Кости мертвецов - Шарлотта Джей

— Можно мне хотя бы заглянуть в оглавление, под вашим присмотром, разумеется? — попросил он, бросив взгляд на книжный шкаф.

На этот раз у Найала не было причин отказать ему, но он не двинулся с места, а только сказал:

— Может быть, сумею сообщить вам то, что вы хотите узнать. Я знаком с этой книгой.

— Возможно, и сумеете. Там есть глава о…

— Вада? — перебил Найал, вгоняя Вашингтона в краску своим взглядом. — Да, есть, я знаю. Но ворожба — настолько неточная наука, что невозможно сказать, действуют ли чары вада Ороколы так же, как и чары колдунов из долины Бава. Эти два района далеко друг от друга. Но, поскольку мы ничего не знаем о долине Бава, вам стоит этим заняться.

Вашингтон рассмеялся, чтобы скрыть испуг.

— А что навело вас на мысль, будто я интересуюсь колдовством долины Бава? — спросил он и тут же пожалел об этом.

Найал не смотрел на него. Он выдвинул ящик стола и достал жестяную коробку с сигаретами.

— Случай с Уорвиком… — Он пожал плечами. — Думаю, вы интересуетесь самой крайней формой магии, магией убийства. — Глаза его смотрели куда-то вдаль, а голос напоминал бесстрастный, равнодушный тон лектора. — Существует несколько методов. Например, укалывание на расстоянии. Спрятавшийся или невидимый колдун укалывает свою жертву каким-нибудь острым орудием, что вызывает неизлечимую болезнь, и жертва умирает. Туземцы объясняют это по-разному. Некоторые утверждают, что колдун вводит в тело жертвы инородное вещество, другие говорят, будто бы он крадет душу. Есть и еще один вид магии, коллективный. Один человек устраивает засаду на жертву и подстреливает ее, потом появляются остальные, разрезают тело и извлекают душу. Затем приходят другие люди и из частей снова складывают тело, после чего жертву оживляют и отсылают домой, в деревню. Человек не помнит, что с ним произошло, но у него уже нет души, он ложится и умирает. В этом случае жертвы не знают о колдовстве загодя. Им или сообщают об этом, или они боятся, что такое может случиться, или же, если они заболевают, считается, что имела место ворожба. — Далее, в магии могут использоваться принадлежащие жертве предметы. Вам наверняка знаком этот способ: он распространен по всей территории. Сначала нужно достать что-либо, представляющее жертву: что-то, что он носил на теле, на чем сохранился его пот, например потерянная нарукавная повязка, или остатки пищи, которую он ел, или локон его волос. Потом этот предмет подвергается различным процедурам и обычно помещается в трубочку бамбука вместе с особой грязной смесью, часто экскрементами жертвы. Когда из трубочки вылетает затычка, — он сделал выразительный жест рукой, — все… конец.

— Понятно. — Вашингтон бросил окурок на пол и наступил на него каблуком. Все это ему было известно, и он знал, что Найал знает, что ему это известно. Он взял со стола один из камней и осмотрел его. — Кто такие вада? — спросил он.

— Да почти все. Есть, конечно, и знаменитые колдуны, но ворожбой может заниматься каждый, при условии, если знает заклинания, умеет изготовить амулет и нужную смесь и убедить в своих способностях остальных, причем последнее — самое важное.

— А как они защищаются? Жертвы, я имею в виду?

— Тоже магией. Кажется, есть только один способ. Если вы боитесь колдовства, вы нанимаете себе колдуна, который вас защищает.

— А мертвецы? — спросил Вашингтон, глядя на камень в руке.

— Мертвецы? Вы хотели спросить, боятся ли туземцы мертвецов?

Вашингтон засмеялся и сказал как можно непринужденнее:

— Ну, например, станут ли они бояться мести умершего колдуна?

Он напрасно старался изобразить на лице безразличие, Найал не смотрел на него. Во время всего разговора они упорно избегали встречаться глазами.

— Возможно. Они верят во все. Колдовская наука очень изменчива. Но чаще всего они, похоже, просто забывают о мертвых. Конечно, их почитают и немного побаиваются, но не так сильно, как мы. Живой колдун для них куда опаснее. А мертвый не так страшен. Представление о духе, жаждущем отмщения, больше присуще европейцам. У папуасов мстят живые, а мертвые лишаются колдовских сил. Быть может, у них не такие сложные, как у нас, понятия о виновности.

Вашингтон не улыбнулся.

— Виновность! — Он положил камень на место и взял черный орех с покрытой резьбой кожурой. — Но ведь такое возможно; об этом что-нибудь известно?

— Чтобы мертвый колдун совершал пурри-пурри? Конечно, это возможно. Возможно все, это зависит от того, во что и насколько сильно вы верите.

— Мне кажется, сами вы относитесь к этому не особенно серьезно.

— О, безусловно, иногда происходят странные вещи. Но не стоит придавать им слишком большого значения.

— Вам не кажется, что глупо, — резко проговорил Вашингтон, — так презрительно относиться к тем явлениям, свидетелями которых зачастую становимся мы сами?

Теперь Найал обратил на него взгляд своих огромных глаз.

— Глупо или нет, — сказал он, — но так оно лучше. Я знаю только, что в этой стране нужно стоять обеими ногами на земле. Люди здесь, как вам известно, ничего не делают наполовину. И в поступках, и в мыслях они не знают середины. Люди здесь не просто пьют, они настоящие алкоголики; когда они делают деньги, они сколачивают целое состояние; когда же они проигрываются, то дотла. А когда ими овладевает страсть, они сходят с ума, — он помолчал, — или кончают с собой.

Откинув голову назад, Вашингтон залился смехом.

— Вы намекаете на беднягу Уорвика. Что ж, уверяю вас, за себя-то я спокоен. Мне еще есть зачем жить. А насчет того, чтобы стоять обеими ногами на земле, тут я с вами не согласен. Эту землю погубили как раз те, кто стоял на ней обеими ногами. Здесь нужны люди с богатым воображением, а не чванливые государственные чинуши с их крючкотворством и не эти груды мышц из буша. Здесь нужны такие, которые возьмут на себя труд понять людей, разобраться в особенностях их мышления и поставить себя на их место.

— Еще несколько лет назад я согласился бы с вами, но теперь — нет. Вам никогда не понять папуасов, Вашингтон, и вы сами это знаете. Мы здесь для того, чтобы руководить и защищать, а не для того, чтобы понимать. Только дети способны понять детей, а мы уже далеко не дети. Печально, но факт. Иногда нам хотелось бы вернуться в детство, но пути назад нет. Нам уже не являются феи. Разве что пьяницам и сумасшедшим.

— Вот как! И куда вы относите меня? — запальчиво спросил Вашингтон. Его злило, что он выдал себя. И он решил уязвить собеседника в его, как он полагал, ахиллесову пяту. — Руководить и защищать! Хорошо вам говорить.

Он хотел сказать больше, но не посмел. Остальное было понятно и без слов.