[36] Но так как это мансарда, здесь все немного по-другому, — объяснила консьержка. — У кухни и чулана есть слуховые оконца. Вдоль по коридору — три комнаты, в конце — ванная. Довольно удобно, похожая квартира у моей Исабелиты, правда, теперь здесь как в могиле.