Собрание сочинений (Том 3) - Сергей Алексеев

Смотрят солдаты - Кикикин, словно жених, с иголочки.

- Откуда?

- Как?

Отвечает Кикикин:

- Самообслуживание.

Вступили войска в Фатеж. Город Фатеж на пути к Орлу. И в Фатеже куда-то исчез Кикикин. Где-то шнырял, вынюхивал. Вернулся. Смотрят солдаты: сапоги на нём хромовые. Новые. Со скрипом.

- Откуда?

- Как?

Отвечает Кикикин:

- Самообслуживание.

В город Кромы вступила белая армия. Это рядом совсем с Орлом. Снова простор Кикикину.

Уже в тонкорунной папахе стоит Кикикин.

Доволен солдат-деникинец: и одет, и обут, и желудок всегда набит. Хорошее дело самообслуживание.

Вступили войска в Орёл. Снова исчез Кикикин. Ждут его час. Ждут день. Волноваться стали.

Вдруг видят, несётся Кикикин.

- Караул! - истошно вопит.

Посмотрели солдаты: нет ни папахи на Кикикине, нет ни сапог. Исчезли френч, галифе, рубаха.

Голым, в чём мать родила, несётся к своим Кикикин.

Что же случилось?

Раздели Кикикина солдаты соседней части. Вор дубинку унёс у вора. Нередко случалось такое в войсках Деникина. Привыкнув грабить других, деникинские солдаты стали друг друга грабить.

- Верну! Отомщу! - бушевал Кикикин.

И верно, вернул. Для острастки теперь гранатами вдоль и поперёк обвесился. Ходит как склад с оружием.

Недолго ходил Кикикин. На первой версте за Орлом погиб. И надо же на собственной гранате подорвался деникинец. Взорвалась одна из гранат Кикикина.

Поражались другие:

- Сам! На своей гранате!

Вспоминали Кикикина:

- Самообслуживание.

АВТОГРАФ

Пардон-Халилецкий - пианист, музыкант. Одобрял Халилецкий во многом белых. Знал, что они разбойничают.

- Так время такое, - говорил Халилецкий.

Знал, что казни, что розги для непокорных у них в ходу.

- Фи, - говорил Пардон-Халилецкий. - Я демократ. Я категорически против казней. Розги? Хи-хи, розги - это другое дело.

Считал он, что белые порядок несут России. Лучше они, чем красные. Впрочем, не очень ругал и красных:

- Я демократ, я демократ. Что-то есть и у них хорошее.

Захватили белые город Курск. Отмечали свою победу. На торжественный ужин был приглашён и Пардон-Халилецкий.

Сам генерал Кутепов пришёл на ужин. Генералы в зале. Юнкера, офицеры, нарядные дамы в зале.

Играл Халилецкий на фортепьяно. Играл. Старался.

Похлопали дружно ему офицеры. Генералы улыбкой встретили. Дамы кричали:

- Браво!

Кланялся важно Пардон-Халилецкий. Был на десятом небе. Попросил он на память автограф Кутепова.

Пригласили к столу музыканта. Выпил шампанского. Милое общество!

Хорошо на душе у Пардон-Халилецкого. Дружно кричал с другими:

- Слава Деникину!

- Слава Кутепову!

- Май-Маевскому долгие лета!

Были танцы, затем и карты. Заговорили потом о красных. Не удержался Пардон-Халилецкий. Полез со своим любимым:

- Я демократ, я демократ. Что-то есть и у них хорошее.

Обернулись на эти слова офицеры. Генералы глаза скосили. Посмотрели, как змеи, дамы.

- Что-то хорошее?

Выпил Пардон-Халилецкий шампанского. Море ему по колено.

- Так точно, хорошее, - сказал Халилецкий. - Хи-хи, не секут они, скажем, розгами.

Сказал и этим подал идею.

Насупился Кутепов.

- Красный змеёныш, - прошипел генерал какой-то, что-то шепнул кому-то; какой-то полковник куда-то повёл глазами; какой-то поручик едва заметно кивнул головой и тихо ответил:

- Есть.

Поманили за дверь Халилецкого. Вышел. Схватили его офицеры. И тут же, как куль, в подвал.

Скрутили, связали, на лавку бросили. Взлетели, как сабли, над Пардон-Халилецким розги.

- А-а-ай! - завопил Халилецкий. - Я пианист! Я музыкант! Я демократ!

- Демократ! - хихикают офицеры.

Взлетают, взлетают розги.

Больше недели отлёживался после этого Пардон-Халилецкий.

Остался на память автограф Кутепова. Один - на бумаге, второй - на теле.

РОМАШКИ

Во время наступления генерала Деникина на Москву в городе Харькове для деникинской армии был организован сбор средств. Объявили в Харькове День ромашки. Лето. Как раз уйма в полях ромашек. Вот и стали их продавать на улицах города. Появились сотни корзин с цветами. Продавцы их были дети. Разнаряженные, разодетые. В матросках мальчики. В бантиках девочки. Сынки и дочери богатых родителей.

Плата за ромашки могла быть любой. Возьми ромашку, а в корзину положи сколько хочешь - хоть копейку, хоть сто рублей.

Сбор от продажи ромашек и поступит в фонд деникинских войск.

Оживились улицы Харькова. Повалили к цветочным корзинам все те, кто против Советской власти, кто за Деникина. Кто рубль, кто два, кто полтину, кто двадцать копеек в корзину бросит. Особенно стараются местные богатеи, обходят один другого.

- Я десять рублей положил!

- Что - десять, я - двадцать!

- Что - двадцать, я - тридцать!

- Что - тридцать, я - сорок!

- Подумаешь - сорок. Я сто положил целковых!

Мальчишка Игнашка Сверчок, это прозвище было Игнашки, оказался на редкость в тот день смекалистым.

Не в семье богачей появился на свет Игнашка. В железнодорожных мастерских работал рабочим его отец. Соседи по дому, соседи по улице тоже простые рабочие люди.

Спохватились в тот же день на рабочей улице: где же Сверчок Игнашка?!

Мать всполошилась. Отец всполошился. Всем домом пошли на поиски. Лишь к вечеру вернулся домой Игнашка.

Идёт, как луна сияет. Держит в руках корзину.

Заглянули в корзину люди. На дне лепестки от ромашек. Рядом целая горка денег.

- Для рабочей кассы, - сказал Игнашка. (Была у рабочих такая касса для общих нужд.)

Догадались люди, где пропадал Игнашка.

А на следующий день притащили соседи газету. И вот тут все без конца дивились. Напечатан в газете снимок. На снимке Игнашка, а рядом с ним генерал Деникин. Ниже подпись, что сам генерал Деникин купил у Игнашки за десять рублей ромашку.

Пригодились Игнашкины деньги. Передали их рабочие из рабочей кассы на нужды харьковским революционерам-подпольщикам.

Долго вспоминали тогда Игнашку:

- Ну и Сверчок! Ну и Сверчок! Деникину всунул, шельмец, ромашку.

Получилось: Деникин на борьбу с Деникиным раскошелился на десятку.

ВСЕ УШЛИ

Тяжело для молодой Советской страны сложились дела на юге. Партией большевиков брошен призыв:

- Все на борьбу с Деникиным!

Ваня Заброда, Петя Зимянин и Люба Кубанчик собрались добровольцами в Красную Армию. Явились на сборочный пункт.

Отвечают им:

- Молоды ещё! Молоды!

И верно: им по 15 лет.

Однако мечтают друзья о фронте, о защите Советской власти.

Представляет Ваня Заброда себя верхом на боевом коне. Вот он лихо на белых скачет. Шашка в руке грозным огнём сверкает. Разбегаются белые.

Петя Зимянин - артиллерист. Старший в батарее.

- Огонь! Огонь! - командует Петя.

Летят снаряды. Точно ложатся в белых.

И Люба Кубанчик мечтает о подвигах. Сумка висит у неё на плече. Красный крест на сумке. Сестра милосердия, сестра милосердная Люба Кубанчик. Вот она с поля боя выносит раненого.

"Сестрица, спасибо", - шепчет боец.

Лежат ребята в травах. О своём мечтают.

Ваня Заброда к Пете:

- Стреляешь?

- Стреляю, - признаётся Заброде Петя.

Петя Зимянин к Ване:

- Скачешь?

- Скачу, - отвечает Ваня.

Вместе они к Любе Кубанчик:

- Спасаешь? Тащишь?

- Тащу, - признаётся Люба.

Мечтали, мечтали. И вдруг решили:

- В город идём!

- В райком комсомола.

- Верно!

- Там разберутся.

- Возьмут.

Отправились друзья в уездный город, в райком. Подходят, встречают ребят, таких же, как они. Тоже о фронте мечтают.

- Закрыт, - говорят, - райком.

- Как закрыт?

- Почему закрыт?

Подошли к двери. Висит объявление.

Читает Ваня:

- "Райком закрыт. Все ушли на фронт".

Растерялись друзья. Огорчение на лицах.

А мимо спешат ребята:

- Хотите с нами? Пойдёмте. Часть формируется.

И верно, создавалась новая красноармейская часть для борьбы с Деникиным.

Отправились друзья прямо в часть.

- Возраст? - спросили в части.

- Шестнадцать лет, - ответили дружно ребята.

Ваня Заброда для надёжности даже сказал:

- Семнадцать.

Посмотрели на них командиры. Глаза у ребят как огонь горят.

- Попробуем, что ли? - обратился один командир к другому.

- Можно, пожалуй, - сказал командир второй.

Зачислили в красноармейскую часть подростков. Ушли комсомольцы на бой с Деникиным.

МИЛЛИОН

Белогвардейскому полку, который первым вступит в Москву, был обещан миллионный приз.

Наделал шуму в деникинской армии этот приз. Командиры полков спокойного сна лишились.

Полковник Ордын-Нащокин одним из полков командовал. Ордын-Нащокины дворяне. Ещё при первых царях Романовых, при царе Михаиле Романове и Алексее Михайловиче, вошёл в известность их древний род. Есть что вспомнить полковнику Ордын-Нащокину, есть чем гордиться. Служил он при царе Николае II в Петербурге в гвардейском полку. Был в Зимнем дворце обласкан. Даже с братом царя дружил.